– Объяви, что сегодня состоится казнь преступника, – приказал я. – И сделайте мне кол. Этот ублюдок поднял руку на барона, и легкой смерти он не заслужил.
Густав явно был не согласен с моим решением. Подозреваю, крики Вилли слышали во всем городе – так самозабвенно он орал. Но меня сейчас не волнует, насколько жестко поступаю.
Если бы Вилли не напоролся на меч Олса, и я смог взять его тихо и мирно, все было бы иначе. Но так сложилось, что у произошедшего были свидетели, и наверняка уже все Чернотопье в курсе, что Вилли, которого тихо ненавидели во всем городе, причастен к несчастьям баронства. А значит, я не имею права проявлять милосердие.
На закате я сидел в принесенном слугами мягком кресле, листая книгу по бестиарию демонологов. На площади уже собралась толпа, и на помосте рядом со мной торчал, нацеленный в небо, кол. Темнело, но мне это ничуть не мешало – кажется, одержимость начинает брать надо мной верх, раз мне не требуется свет, чтобы читать в сумерках.
Когда на телеге привезли наскоро перевязанное тело, я поднял глаза от книги и убрал учебник, подоткнув его сбоку от себя. Погода выдалась ясная, так что зарево заката, уже подходящего к концу, протягивалось через город, будто рисуя готовую пролиться кровь преступника.
Густав, стоявший у кола, развернул свиток и, набрав воздуха в грудь, стал зачитывать приговор, который я вынес для Вилли. Список преступлений был длинным, и каждое наказание казалось собравшимся на площади горожанам страшнее предыдущего. Но никто из них – я видел это по лицам – даже не подумал слова сказать об излишней жестокости барона.
Они видели в этом справедливость.
Я махнул рукой, и подвывающего Вилли, каким‑то неимоверным чудом до сих пор сохранявшего рассудок, усадили на кол. Крик вырвался из его глотки, но быстро сошел до сипа.
Толпа на площади наслаждалась каждым мгновением, жадно впитывая чужие страдания, и мне на секунду показалось, что каждый мой подданный – это на самом деле притворяющийся человеком демон. Так горели их глаза.
– Люди всегда таковы , – услышал я шепот Ченгера в своей голове. – Посмотри, как они счастливы, Киррэл. Каждый здесь и сейчас ощущает, насколько прекрасна его жизнь. Их мучитель корчится на колу, и посмотри, посмотри, они же готовы облепить его, как мухи облепляют падаль. Боятся пропустить хоть мгновение этой казни .
Я промолчал в ответ. Говорить что‑либо не имело смысла. Принцип хлеба и зрелищ работает одинаково во все времена, и, похоже, во всех мирах. Я и не ожидал, что кто‑то будет молить о пощаде для сволочи, которая не раз и не два обходилась со своими же соседями, как с последним скотом.
– Я могу забрать его душу ?
– Только если после этого ты приступишь к нормальному обучению. За все это время, что мы провели вместе, я слишком мало узнал. И еще меньшему научился.
– Договорились , – тихо посмеялся в моей голове демон.
В следующее мгновение он возник на помосте. Воткнув когтистую лапу в затянутую пропитанным кровью бинтом грудь, с треском костей вынул бешено бьющееся сердце преступника.
– Кир‑рэл! – зарычав, демон обернулся к взбудораженной толпе, держа комок кровоточащей плоти над головой. – Кир‑рэл! Кир‑рэл!
И опьяненный произошедшим народ стал повторять за ним. Сперва негромко и неуверенно, но уже через несколько секунд – вся площадь скандировала мое имя. Лишь делегация ордена, стоящая у крыльца трактира, наблюдала за происходящим молча.
Может быть, я действительно свернул не туда и занялся не тем. И вместо вялых попыток договориться, объяснить и получить результат, мне нужно пройтись по собственным землям огнем и мечом?
Киррэл, Алый Барон Чернотопья. Звучит?
Глава 9
Я встал с кровати в своей спальне и, подойдя к окну, раскрыл ставни. Холодный ночной ветер ворвался в комнату, шевеля занавески и заставляя трепетать лампадку, дающую неяркий желтый свет. Тени, будто явившиеся из преисподней чудовища, заметались по помещению, скрадывая детали и искажая реальность.
