Глава 37
Глава 37
Утром дамы Гимлер к столу не вышли, сказавшись больными. Ванда бросилась ухаживать за ними. Анна в суете участия не принимала, Хенрик и Карл засели в кабинете, а слуги носились по замку, выполняя то одну, то другую просьбу Клары.
Несколько дней прошли относительно спокойно, потом Карл уехал к Шмидтам (постараюсь узнать про Гимлера, бросил он перед отъездом), Хенрик ежедневно уходил до вечера в деревни – подготовка к посевной уже началась. Анна тоже занялась делом: на стене устанавливались теплицы, и туда переносилась подросшая рассада, да и некоторым сельчанам была нужна помощь в аналогичных ситуациях, потому что Воронцова поделилась семенами редких пока овощей с терпеливыми и аккуратными хозяйками. В замке оставались Клара, Эмма и Ванда со слугами.
Анна Николаевна при встречах в коридорах или во дворе дам игнорировала, на вопросы отвечала скупо, Хенрик вообще почти не появлялся, предпочитая ночевать у Эриха-от греха, как говорил. Карла все не было, и Анна беспокоилась, но как она могла повлиять на скорость расследования? Оставалось ждать.
Тем временем гостьи осваивались, все чаще выходили из комнаты, исследовали замок и двор, донимали (Клара в основном) слуг расспросами о делах в усадьбе и поместье в целом, больше внимания уделяя Воронцовой. Об этом ей доложил Мирко.
-Фрау Анна, эта Клара-очень любопытная! Крутится на кухне, ходит за Вандой хвостом, всюду лезет с вопросами и советами, постоянно жалуется на жизнь, всем рассказывает, как тяжела вдовья доля, какая несчастная ее дочь. И всегда уточняет, какое положение в замке занимаете вы. Очень внимательно рассматривала рассаду, я даже боялся, как бы не попортила. И на стену, пока вас не было, залезла, чуть стекла не побила, вроде как случайно уронив доски. Еле ее оттуда Бруно выгнал, ему потом от Ванды за грубость досталось. Еще я слышал, как она у неё выпрашивала платья и остальное, мол, они почти голые убежали из дома, переодеться не во что. Наша старуха обещала поговорить с хозяином, как вернется, а пока достала из кладовой сундук и отнесла в их комнату, чтобы подобрали себе из имеющегося. Так та Эмма плакала горько, что их за приживалок держат, рыдала громко, все просила мать уехать, пусть даже и смерть их ждет на улице. Ванда расстроилась, успокаивала, потом сварила им лапшу и оладьев с медом нажарила. Прям с ума сошла с этими гостями!
Аня и вправду замечала, что Ванда изменилась: перестала советоваться, отвечала сдержанно, смотрела с осуждением и гоняла слуг нещадно. Такая тенденция настораживала. И Аня собрала свои вещи и тайком отвезла сверток к Эльзе, на хранение. Тоже от греха, поскольку замечала по возвращении из Лесной, что в комнате явно были посторонние – слуги убирались иначе. Вести с экономкой душещипательные беседы? Не стоит раздувать конфликт, пока, во всяком случае, но было неприятно..Не таким ей виделось поведение Ванды, не таким..
***
Теплицы соорудили, и Воронцова занялась пересадкой рассады. Гостьи, показательно заинтересовавшись, предложили помощь, но повозившись и перепачкавшись, Клара сослалась на боли в спине, а Эмма и вовсе упала в обморок. Притворный? Воронцова не знала, но на будущее попросила гостий не напрягаться и беречь себя. Пока она не закончила посадку на стене и в огороде - с хмурой Вандой, дамы близко не подходили, предпочитая прогуливаться по окрестностям замка, наблюдая, как ребятня высаживает подсолнухи (все еще из рассады, маловато семян, чтобы сеять россыпью), посетили мастерскую Вилли, опять расспрашивали местных –об этом донес уже стекольщик Хенрику.
-Герр Вайс, кто эти фрау? Почему они такие любопытные? И такие болтливые, голова аж разболелась от ее, старшей, трескотни! А как, а зачем, а сколько стоит, а кто покупает, а кто придумал, а почему господа не женаты? Работать не дают!
Хенрик многое от сельчан слышал о прогулках дам Гимлер и об их интересе к делам в усадьбе, и ему это нравилось все меньше. Заметил он и изменения в поведении экономки-вот уж совсем странно! И отец задерживался. Случилось что?
***
Однажды, уже когда основные полевые работы закончились, от Карла прибыл посланец. Генерал сообщил, что едет в Штудгарт и надеется вернуться к Пасхе, гостий советует в замке придержать до его приезда и быть осторожнее.
Новости не радовали. А тут еще и с Вандой стали происходить непонятные вещи. Экономка избегала общения вне служебных обязанностей, все чаще раздражалась, обижалась на самые невинные шутки. С Анной вообще перестала разговаривать, а вот у гостий пропадала все свободное время: водила их в дальние деревни по хорошей погоде, шила наряды, выделяя деньги из хозяйственных расходов (это отследил Мирко), забросила огород, периодически забывала сказанное и выглядела все хуже день ото дня. Клара почти обосновалась на кухне, всячески демонстрируя хозяйственное рвение и заботу об экономке. Все чаще обеды и ужины, на которых вновь стали собираться обитатели замка (кроме отсутствующего Карла), готовились под руководством Клары, а уборкой служанки занимались под наблюдение Эммы.
Анна пожалела, что так отстранилась. Но у неё были дела с женской бригадой: весенняя стрижка овец требовала скорой очистки шерсти, поэтому Воронцова пропадала в деревнях, в замке находилась утром, поливая посадки в теплицах и на огороде, куда Ванда вообще не заходила, и вечерами-на помывку и ужин.
Клара же с Эммой с каждым днем становились все более уверенными и здоровыми: исчезла бледность и подавленность, округлились щеки, заблестели глаза и волосы, обновились наряды. Статная блондинка с голубыми глазами, крепкой грудью и широкой улыбкой, Клара являла собой образец немецкой матроны с плакатов времен Гитлера, как помнила Анна Николаевна. Эмма тоже поправилась, смотрела прямо, спину держала ровно, ходила тихо и плавно, а говорила весьма уверенно, как хозяйка. Хенрика встречали обе, суетились вокруг наседками, подвигали тарелки и льстили, требовали рассказать о делах, жалели. Короче, очаровывали и охмуряли, совершенно не обращая внимания на присутствие Ани. Воронцова находила это забавным, изредка все же встревала в разговор и осаживала гостий едкими замечаниями или неудобными вопросами. Те злились, но сдерживались – пока, понимала попаданка. Что-то зрело в замке, определенно.
