Раз — шомпол извлекается из оси барабана, проворачивается на держателе, в результате чего оказывается напротив каморы барабана. Два — откидывается вниз дверца, закрывающая правую сторону заднего торца барабана. Три — открывается донце гильзы расположенного в каморе патрона. Четыре — путем нажатия на торец головки шомпола выталкиваются горячие и дурманяще пахнувшие сгоревшим порохом цилиндрики. Четыре — звонко встают на пустое место их новые братья. Пять — сыто и довольно клацает дверца насытившегося патронами барабана вставая на свое место. Все, можно снова стрелять!
Леонардо выбрал левый револьвер. Откинул дверцу, провернул барабан, оглядывая округлости капсюлей на донце гильзы— в центре ли, не повреждены ли? Со звонким щелчком закрыл. Плавным движением быстро вскинул оружие на уровень глаз, совместил высокую мушку и целик на приподнимающейся планке на одной линии — все это тоже изобретение грандмейстера!
Дат-ц! Дат-ц! Дат-ц!
Грохот выстрелов разгоняет всю живность вокруг поляны. Рождает эхо и звенящую тишину в миллисекундных перерывах.
Широкий шаг лево, уход от белых, густых клубов дыма. Выбор следующей мишени. Еще три выстрела в мишень, что чуть выше других, последний выстрел в крайнюю. Ловкий проворот револьвера на пальце, рукоять опустошенного револьвера через мгновение смотрит в сторону Пиллини и тут же исчезает, а вместо нее тычется в раскрытую ладонь рукоять заряженного.
Дат-ц! Дат-ц-ц! Дат-ц-ц-ц!
Эхо выстрелов широко гуляет по лесу, блуждает между стволов деревьев, путается в голых ветвях кустов. Недовольно и голодно лязгает боек револьвера, нет больше для него пищи. Леонардо так же не глядя сует револьвер слуге:
— Перезаряди!
Шагает к мишеням чуть увязая в снегу, не отпуская взглядом куски ткани с лохматыми дырам.
Неплохо! Девять попаданий точно в неровный круг с точками-глазами. Три в центр воображаемой груди. А вот два попадания в пустой низ и вверх мишеней. Рука дрогнула, смазался выстрел. Но все равно, все равно неплохо!
— Франсуазо! Уголь!
— Я вас понял, милорд!
Леонардо возвращается с полпути к огневому рубежу, туго подтягивает шнуровку сапог, задирает воротник куртки, снимает шляпу, оставаясь с непокрытой головой. Туго обхватывает ремешками и затягивает раструбы перчаток — если снег и попадет, то немного. Бруно протягивает головной плат с уже готовым, только затянуть, узлом. Складки плата прихвачены грубыми стежками черной нити — работа рук мужчины, не легких пальчиков швеи. Ладони обхватывают рукояти револьверов. Вдох-выдох, вдох-выдох. Азарт внутри накипает жаркой волной. Волнующее и тревожное сомнение как на романтическом свидании — получиться сегодня улучшить результат или нет, будет ли к нему благосклонна госпожа Удача? Не напрасны ли долгие часы тренировок и не в пустоту ли им брошено полновесное золото флоринов?
Мастерства мало, мастерства недостаточно, он всего лишь пятый раз пытается повторить показанную ему стрельбу с двух рук. Показанную случайно, на заднем дворе трактира, за один флорин грязной дармутцкой чеканки в качестве ставки. О, вот там было мастерство, вот там был опыт. И из чего? Из кремниевых револьверов, со взводом курка о локоть! Но как стрелял тот наемник-револьвист, не назвавший своего имени, хам и грубиян, с дурацким прозвищем Локоток! Как он стрелял! В падении, в передвижении, лежа, двигаясь, стоя. Леонардо запомнил все его движения, все шаги, все стойки в мельчайших подробностях, а потом перенес запомненное на бумагу в скупых линиях рисунков. Сможет ли и он когда-то так стрелять? Сможет! Он сможет! Главное верить в себя и оттачивать движения, набирать опыт и умение. Когда-нибудь и он поразит этого безымянного стрелка!! Леонардо вскинул револьверы к плечам — готов!