– Не спится? – Салэм повернулась ко мне и натянула одеяло на себя, укрываясь по плечи.
Я молча кивнул и, продолжая стоять перед распахнутым окном, заговорил:
– Сегодня я понял, что одержимость сделала меня жестоким и равнодушным. Янис о таком не писал… Хотя, подозреваю, за него не написали, книжка‑то хоть и рассказывает немного правды, но все же больше просто сказка…
Она вздохнула и похлопала ладошкой по постели.
– Иди ко мне, Киррэл, – голос Салэм звучал очень тихо, и ни капли эротики в нем уже не было. – Я расскажу тебе небольшую историю, а ты просто ее послушаешь. Хорошо?
Я присел на край ложа и, взяв любовницу за руку, взглянул ей в лицо. Салэм не спешила начинать, поглаживая своим пальчиком мою кисть. Взвыл на улице ветер, судя по шелесту, заигрывая с каким‑то песком, трещал светильник на стене.
– Жила была маленькая девочка, – наконец собравшись с духом, негромко заговорила она. – У нее была большая семья. И брат. Девочка и брат оба оказались одаренными, но, кроме них, никто в семье магией не владел, и детям приходилось прятаться ото всех, чтобы об их тайне не стало известно другим.
Не нужно быть гением, чтобы понять – история о Салэм и Риттере, которого сестра убила. Что ж, видимо, пришло время выслушать свою учительницу, и я совсем не против.
– Но однажды их секрет раскрыл проезжавший через… – она на миг закусила губу, а потом продолжила. – Искоренитель Аркейна заметил брата и сестру и попросился остановиться на ночь в их доме. В оплату он предложил несколько грошей, и дети решили, что это замечательный шанс дать семье заработать. Брат хотел себе настоящий боевой нож, а девочка мечтала о голубой ленте, которую видела на ярмарке.
В комнату ворвался ветер, и от Салэм повеяло ее характерным могильным холодком. Ставни захлопнулись, и мне почудилось, что одна из теней как раз опускает крючок на них.
– Искоренителя встретили отец с матерью, и он сразу сказал им, что забирает детей учиться в Аркейне. А родителям положена крупная сумма, – она хмыкнула. – Чтобы возместить потерю помощников по хозяйству. Три талера.
Класс. Не знал, что орден покупает детей. Впрочем, это честный обмен. Необученные одаренные могут представлять угрозу для окружающих, и вместо того, чтобы просто забрать будущих членов ордена, маг заплатил их родне очень хорошие деньги.
– Девочка плакала, а брат ее утешал. Так длилось несколько недель, пока маг не привел детей в анклав. Там их разделили, девочку поселили в комнате для учениц, а брата – с другими мальчишками. И стали учить управлять даром.
Она вновь помолчала, я же погладил ее по волосам успокаивая. Сейчас я ей сопереживал, хотя вроде бы дела минувших дней, и все должно было пройти. Но, похоже, я еще не до конца утратил связь с реальностью и понимаю, как ей тяжело об этом вспоминать и тем более говорить.
Салэм рассказывала, а я представлял, как радовались двое детей, которым дали возможность не только свободно пользоваться своей врожденной уникальностью, но и помогали делать с помощью дара все более сложные и захватывающие вещи. И хотя с ними занимался какой‑то отдельный мастер пропаганды, ни Риттер, ни сама Салэм особой любовью к ордену не прониклись.
Через какое‑то время их взяли в поход. Двое искоренителей отправлялись куда‑то на юг, и будущие маги поехали с ними – набираться опыта и осваивать навыки уже на практике. Попутно оба их наставника продолжали тренировать подрастающее поколение.
А потом они достигли цели и застали деревню, охваченную каким‑то жутким проклятием. Что конкретно случилось, Салэм не знала до сих пор, однако в той деревне не выжил никто – и жители, и животные внутри поселения просто превратились в безумных тварей.
Риттер и Салэм участвовали в зачистке, убивая вчерашних крестьян и вырезая изменившийся скот. Тогда они впервые осознали, что их дар – это страшная сила, и с добрым волшебством он не имеет ничего общего. Один из искоренителей погиб, разорванный на клочки сворой мутантов. Зато он добыл артефакт, принесенный кем‑то из Катценауге.
