– Я «за»! – весело согласился я с натянутой улыбкой. В этот момент я себя ненавидел.
Можно было признаться, можно! Толстая тетенька-врач влегкую меня вычислила, как учительница – нашкодившего детсадовца! Но главное, она сказала Зине, что я здоров! Убедительно доказала. Зина бы после этого мне поверила. Теперь поздно… или? Нет. Как идет, так идет. Я на Земле ненадолго.
Мы мчались по полупустой загородной трассе, лихо обгоняя все попутные машины. Зина весело щебетала, смеялась, а я так и застыл с маской вместо лица.
– Заедем на «вертолетку»? – дошла до меня ее последняя фраза.
– На что?
– Придорожное кафе, популярное у наших бандюганов, там неплохо кормят. Отметим твое психическое здоровье. Ты как? Не боись, днем там никого не бывает.
– Давай отметим, я не против. Запишешь на мой счет. – Мне было безразлично. Я занимался самоедством.
Оказывается, от старой доброй интеллигентской рефлексии я избавился не до конца. Надо же… В Эгноре думал, что все мое нежное воспитание сдулось окончательно и бесповоротно, а смотри-ка! Ступил на родную землю – и все возвращается на круги своя. Даже не знаю, как к этому отнестись.
Она весело рассмеялась:
– Вот и дождалась кавалера! Запишу.
В здание заходить не стали, пристроились в открытом летнике под тентом.
Стояла совсем не августовская жара. Кроме нашего, были заняты два столика из шести, по виду – дальнобойщиками. Зина заказала шашлыки, кафешка ими славилась, и разных салатиков с закусками. Себе взяла минералку, мне – безалкогольного пива: «Тебе еще в милицию за справкой. Без бумажки ты кто? Правильно. Вечером выпьем».
– Откуда ты так здорово в психологии разбираешься? – спросил я между делом, жуя действительно неплохой шашлык.
– Не льсти мне, ни бельмеса я в ней не смыслю.
– Откуда тогда «мышление», «эмоции» и чего еще там?
– Запомнила, что Вероника Игоревна говорила. У меня память на слова хорошая, а смысла я до сих пор не понимаю. И пародировать умею, заметил?
– Ага, здорово. А у меня память фотографическая: что увижу – с первого раза запоминаю, – похвастался я в ответ, практически не думая.
– Вот это да! Так мы два уникума! Давай за это выпьем! – Мы шутливо чокнулись высокими стеклянными стаканами.
Она искренне, я вымученно. Все с той же натянутой улыбкой, которая ко мне приклеилась.
Из здания кафе в летник вышли четверо крепких, коротко стриженных молодых людей, одетых, несмотря на жару, в расстегнутые короткие кожаные куртки. Они заняли соседний столик. На двоих были массивные золотые цепи «привет из девяностых».
– Верка, неси быстрее, щас с голоду помрем! – крикнул самый маленький из них и повернулся к остальным. – Ну че, пацаны, отметим это дело! – выпалил с жаром, в предвкушении потирая руки.
Зина с досадой поставила стакан на стол.
– Принесла нелегкая! Как чувствовала – не надо было сюда ехать! Собирайся, Егор, обед нам испорчен.
– Подожди, Зина, кто это? – Я сидел к ним спиной и видел квартет только во время их прохода к столику. – Объясни.
– Местная «бригадочка», считают себя крутыми, а на самом деле – шестерки, одни понты. Пойдем, обязательно привяжутся. Ну их, нервы дороже.
– Сидим, – твердо сказал я и накрыл ее руку своей. Гримаса Гуинплена сошла с моего лица. Появились конкретные враги, и вся интеллигентская муть, противно ковыряющая душу, мгновенно схлынула. Я стал самым счастливым человеком на свете. На секунду.
– Егор, не дури. Они все бывшие боксеры и в кожанках не зря. Там кастеты и ножи могут быть. Они беспредельщики, Егор! – Чтобы соседи не услышали нашу беседу, ей приходилось шептать, наклонившись ко мне чуть ли не вплотную.
– Шестерки-беспредельщики – и на свободе? – продемонстрировал я свою киношную осведомленность из жизни криминального мира. И попал!
– Ты точно уловил. – Зина посмотрела на меня подозрительно. Ненадолго задумалась, что-то взвешивая, и решилась: – Понимаешь, Егор, у одного из них папа – председатель районного совета депутатов.
– Должно быть, стыдно ему за сына.
– Слушай, давай потом я тебе весь расклад выдам, а сейчас поехали! Не до шуток, серьезно.
Но стало поздно.
– Толян, ты посмотри, кто за соседним столом! Баба Славика с каким-то педиком! Они че, сосутся, что ли? – раздался голос того, самого мелкого. Едко так сказал, задиристо. Видно, он был у них самим глазастым, горластым и несдержанным.
– Началось, – прошептала Зина и откинулась на спинку.
– Мужики, давайте пить и есть, Славик сам со своей бабой разберется, – прозвучал голос наиболее здравомыслящего. Жаль, не увидел, из чьих уст он прозвучал.
