танцевальный зал и плотно прикрыл за собой дверь. Он как будто догадался, что мне нужно побыть одной, а лучшего места для одиночества, чем эльфийская библиотека, придумать было нельзя. Из-за двери приглушённо слышалась музыка, и я провалилась в свои мысли. Дважды за сегодняшний вечер мне сообщили, что знают Иорвета очень хорошо, и я задумалась, а знаю ли его я.
Склонившись над витриной с пророчеством Итлины, я с подозрением принюхалась. Мне показалось, что тянет запахом тлеющей бумаги, и что ветхие края свитка слегка почернели. «Наверное, запах кофе из кабинета», — решила я и двинулась в глубь стеллажей, тут же забыв о пророчестве и вернувшись к думам.
Верноссиэль с Исенгримом вели счёт знакомству с Иорветом на годы, если не на десятилетия, я же встретилась с ним лишь около полугода назад. Я знала, что Иорвет просчитывает всегда и всё от начала и до конца, а значит, и нашу с ним историю просчитал, исходя из условий задачи: мне надо вернуться, а ему не вляпаться в отношения с дхойне. Следовательно, Исенгрим, как это ни противно было признавать, прав — нет смысла тянуть кота за хвост. Не прав он был в другом. Иорвет отпустит меня не потому, что я разлюбила его, а потому что не переставала любить.
В библиотеку на миг ворвалась громкая музыка, а потом снова стихла. «Последняя ночь», — прошептала я и направилась из глубин стеллажей к освещённому шарами проходу.
Иорвет ждал меня. Смотрел, как я приближалась, а я не спешила и любовалась им, его опасной красотой, как в последний раз. Подошла. Мы неподвижно стояли на расстоянии вытянутой руки, глядя в глаза друг другу. Молчали.
Он протянул руку ладонью вверх.
— Потанцуй со мной, — сказал тихо.
— Балы не для нас с тобой, — я вложила ладонь в его.
— Ерунда.
Скользящие шаги вперёд — в сторону — назад, отзывчивые объятия, разговор без слов. Мимолётная история близости под тихую музыку, доносящуюся из зала. Разошлись, вытянув сцепленные руки.
— Запиши куда-нибудь, что твою зерриканскую жену зовут Арабелла, — сказала я.
— Я уже узнал.
Тесно прижались. Моя ладонь скользнула по руке Иорвета повыше локтя, по плечу, бедром под гладким шёлком я чувствовала внутреннюю сторону его бедра. В сторону — назад, и теперь уже он ворвался в моё пространство, ладонь спустилась ниже талии, и, склонившись, провёл губами от мочки уха по шее. Я обвила его руками и мы танцевали медленно, не в такт мелодии. Не сговариваясь, соединили ладони.
***
Пространство магической изнанки исказилось — нарисованные стены библиотеки растянулись по диагонали, выгнулись, будто косые паруса при свежем бризе, и по ним бежала рябь. До комнаты Иорвета этажом выше танцевального зала было рукой подать, однако мы едва не заблудились в изменяющей конфигурацию конструкции дворца, едва не застряли в схлопывающемся и висящем почти отвесно коридоре, и нырнули в дверь комнаты в тот миг, когда пол и потолок, сморщившись, коснулись друг друга и тут же разошлись и выправились, будто коридор был сшитой из ткани трубой, которая надулась ветром.
Всё ещё держась за руки и запыхавшись от скачек по текстурам, мы ворвались в комнату и в реальный мир. Я щёлкнула пальцами у фитиля свечи, она ровно загорелась — стены, столы и стулья совершенно безмятежно стояли на положенном им месте.
— Что-то происходит, — сказал Иорвет.
Подошёл к окну, и в этот момент неплотно прикрытые створки, задрожав стёклами, распахнулись. Порыв ветра просвистел по комнате, разметал бумаги на столе и погасил свечу.
Ветер исчез, как и не было, а снизу донеслись удивлённые и чем-то восхищённые голоса. Мы перегнулись через подоконник — на балкон бального зала высыпали эльфы.
— Смотрите, вон там, опять! — крикнул кто-то.
Над чёрной рекой, поблёскивающей оранжевыми бликами от огней города, в темноте вспыхивали далёкие белые кольца и расходились по небу, словно круги по воде. Эльфы восторженно сопровождали каждую вспышку криками, и слышался звон бокалов и смех. Круги погасли, ветер поднялся пуще прежнего. Снизу заливисто взвизгнули, захохотали. Юбка шёлкового платья взметнулась. Иорвет, волосы которого трепал ветер, обнял меня одной рукой за плечо, прижал к себе. Мы стояли у окна и смотрели, как ветер сменялся сиянием в небесах, а потом снова был ветер и снова сияние.
— Сопряжение Сфер, — тихо сказал Иорвет.
Где-то на Скеллиге через портал, открытый Аваллак'хом, Цири вошла в башню Tor Gvalch’ca, чтобы остановить Белый Хлад — Белого Драйк Кина, пожирающего миры. Чтобы спасти тех, кого она любит. Сияние ушло с неба, ветер утих. Наступила тишина, вернулась осенняя ночь, и снизу с балкона обратно к танцам потянулись эльфы.
Иорвет развернул меня к себе, я целовала мягкие губы. Медленно, как никогда ещё не делали, мы раздевали друг друга. Не произносили слов — беседовали на языке любви, на котором нельзя соврать. Вели на нём долгий разговор, длиною в ночь. Последнюю ночь.
***
Над рекой поднимался серый рассвет. В бальном зале погасли свечи, с балкона не доносилось ни звука, и только из-под карниза, опоясывающего стену, слышалась голубиная возня и редкое курлыканье. Я сидела у окна, смотрела на воду, подёрнутую у берегов утренним туманом, и пыталась придумать, что сказать Иорвету. Он крепко спал и не заметил, когда я тихонько высвободилась из-под его руки, слезла с кровати и на ощупь оделась в ещё тёмной комнате. Все варианты разговора были похожи на дрянную мыльную оперу, звучали неискренне либо пафосно. Чёртов Исенгрим! И между тем он был прав — в моих интересах сгладить расставание, прикрыть задницу Исенгрима для того, чтобы Иорвет остался жить среди эльфов, не тая обид. За годы партизанства в лесах, за то время, что скоя’таэли провели в союзе с Саскией, Иорвет перерос своего учителя, стал для эльфов надеждой на лучшее, пусть неизведанное и другое, и Исенгрим интуитивно понимал это. Иорвет был нужен Дол Блатанна и желательно с репутацией, не подмоченной интрижками с дхойне.
Из-за гор встало солнце, невидимое с этой стороны дворца. Вода, в которой отразилось васильково-синее небо, замерцала вдали, за тенью от плато, слепяще-оранжевыми бликами. Я повернула голову — Иорвет сидел на постели и рассматривал меня. Потянулся за водой. Потом перебрался на край кровати
