Бойко свирепо глянул на Гинзбурга, но ничего не сказал, а инженеры сходу стали прикидывать, как перекомпоновать радиатор и воздушные потоки через и вокруг него. Я же полез по танку дальше. Боевое отделение, увенчанное стандартной для Т-26М башней, но "усиленного бронирования" привлекло меня интересным решением размещения боеукладки. Расположить снаряды можно было только на бортах и задней стенке МТО, для обеспечения необходимого их количества пришлось применить двойные зажимы. Если бы снаряды просто разместили горизонтально один над другим, то до крыши боевого отделения влезло бы штук восемь. Пять таких укладок, одна спереди и по две по бортам, составили бы боекомплект из 40 выстрелов. Здесь же применили шахматное расположение патронов в укладке, подобно двухрядному магазину, втиснув туда, при незначительном увеличении ширины, сразу пятнадцать выстрелов. Правда извлекать их можно было строго в порядке сверху вниз, что было признано мелочью по сравнению с БК в 75 штук вместо 40-ка. За боевым отделением оставался отсек, длиной равный высоте корпуса, то есть 115 сантиметров. В нём, внизу, вдоль бортов были поставлены топливные баки, обеспечивающие запас хода в 100 километров каждый, служащие, одновременно, лавками, на которых тесно могли бы разместиться четыре человека, имеющие в своём распоряжении дверь в задней стенке корпуса. Или установлена командирская радиостанция с отдельным радистом. На мой вопрос по поводу такого экстравагантного для танка решения, неоправданно увеличивающего массу, мне объяснили, что это продиктовано именно тем, что шасси создавалось универсальное для танков и САУ. В короткий корпус у Траянова ну никак не получалось впихнуть 152-мм гаубицу образца 1909/30 года или 107-мм пушку образца 1910/30 года с достаточным боекомплектом.
В целом машина мне понравилась своим бронированием в 45 миллиметров вкруговую, правда, большая часть бронеплит, за исключением нижнего и двух верхних лобовых листов, перед водителем и радиатором соответственно, расположенных под углом в 60 градусов к горизонтали, была вертикальной. Особняком стояло лобовое бронирование башни. 45-мм бронелист не смогли согнуть и нашли выход в комплекте из двух 30-мм листов, вставленных один в другой и сваренных между собой по периметру. При этом, поверхностной закалке подвергался только внешний. Получилось, что башня спереди была прикрыта 60-мм бронёй.
Немного портило общую картину вооружение из короткой пушки КПТ, которые, со снятием с серии на Кировском заводе, стали жутким дефицитом. Привод горизонтального наведения, доставшийся новому танку по наследству от прежних Т-26М и Т-28, неважно справлялся с потяжелевшей башней. Танк Т-126 вышел немного тяжелее прописанных в ТТЗ 20 тонн. Гинзбург заверил, что ему обещали новую 30-калиберную 76-мм пушку с полуавтоматическим затвором и обещал попинать электромеханическую промышленность с целью получения более мощных моторов. С весом же не обнадёжил, заявив, что конкуренты тоже в 20 тонн не уложились, как и проект со стандартным плоским ЯГовским мотором.
Коли речь зашла о конкурентах, я поинтересовался новостями.
— В Ленинграде что-то мудрят, всё напрочь засекретили даже от себя самих, — улыбнулся Гинзбург. — Однако достоверно известно, что обеспечить вращение малых башен Т-28 и одновременно усилить бронирование до 45 мм не удалось. В Харькове же мудрить не стали, просто увеличили бронезащиту до ТТЗ, а увеличение веса компенсировали пятикатковой ходовой с подвеской Кристи и 520-сильным шестицилиндровым плоским мотором на агрегатах оппозита ЗИЛ и авиационного АЧ-100-12, от последнего взяли коленвал и детали ТНВД. Новый корпус они упростили, убрав носовое сужение и разместив рядом с водителем ещё одного члена экипажа с курсовым пулемётом, и понизили, даже сверх меры, из-за чего водитель и стрелок сидят головой в литых броневых колпаках-люках, заходящих на лобовой лист и откидывающихся вверх, избавились, получается, от наследия БТ-2. Башня же так и осталась у них двухместной, так как, в противном случае, широкий погон пришлось бы надвинуть на шахты подвески. Правда, говорят, будто в Т-34 будет установлен "тройник" из 45-мм пушки, 7,62-мм пулемёта и 40-мм автоматического гранатомёта с ленточным питанием. В таком случае, при стрельбе по небронированным целям, командир танка становится свободным от необходимости постоянно заряжать пушку и может вести наблюдение и корректировку огня. Сильный соперник, — подвёл главный конструктор спецКБ ЗИЛ итог, показав рисунок, на котором был изображён почти что тот танк, который навсегда отпечатался в моей памяти, разве что, с очень приземистым корпусом.
