Загадочно замолкает. Игру принимаю.
— И что будет?
— Понимаешь, кто её впервые так видит, обычно под себя сразу делает, мужчина или женщина — никакой разницы. Спят потом плохо, заикаются. Иные совсем глупенькими становятся. А там целый городской совет был. Представляешь, как они испугались! Я даже почуяла!
— Ты-то там делала?
— Как что? Записывала, что они говорят. Чернильница у меня такая была, в форме черепа, и костюм скелета, ну ты на Новый год видела. Они мне обе потом, в кои-то веки, согласно, хотели ухи надрать. Но я убежала.
— Стоило бы…
— А то! Только всё равно делать так не стали бы, даже если поймали.
Что верно, то верно. Кэретта для слуг только одно наказание признаёт — лишение части или всего жалования.
Солдат наказывают довольно жестко, но там всё в «Уставе» прописано.
— В общем, так или иначе, деньги на строительство нашлись, а проект и так давно готов был.
Въездные ворота в город от крепостных, кроме размера, ничем не отличаются. Даже год под змеёй тот же самый. Ров уже завершён, камнем облицовывается, подъёмный мост имеется.
Вот за воротами началось. Не ожидала, что так многолюдно, все празднично одеты. Широченная улица тянется в невероятную даль. Дома не меньше крепостных, но стоят не впритык. Из-за заборов видны кроны деревьев.
Только сейчас замечаю: наши все в парадном, только одна я в обычном. Платье же… Угу, поздно теперь уже. Все куда-то спешат, шумят. Здесь не крепость, где каждый на своём месте, а слоняющегося без дела вообще сложно найти.
Понимаю, пред воротами просто рынок, притом торгующий чем-то совершенно ненужным, но так притягательным для приехавших. Коней привязывают стремительно и разбегаются, с собой никто не позвал. Ну, и ладно, у коновязи постою, тем более, пост стражи рядом. Солдат я не боюсь, хоть кто-то привычный.
Зачем меня только сюда понесло.
— Скучаете, девушка?
Резко оборачиваюсь. Мальчишка моих, примерно, лет. Одет похуже Яграна, получше солдатского сына.
— Не твоё дело.
— Что так грубо? Праздник же?
— А то я не знаю.
— По тебе не похоже, что знаешь.
— Тебя забыла спросить.
— Ты откуда приехала?
— Тебе какое дело? Шёл бы, откуда пришёл.
— А я сюда шёл.
— Теперь отсюда иди.
— Не пойду. Улица общая.
И чего ему надо? Когда же Динка придёт?
— Ха! А я понял. Ты — из крепости. Одна из тех девочек с мечами. Новенькая у них?
— Не твоё дело.
Обходит по кругу. Я слежу за ним. Меч у мальчишки есть, но короткий, из тех, чьё ношение разрешено всем.
— Хм, и правда длинный. Покажи!
— Сейчас я тебе кое-что покажу… — неожиданно раздаётся голос Динки. Как же я ей рада, — и у тебя уже не будет ничего ни длинного, ни короткого. Держите его!
Оказался быстрым. Не поймали, да и не очень старались. Маленькое Чудовище смеётся.
— Весело с тобой, Осень. Пожалуй, теперь всегда тебя в город брать буду. Люблю приключения, раз на войну не берут.
— Ты его знаешь?
— Откуда мне всех столичных конокрадов знать? Я и сама коней уводить умею.
— Ему до них дел не было.
— Да? Ну, знаешь, вот девиц мне воровать не приходилось… Он тебя не обидел?
— Нет.
— Хорошо. Но я его запомнила. Если что — найдём. По коням!
Протягивает мне пакетик.
— Вот.
— Что это?
— Попробуй. Ты же сладкое любишь. В замке такого не делают.
Конфеты. Вкусные. Не ела таких раньше.
Едем дальше. Никуда не торопимся. Город куда больше, чем казался на планах. Дома всё выше и выше. Гирлянды из флажков и бумажных фонариков натянуты.
Я вывески читаю. В крепости их нет. Только кое-где маленькие указатели на стенах вроде «склад» или «арсенал». Связь между текстом и изображением для меня не очевидна. «Белая лилия» не цветы, а платье. «Золотая рыбка» не рыбки, а золото, «Чёрный дракон» — вообще непонятно что.
— Фейерверки. — отвечает Динка на незаданный вопрос, — Слишком видно, как ты по сторонам пялишься.
— Угу. — отвечаю, стараясь теперь глядеть прямо перед собой.
— Чё ты такая кислая, мы же веселиться приехали.
— Угу.
— Всё «угу» да «угу»! Кто помнит, что там, на ярмарке быть должно?
— Зверинец посмотрим?
— Кого привезли?
Динни смеётся.
— Насчёт привезли, не знаю, но часть зверья мой отец дал на время из своего зверинца.