Шаг вправо и револьвер с продольной царапиной на стволе смотрит бездонной тьмой ствола в центр мишени — в голову не попасть, даже не стоит и пытаться, левый в опущенной руке ждет своей очереди. Выстрел! Падение на колено, руки скрещиваются в упор, выстрел, выстрел. Отдача толкает назад, Леонардо ей не сопротивляется, переводя падение в кувырок через спину. Револьверы плотно прижаты к груди, холод не успевает догнать разгоряченное тело. Колени проминают снег, поза «раскаивающегося». Вновь «крест» и выстрел, выстрел, выстрел! Опять кувырок, на этот раз вбок влево. Перелив тела в стойку стрельбы с одного колена — выстрел, выстрел! Встать в полный рост, шаг влево, присесть непристойно, словно жаба готовая к прыжку — выстрел, выстрел. Два широких шага в сторону низко пригнувшись, резко упасть и опереться на колено. Револьверы поочередно извергают из вороненных стволов раскаленные кусочки свинца, короткие снопы пламени, рваные клубки дыма. Контролируемое падение на правый бок, переворот и лежа с упором на локти добиваются два последних патрона. Все. Револьверы разряжены. И напряженная тишина на поляне. Ее можно резать ножом, накладывать тяжелыми ломтями на блюдо и вкушать мелкими кусочками, чуть касаясь несуществующего блюда малой частью ушных раковин. Но никто не жаждет такого обеда.
Леонардо медленно, даже нарочито лениво поднялся на ноги. Револьверы горячей тяжестью тянули руки вниз, не хотелось ни крутить их на пальцах, ни отдавать Бруно, пока он… Пока он не узнает результат своей стрельбы.
— Эй, Франсуазо! Ты там жив?
— Да, ми-милорд! — блестящий от пота блин широкого, усатого и даже отсюда видимого странно-бледного лица Франсуазо показался из-за ствола дуба. И голос его слаб, хрипящ и еле-еле слышен на таком расстоянии. Где он потерял свой рокочущий бас?
— Я-я… В порядке… Ми-милорд.
В порядке? Причем тут он и порядок? Что может быть не в порядке? Мишени упали? Вроде бы нет — все плетенные овалы на месте. Леонардо недоуменно перевел взгляд на Бруно, вопросительно поднимая бровь.
И Бруно мгновенно сорвался с места взрывая снег стремительными шагами. Пинелли лишь не более чем на секунду задержался. Но они не успели и уже не успевали — Франсуазо неловко вышагнул из-за дуба, медленно опустился на колени, а потом как-то безвольно осел, заваливаясь вперед лицом в холодный снег.
Леонардо сперва удивленно смотрел на упавшего слугу, суматошную возню вокруг него Бруно и Пинелли, перевел взгляд на револьверы, потом поглядел на свои следы на снегу и глубокие вмятины от своих кувырков. Понимание произошедшего еще не пришло, не сформировалось в кристальную истину, но слабый отблеск догадки уже был. Так, вот тут он делал «крест», а вот тут стрелял с колена. А вон там он двигался пригибаясь влево. Двигался влево?
Леонардо сделал несколько коротких шагов в сторону, бросил короткий взгляд на сгорбленные спины Бруно и Пинелли. И все понял.
Демоново проклятье! Ангелово дерьмо! Тупой идиот! Вот зачем?! Для чего?! Зачем этот кретин вылез из-за дерева?
Леонардо сильно прикусил губу, переносицу прорезала тяжелая складка. Первый шаг он делал медленно, затем все быстрее и быстрее. Когда он оказался напротив куска кожи с выложенными на нее патронными ящиками и кобурами револьверов, он почти бежал.
— Бруно? Что с ним?
— Все, милорд. Отошел — Бруно сильно сдвинулся в сторону, открывая взгляду Леонардо мраморно-белое лицо Франсуазо и два широких бордовых пятна на его груди и левом боку обрамляющих вспоротую пулями ткань теплого кафтана.
— Франсуазо, наверное, зачем-то высунулся из-за ствола дерева, милорд. Словно сам Совершенный толкнул его под руку. Та самая глупая нелепость, милорд. Посмотреть, наверное, хотел. Ну вот и посмотрел.
Леонардо чуть наклонился вперед, пристально всмотрелся в лицо Франсуазо будто что-то пытался прочесть в остекленевшем взгляде слуги, негромко произнёс:
— Такая нелепая, глупая смерть. Наиглупейшая смерть.
Он чуть помолчал и повысил голос:
— Я отпишу родственниками и кептену Марко, что он погиб от рук разбойников. На… На мосту Утопленников. Да, так будет лучше для него — героически погиб, преследуя напавших на нас негодяев и подлых мерзавцев.
Леонардо сделал короткую паузу и закончил:
