не только русские… Но остальные варвары тоже хороши! И теперь, мама и папа, я тоже буду варваром!
И плевать, что русский придётся выучить.
Мама, папа! Как радовалось моё сердце, когда я смотрел на своих соотечественников, которые решились перейти реку! Наверно, это было самое радостное, что произошло за последний год!
Но как я радовался до, так же сильно печалился после… Когда оставшиеся на том берегу приняли бой с Мураямой…
Мы целый год избегали той ошибки, которую допускали все вокруг. Целый год мы все оставались единым народом. И вот теперь, когда объединяются другие народы — мы, наоборот, разделились внутри себя…
На том берегу реки теперь шла кровавая жатва. Свои убивали своих. Тех, с кем ещё недавно делили ужин и шатёр. А я стоял и наблюдал за этим, не в силах даже заплакать.
Армия Нэо Мураямы обрушилась на лагерь наших групп, как цунами. А у нас было слишком мало бойцов. И слишком много пустой гордости. Гордости, которая ослепила нас. Наши лидеры-слепцы вели за собой остальных слепых, проверяя дорогу палкой наощупь. А потом и палку бросили… И привели нас к самому краю обрыва. У нас больше ничего не осталось…
У нас? Нет, у них… Я ещё не привык, но я больше не часть той группы, в которой состоял. Я теперь житель Алтарного. И пусть так и будет впредь…
Однако мне всё равно больно смотреть, как убивают тех, с кем я сюда шёл. И как остатки моей бывшей группы бегут на восток, бросая все припасы в лагере. Выживут ли они там в снежной пустоши? Или вскоре умрут и вернутся в свои капсулы?
Мама, папа, скажите… Эта боль когда-нибудь пройдёт?
Дневник Нэо Мураяма по прозвищу «Самурай»
Триста восемьдесят девятый день. Кровавый триумф и быстрый позор!
Мои войска обрушились на предателей! Это же надо было⁈ Договариваться с гайдзинами у меня за спиной! И пусть эти люди вели нас в начале нашего пути, но они предали меня… Предали, когда победа была уже так близка!..
Я приказал убить их всех! А затем снова убить! А потом — вскрыть капсулы и убивать до тех пор, пока не закончится материал для возрождения! Пусть умирают!.. Все!.. Проклятые предатели!..
Я шёл по красному от крови снегу… Шёл и улыбался… После всех неудач, которые меня преследовали, после всех унизительных поражений — как сладок вкус победы! Пряный, горячий и пьянящий… Как кровь предателей и негодяев!..
А когда мы разберёмся с предателями на этом берегу, моя армия не остановится. Перейдём реку, сметём проклятых русских — и подчистую вырежем предателей на том берегу реки…
Никто из них не уйдёт от наказания. Ни русские, ни те, кто к ним присоединился, чтобы смеяться надо мной! Я не забыл, как меня убивали эти подлые бородатые выродки! И не забыл, как умирал от кишечной инфекции в русском плену! Они ответят мне за мой позор. Сполна ответят!..
А ещё я поймаю их лидера… Поймаю и буду вскрывать его кишки — понемногу, по чуть-чуть! Чтобы он чувствовал запах своего дерьма и крови, пока я продолжаю резать его. И пусть все смотрят, пускай ощутят, что такое запах настоящей победы над этими дикарями!..
Кровь кипела во мне, как огонь. Жажда мести рвалась наружу. Я остановился, нашёл не залитый кровью сугроб и зачерпнул снега обеими руками, чтобы охладить лицо… В этот раз ты победишь, Нэо! Ты всех их сотрёшь с лица земли! И эта земля будет твоей!.. Только твоей!..
Немного охладившись, я подозвал вестового. Приказал этому убогому мальчишке, чтобы передал пехоте: пусть разворачиваются вдоль берега. А сам вышел из лагеря к самой реке и вскинул подзорную трубу. Сначала посмотрел на восток, куда бежали остатки предателей. Надо бы заняться ими сразу, но меня напрягали русские на другом берегу…
А они оказались хитры! Возле этой их кривой деревянной вышки стоит немного бойцов, но все хорошо вооружены. Огнестрельного оружия у них много. Но их-то самих всего пара сотен! Чего они хотят? Думают отбиться? Так более мощные арбалеты позволят нам открыть стрельбу раньше. Мы тоже готовились, уроды! И скоро узнаем, что вы кричите, когда умираете…
Похоже, победа будет лёгкой. Во всяком случае, у нас-то в рядах точно нет женщин! А я среди русских стрелков успел их достаточно насчитать. Вон, одна стоит и смотрит через прицел винтовки.
А куда?..
На меня?..
Что-то толкнуло меня в плечо, дёрнуло лопатку, а потом болью взорвалось в груди. Ноги подогнулись… Я попытался устоять и не смог.
Попытался найти непослушными пальцами «лечилку». И тоже не смог.
Из плеча толчками била яркая красная кровь. В глазах темнело, а стоявшие рядом со мной помощники только рты открывали. Похоже, начинали понимать, что со мной что-то не так. Они не успеют… И я не успею…
— Да как так-то? — выдохнул я вместе с кровью, перед тем как погрузиться во тьму.
Дневник Листова И. А.
Триста восемьдесят девятый день. Бой на снежной равнине.
— Молодца! — Кукушкин уверенно хлопнул Кэт по плечу. — Добро пожаловать в клуб! Кто убил Муряму — тот мы!.. Так! Живо приказ по пехоте, «слонобоям» и арбалетам: на позиции. Стрелки — открыть беглый огонь по японцам на той стороне.
И мы открыли огонь! Сначала стреляли только винтовки, лишь для них расстояние было подходящим. Но чем больше бойцов выбиралось с дороги на снег, тем ближе мы были к японскому лагерю. И вскоре к винтовкам присоединились ружья, а затем — револьверы, мушкеты и «слонобои».
Честно говоря, это оказалась нелёгкая задача. Мало того, что приходилось поспевать за наступающей пехотой, шевеля отягощёнными снегоступами ногами… Так ещё надо было перезаражать оружие и стрелять! И, желательно, метко! Ведь чем больше настреляем сейчас — тем меньше пехоте ближнего боя придётся добивать.
Впрочем, Кэт вырвала нам инициативу, отправив окаянного Мураяму на возрождение. Растерявшиеся японцы первые несколько минут просто не знали, что предпринять. Сначала пытались реанимировать Мураяму — даже воткнули «лечилку» в труп!.. А потом экстренно решали, кто здесь главный. В результате, двое из них даже подрались.
Мы по дерущимся специально не стали стрелять… Зачем? Пока они дерутся, у них солдаты закончатся. Вот мы и стреляли по ничего не понимающим солдатам, которые по-прежнему разворачивались в линию на берегу реки.
Не, потом, конечно, японцы в себя пришли… И даже определились, кто будет командовать, но время-то было упущено! Мы уже подошли достаточно близко, чтобы дать