– При чем здесь Славик? Ты мне можешь сказать, Верес? – делано удивился третий голос. В ответ – молчание. – Мы сами должны постоять за честь наших женщин! Кто, если не мы?
Раздался дружный гогот.
– От нападок залетных гомиков! – сквозь смех простонал «мелкий». Хохот продолжился с новой силой.
За время их шутливой перепалки я успел успокаивающе подмигнуть Зине и прямо со стулом резко развернуться к ним. Смех стих.
– Кто-нибудь из вас разбирается в шмотках от Дольче – Габбана? – спросил я у всей четверки и, пока они ошарашенно молчали, вычленил лидера.
Это не сложно, если сам имеешь опыт командования. Им оказался тот самый, который готов был «за честь постоять». Показал на него пальцем и сказал:
– Ты, петушок, в них точно разбираешься. Пойдем, поможешь мне выбрать. – После этих слов я встал и быстро направился к уличным туалетам, постепенно переходя на бег. За сортирами, сбитыми из крашеных досок, виднелась небольшая полянка перед лесом.
Восприятие взвинтилось до предела. Если бы мне в спину полетел нож, я бы почувствовал и увернулся. Без помощи стихий, без всякой магии. Спасибо тебе, Рон, ты был хорошим учителем. Нож не полетел.
После секундной паузы они все, с нецензурными криками, общий смысл которых сводился к обиженно-удивленному выражению: «Ты совсем оборзел, педрило?!» – бросились за мной, совершенно не обращая внимания на окрики Зины:
– Козлы! Вас Славик за это уроет! Егор, беги! Шавки подзаборные, вам только под забором тявкать! Гомики!
Мой расчет был прост: оскорбишь главного – кинутся все, ни один не отвлечется на второстепенную цель – Зину, а мне не хотелось буянить в кафе. Столики рушить, посуду бить. Зачем?
Меня догнали сразу за нужными каждому человеку постройками, на краю полянки, в десятке метров от леса.
– Стоять, пидор! Все равно догоню и на шнурки порежу! – остервенело проорал главный, Толян.
Я сделал еще три прыжка и нагло развернулся. Достаточно, от кафе и дороги более-менее закрыт.
Братаны приблизились гуськом, с лидером впереди. Толян, с ножом в руке, затормозил метрах в двух от меня. Ему в спину врезался второй, подтолкнув главаря вперед. Я чуть отошел. Толян ругнулся на толкнувшего, и вскоре я был окружен всеми четырьмя. Не бегать же за каждым в отдельности!
– Ты откуда такой шустрый, педик? – задал Толян риторический вопрос, оценивая мои возможности.
Возможно, что-то его насторожило, поэтому с ходу он напасть не решился. Открыл рот, желая добавить что-то еще, но я, увидев бегущую к нам Зину, начал бой.
«Только аккуратней, Егор, не убивай остолопов», – прошептал сам себе, проваливаясь в ускорение.
Ногой выбил у главаря нож и услышал хруст ломающейся кости. Ударную ногу поставил на землю и, используя момент вращения, хлестанул другой нижней конечностью левого от меня братка в челюсть. Хрясь! – порвались новые джинсы. Вовремя падаю на спину, смотрю на пролетевшую надо мной руку со сверкнувшим лезвием и все еще по инерции подсекаю заднего бойца. Поднимаюсь и резко бью правого братка открытой ладонью в подбородок, придержав левой рукой запястье с тем самым быстрым ножом. Намек на уклонение – почти успевает, но почти – не считается. Поворот налево – и передо мной главарь. Стоит, открыв рот, придерживает левой рукой болтающуюся кисть правой. Еще работая с задним, я слышал начало его фразы:
– Что за…
Коротким прямым в челюсть не дал ее закончить, развернулся и пнул по лицу почти поднявшегося заднего, самого маленького. Огляделся – все живы, все без сознания. Слава богу. Аура правого, который самый быстрый, была чуть растянута синим ручейком. Интересно. И тут на меня налетела Зина.
Она не бросилась обниматься и радоваться тому, что я жив. Она встала как вкопанная и спросила со страхом, заикаясь:
– Ег-гор, т-ты кто?
Обратно мы ехали не так быстро. Сквозняк из полуоткрытых окон охлаждал разгоряченные Зинины нервы. Меня сквозняк спасал лишь от удушливой жары, мои нервы были спокойны. Я сорвал злость и теперь неторопливо вспоминал события.
Тот живчик с задатками мага Жизни меня чуть не достал! Его звали Верес, вернее, Верещагин Александр Сергеевич, двадцати лет от роду – подсмотрел в правах. Он и был тем единственным здравомыслящим в четверке. Фанатично занимался различными единоборствами, пока не связался с Толяном, боксером и сыном того пресловутого «председателя районного совета депутатов», а по совместительству главы одной из криминальных группировок. Отец сына до «больших» дел не допускал – сынок умом не вышел. Зина просветила меня не только в этом, но и во многих других вопросах.