— Ага! А ещё он пожрать любит и всяких кабанчиков да медведиков для своего стола и приёмов откармливает.
Я там не была, но Динка, наверняка, правду говорит. Она неприятные вещи всем и вся говорит постоянно, но врать не любит.
— Болотного слона у него точно нет. Я и не слышала про таких.
— Я читала, на Южной границе такие живут. Только мало их очень.
— Ха! Тогда точно надо посмотреть. Раз мало — скоро совсем не будет.
— Кто там кроме слона ещё должен быть?
— Много кто.
— Самыми большими буквами что написано?
— Невиданная гигантская степная свинья-людоед.
— Хм. — Динка призадумывается, — Вообще-то, людоеды все свиньи, им только возможность дай — человечину будут жрать только так. А эта, что сама охотится?
— Тут не написано.
— Тогда, надо сходить и поглядеть.
Я к животным равнодушна. Домашним, диким, всяким. Есть и есть. Мне-то что? Никогда не хотела кошечку или собачку завести. Нам не запрещено, и многие заводят. Котят, щенят, ярких южных птичек, золотых рыбок. Кто-то из подружек Линки тоже захотела щеночка. На кухню в тот день привезли лысых съедобных собачек для какого-то праздника. Узнала, их варить будут, схватила одну и бежать. Повар увидел — за ней. Пёсики-то совсем не дешёвые, а за порчу продуктов спросить могут.
Госпожа тогда от нас к себе шла. Они друг за дружкой на неё и налетели. Хотела бы я знать, кто больше всех испугался — собачка, девочка или повар.
Но Госпожа только посмеялась, и разрешила собачку оставить. Велела звать Жаркое. Ходит теперь такое. Глазки навыкате, ножки кривенькие, брюшком пол подметает. Лестницы крутые, не забраться, хозяйка его на руках носит.
У входа в зверинец сооружён загон, больше напоминающий деревянное укрепление с решетчатыми стенами. Там и сидит эта свинья.
— Ух ты! — выдыхает Динни, зачем-то перемещаясь за спину Динки.
Вполне с ней согласна. Зверюга в холке выше её отца-гиганта будет. На кабана чем-то похожа, как дикий поросёнок, полосатая. Морда вся в костяных выростах. Пасть длинная и довольно узкая. Судя по сверкающим зубам, и блестящей щетине, животное молодо.
Служители подождали пока соберётся побольше народа, или, скорее, рассмотрели среди собравшихся Динку, и стали зверя кормить.
С помоста вниз спихивают здоровую тушу борова. Зверь бросается, не успевает туша коснуться земли. Взмахом клыков вспарывает живот, расширяет дыру. Засунув морду чавкая начинает пожирать внутренности.
Обнажив окровавленные клыки, животное поворачивает голову в нашу сторону. Издаёт громовой звук, отдалённо напоминающий смесь хрюканья и визга.
Краем глаза замечаю, как наши, вроде бы все такие смелые, девочки, визжат и прячутся друг за друга. Кто-то из женщин падает в обморок.
Спокойно стоит только Эрия, её же медицине учат, крови она повидала уже. Динка, да я.
«Маленькое чудовище» почти мурлыкает от удовольствия.
— Мама грозилась кого-то из врагов свиньям скормить. Надо сказать ей, какой именно. То-то зрелище будет, жаль, человека убьёт быстро.
— Дин, ты знаешь, сколько мясо стоит?
Отвечает Эрия.
— Свинина?
— Да.
Называет сумму.
— Ты опять считаешь?
— Да.
— Что на этот раз?
— Дорого будет такого хряка каждый день мясом кормить.
— Не, не дорого, — неожиданно раздаётся голос Динни. — Я вон того служителя знаю, он зверолов известный. Про свина тоже слышала. Для нашего отца его несколько его растил. Тот его в охотничьем замке поселить хочет.
— Прекрасно! — Дина плотоядно потирает руки, — Буду знать, куда врагов на казнь возить. Динни, ты зверолова знаешь, пошли, познакомишь.
Направляется ко входу в загон. Я уверена — к зверолову она бы пошла, даже если бы ни одной Линки поблизости не было.
Зверолов уже спустился. С его занятием наблюдательным надо быть. Иначе сожрать могут. Во всех смыслах слова.
Церемониально кланяется.
— Приветствую вас, юные леди.
Смешки, хихиканье, опущенные глазки. Серьёзны только Динка, Эрия, той по возрасту уже положено скучной быть, да я. Привычка всё помнить. Леди здесь нет ни одной, если понимать под этим словом дочь благородных родителей, рождённую в законном браке. Да и Динка, согласно старым законам, дочь благородной госпожи, но не госпожа сама. Я слышала, как её называют «принцесса незаконнорожденных». Одновременно, знаю, мать зовёт её принцессой не только по любви, но и с прямым намёком на статус. Так же её зовёт и Кэретта.