— Зря вы это здесь понавешали, — кивнул я на размещённые на башне спаренные фары от ЗИЛ-5, — снесёт в первом же бою. Попробуйте вместо них какие-нибудь осветительные ракеты. Направляющие можно на внешней броне башни разместить, а пульт внутри у командира. Заодно так же и дымовые гранаты можно отстреливать при нужде.
— Эх и заживём теперь! — потирая руки хромал вокруг Т-126 Бойко. — Теперь бронебойщики точно умоются. Ишь ты, изобрели новый патрон для ПТР и навострились 30-мм броню ковырять! Всё, хватит, пушку в руках уже не потаскаешь, по окопам не побегаешь. Да и пушка не всякая возьмёт. Прямо скажем, у нас до дивизионной артиллерии нет ничего, что могло бы этот танк взять!
— Тоже мне, невидаль, — отозвался я непочтительно, — спорим, я пробью его оружием, которое можно одному человеку в руках унести?
— Врёшь?!
— А вот посмотрим!
— А пойдём, покажешь!
— А не торопись, его сперва сделать нужно. С тебя, кстати, бронелист. Кто проиграл, тот за него и платит.
Леший побери мою горячность, но очень уж захотелось "умыть" Бойко свысока отнесшегося к конструкторам стрелковки. Об этой эпопее я узнал от своих, от группы, занимающейся стальными сердечниками. В ноябре им пришёл заказ на станок для массового изготовления пуль нового, 14,5мм бронебойного патрона, который был разработан в 1935 году, так как 12,7мм с бронёй Т-26М и Т-28 не справлялся. И вот теперь, когда и патрон и пятизарядное ПТР Симонова были приняты на вооружение, оказалось, что танки подросли и их шкура снова стала не по зубам пехоте. Следовало бы уже подумать о гранатомёте, но для этого надо было привлекать ракетчиков, которым сейчас не до меня. К тому же, требовалось участие артиллеристов, так как нужен был чувствительный и, одновременно, безопасный взрыватель. В общем, это показалось мне слишком сложным и я пошёл другим путём, правда, не сразу.
В начале февраля в моторный отдел промышленного управления ГЭУ НКВД передали дело Чаромского. Суть его состояла в том, что в Крыму, во время учебного полёта столкнулись два новейших советских морских истребителя И-18 с двигателями этого конструктора. Машины были потеряны, но лётчики выжили и обвинили в случившемся именно двигателистов. Чтобы разобраться в вопросе, я затребовал дополнительную информацию по самолётам, но, очевидно, без допроса свидетелей обойтись было никак нельзя и я, взяв с собой сержанта госбезопасности Сафонова, вылетел в Евпаторию.
Летели спецрейсом, на наркоматовском АИР-5, с промежуточными посадками, что избавило нас от хлопот с гостиницей, так как, приземлившись на аэродроме Евпаторийского авиагарнизона, мы сразу попали в объятия местного особиста, который взяв на себя заботу о нашем размещении, поселил нас в комнате для политзанятий рядового состава прямо в казарме. В тесноте, да не в обиде. Зато к работе близко и сейф для документов имеется. Весь остаток вечера, захватив ещё и полночи, я с ними-то и знакомился.
Судя по технической документации, истребители И-17 и И-18 являлись переделкой под дизель жидкостного охлаждения бензиновых И-15 и И-16, но эта переделка оказалась столь глубокой, что пришлось давать отдельное название. Технология изготовления самолётов осталась прежней, а вот обводы фюзеляжа, при оставшемся почти неизменным крыле, похудели.
Биплан И-17 не оправдал надежд морских лётчиков в отношении дальности, так как имел запас топлива, как и его бензиновый прародитель, 150 килограмм, что обеспечивало всего 40 минут полёта на полной мощности двигателя и около часа пятнадцати на крейсерской 75-процентной. Серия из двенадцати машин, выпущенная для войсковых испытаний, стала первой и последней, а единственный поставленный в строй 29-й эскадрильи авиаотряд, базировался здесь же в Евпатории.
И-18, "худой" моноплан, напротив, с запасом топлива в 360 литров мог на полной скорости, достигавшей 520 км/ч, лететь целых полтора часа, а его перегоночная дальность достигала тысячи восьмисот километров при скорости 300 км/ч. Вооружение истребителя составляли три пулемёта ШКАС. С перспективой замены одного из них, установленного в развале цилиндров и стреляющего через полый вал редуктора, на крупнокалиберный пулемёт или пушку. Понятно, что самолёт с такими характеристиками сразу же после первого удачного испытательного полёта засекретили.
