и только. Перевести взгляд на тело, что еще мгновение назад было Кариксом, ему не хватало духа.
- Здесь его до утра никто не найдет, - Гален вытер кирку об землю и прислонил ее обратно к стенке, - А большего нам и не надо.
Казалось, то что он только что убил человека, нисколько его не беспокоило.
Впрочем, а чего Ал хотел? Здесь не было невинных. У всех, кто оказался здесь за плечами было как минимум одно достаточно тяжелое в местном понимании преступление.
Пора было привыкать.
[1] Город в Галлии.
[2] Имеется ввиду галльская кампания Цезаря, хотя Ал этого и не поймет.
[3] (сокр. от godverdomme) Черт (гол.) Звучит как «хотфр».
На Город медленно опускались сумерки. Актеры на сцене театра завершали свое представление. Люди вокруг негромко шумели – постановка вышла недостаточно интересной для того, чтобы все следили за действом затаив дыхание, но и этого оказалось достаточно для того, чтобы отвлечься.
Луций был прав. Ей действительно давно стоило куда-нибудь сходить. Предложение Кальпурнии составить ей компанию подвернулось очень кстати.
Настолько кстати, что даже подозрительно. Словно Луций специально ее подговорил. Зная мужа, Атия бы не удивилась, если бы так и оказалось – но разве это имело какое-то значение?
Жизнь продолжалась. Она в полной мере прочувствовала это только сейчас, оказавшись среди немного скучающей, но такой живой толпы зрителей – и уже одно это стоило того, чтобы простить всех заочно.
Единственным, что напоминало о случившемся, была надетая на ней черная столла.
Несмотря на скучающую атмосферу вокруг, когда актеры сняли маски и вышли на поклон, зрители разразились овациями. В Городе давно, слишком давно не было повода для каких-то зрелищ, и люди просто радовались тому, что, хотя бы на время, тучи рассеялись и все снова вернулось в норму.
Если не задумываться о том, какую роль в этом сыграл сын, порадоваться вместе с ними было нетрудно.
Овации затихали. Актеры покинули сцену, и люди постепенно начинали расходиться.
- Ну как вам? – поднимаясь с сидения, спросила Кальпурния.
- Отлично! Я так устала сидеть дома, так хорошо было куда-то выбраться! – первой, с энтузиазмом ответила Мария.
Ее странноватый акцент вызывал больше вопросов, чем давал ответов и то, что Кальпурния никак на него не реагировала, только множило подозрения.
- А само представление-то как? – Кальпурния хмыкнула.
Мария задумалась.
Они вышли с ряда в широкий, но уже забитый людьми проход. Все зрители с нижних рядов спешили покинуть театр, пока сверху не начнет спускаться плебс.
Пауза затягивалась, становясь неловкой, и Атия пришла Марии на помощь:
- Как по мне – средне получилось. По-моему, Киприан просто исписался.
Выбравшись из столпотворения в проходе, они тут же попали в новое на выходе. Мальчишки и девчонки – разносчики еды, специально собрались рядом, с полупустыми корзинами наперевес. Они заливисто хохотали над чем-то, но не забывали продавать уходящим остатки.
Рабы уже ждали их снаружи. Они приподняли паланкин так, чтобы удобнее было в него войти и только после того, как они вчетвером устроились внутри, подхватили его на плечи и понесли.
- Нет, ну не такси, конечно, но все равно лучше, чем идти пешком, - хмыкнула Мария, выглядывая из паланкина на улицу.
При чем тут тисы[1]?
Никто, кроме нее не обратил внимание на эту странную оговорку.
- Тебя возле дома высадить? – спросила Кальпурния.
- Ага, - кивнула Мария.
Кальпурния высунулась из паланкина и сказала что-то рабам. Из-за шума вокруг сложно было разобрать, что именно.
- Спасибо, что позвали, - продолжила Мария, - Все было замечательно, правда, просто я не привыкла ходить по театрам.
Атия смерила ее подозрительным взглядом. Дочь вольноотпущенника Гая Мария, она просто не могла быть варваркой, и ее слова резко контрастировали со всем, что знала о ней Атия.
- Ехать далеко, везде пробки, пока домой доберешься – уже спать пора, а утром на работу, - продолжала Мария, - Или чего хуже – в рейс.
- Ты о чем? – не выдержав, с подозрением спросила Атия.
Но ответила ей не Мария:
- Погоди, - Кальпурния одернула открывшую было рот Марию, - Гай тебе что, ничего не рассказывал?
- О чем? – не поняла Атия.
Охнув, Мария прикрыла рот рукой и отвела взгляд в сторону.
- Да так, ничего, - махнула рукой Кальпурния.
И подозрений сразу стало намного больше, чем было до этого. Похоже, весь Город был более информирован, чем она. Вопрос был только в том, хорошо это или плохо.
Так и не определившись, Атия тоже отвернулась к окну.
Совсем скоро паланкин остановился у подозрительно похожей на одну из принадлежавших Цезарю инсулы на Квиринале.
Интересно, откуда у Марии такие деньги на аренду?
- Увидимся, - кивнула им Мария, после чего выбралась из паланкина и мигом скрылась из поля зрения во дворике.
Рабы снова закинули паланкин на плечи – и они поехали дальше.
Неловкая тишина постепенно сменилась бессмысленным разговором, и подбиравшееся было к горлу тяжелое беспокойство снова отступило. Что бы там за секрет не хранили Кальпурния с Марией, нужно было отдать им должное – весь вечер они вели себя так, словно ничего не случилось, и это действительно помогло отвлечься от мрачных мыслей.
За беседой Атия даже не заметила, как паланкин добрался до их с Луцием дома.
- Спасибо, что позвала, - улыбнулась Кальпурнии она. Рабы опустили паланкин и один из них отдернул шторку, - Так хорошо отдохнули, надо будет как-нибудь повторить.
- Обязательно, - улыбнулась в ответ Кальпурния, - До встречи.
- До встречи.
Они обменялись поцелуями в щеку, и Атия выбралась из паланкина. Тяжелые шаги рабов раздались сзади, когда их собственный привратник распахнул перед ней дверь.
Приятный вечер в хорошей компании закончился. Теперь окончательно.
Как ни странно, несмотря на довольно ранний для мужа час, он уже был дома. Что еще страннее – он даже не был пьян. Наоборот, трезвый как стеклышко, он сидел в атрии и громко разговаривал с каким-то незнакомым мужчиной явно не из нобилей.
Опять какие-то секреты.
Она затаилась в прихожей и навострила уши. Привратник смерил ее странным взглядом – и она приложила указательный палец к губам.
- Ну так вот, короче. За два дня до февральских нонн мы доплыли до Неаполя , - рассказывал мужчина, сильно жестикулируя руками. Ладони его были настолько большими и мозолистыми, что невольно
