– Брось. Молодой, не понимаю, что ли. Да и правильно это, сейчас по-другому никак, – отмахнулся Гайзак, хотя по его потеплевшему голосу и расслабленной позе я отметил, что верно угадал, извинившись. – Сейчас только с подозрением нужно.
Рыбка закусила наживку, осталось правильно подцепить.
– А что так? – спросил я.
– Не шутишь? – От удивления крестьянин чуть вожжи не обронил.
– Нет.
– Ну даешь! – рассмеялся старик. – Я, конечно, знаю не больше чем остальные, но расскажу. Да и путь под беседу короче. Ну слухай, малец. Уже пять сезонов, как мы с Нимией бьемся. Эти скилсы еще по осени границу перешли. Император, понятное дело, сначала переговорщиков отправил, но эти подонки только головы назад и отослали. Так что война у нас.
Получил инфу, называется… Так получил, что больше уже не надо. Нимия – один из соседей Империи. Еще несколько веков назад она отгрызла от нас (а я считал себя имперцем как-никак) здоровенный кусок. Видимо, ребятам показалось мало, и они решили повторить свой успешный поход. М-да… похоже, совсем дела плохи у нашей страны. Я бы на месте правителей (а их, по сути, было шесть – император и главы сохранившихся родов) оставил великодержавные замашки и вернулся к старому самоназванию тех времен, когда Империя еще не была таковой. Глядишь, и проблем бы поубавилось. А то соседей тоже понять можно: прямо под боком у них Империя, которая по размерам уступает иным странам, но при этом обладает плодородными землями и единственной в мире Академией. Обидно ведь.
– И как успехи? – поинтересовался я.
– Да какие там успехи, – вздохнул Гайзак. – Одно сражение было, все под Борсом кровью залили. Бабки говорят, наших почти семьдесят тысяч пришло, считая весь Третий легион. А у нимийцев магов больше оказалось: они хоть послабее наших, но числом берут. А воинов вражины подтянули тысяч на пятнадцать меньше. Но все одно – куча трупов и ни одна сторона так и не продвинулась. Что наши не смогли противника потеснить, что нимийские ублюдки не прошли глубже.
Если память мне не изменяет, а она верна как собака, то Борс – это одна из приграничных крепостей. А вот про соотношение магов я не подумал. Ведь я сейчас не в средневековье, а в мире меча и, что самое главное, магии. А значит, здесь не все железом решается. Дьявол, туплю не по-детски!
– Знаешь, что я тебе скажу, малец? – продолжал дед. – Гиблое это дело – воевать. Это вы, молодые, все рветесь, все вам надо пораньше за порог, покрепче выпивку да бабу пофигуристей. А если клинками не позвенеть да пару обуви не истоптать, то и не жизнь уже. Не думаете вы совсем. Зачем кровь-то лить? Мало ее, что ли, пролилось уже? Да и о чем я – она льется-то постоянно. То бароны, псы скулящие, хвосты распушат и начнут восстание, то соседи пики поднимут, то эльфы с гномами такую кашу замутят, что сами потом помощь присылают. А все одно, простые люди страдают. Сирот сколько? А вдов? А отцов, сыновей переживших? Эх, не хотят молодые спокойствия, оттого и беды все у нас. А хотя знаешь что? Не слушай ты меня, старый я совсем, уже и ум за разум заходит. Ты лучше, это, возьми меч покрепче, коня порезвее и навешай этим скотам по самое не могу. За всех, кто уже не может клинок держать да копьем колоть.
А крестьянин оказался не так уж прост. Сомневаюсь, что все здесь такие понимающие. Может, он раньше служил? Хотя это вряд ли, слишком размашистые движения, блуждающий взгляд. Нет, этот точно не служил – видать, просто жизнь побила. Но кого она не била?
– Не знаю, Гайзак, – нахмурился я. Очень уж шокировало меня известие о войне. Я привык жить в мире, и даже то, что происходило в замке, все равно не было войной. А с этим словом у меня возникали конкретные ассоциации в виде фотографий с убитыми, повешенными, сожженными. В виде дряхлых ветеранов, коих уже почти не осталось. – Не думал я о войне и воевать не думал.
– Оно и понятно, что не думал, – согласился странный крестьянин. – О ней мало кто думает, только она все равно есть и от этого уже никуда не деться. Вот я в своей деревне уже двадцать лет старостой сижу, за это время три войны было и пять восстаний. Знаешь, сколько молодых, крепких парней из родных краев ушли, чтобы не вернуться? Да у меня волос на голове столько не будет. А ведь есть еще черные маги поганые и Земли Дикие. Там хоть и стоят заставы, чтобы тварей не пускать, но все едино – ползут гады. Племяшек у меня был – озорной, непоседливый. Ну и как шестнадцать зим миновало, подался в охотники. Года не прошло, прискакали друзья его – меч вернули да монету оставили. Сгинул малыш, подрали его.
Дикие Земли. Еще одно избитое клише, как и охотники. Ни одна фэнтезятина не может обойтись без этих атрибутов. В принципе это можно обосновать одним словом… хотя нет, двумя – магия и маги. Экспериментаторы есть всегда, и в результате их работы на свет появляются подобные твари. Можно, конечно, уточнить, что это продукт местной гонки вооружений: на Земле – ядерные бомбы, а здесь – всякая нечисть. Вот только в книгах главный герой обычно становится охотником на этих тварей, поднимает неслабый капитал, а потом рассказывает направо и налево о своих подвигах, да еще обязательно так, чтобы у всех и каждого челюсть пол пробивала. Не знаю, может, я и наведаюсь когда-нибудь в эти самые земли, но лишь потому, что мне интересно там побывать. Добряк многое о них рассказывал, даже пару шрамов показал. А я собираюсь после обучения объехать весь мир. Удачно, что старик проговорился о должности старосты, причем, оказывается, на посту своем он целых два десятка лет. А то я уж начал пугаться, что моих знаний будет недостаточно и я глупее здешних малолеток.
– Сам-то ты чем по жизни занимаешься? – прищурился Гайзак.
И его можно понять. Подобрал какого-то странного парня: знает мало, слушает хорошо, одет просто, но оружие необычное.
– Да пока ничем. Только недавно обучение у наставника закончил, собираюсь найти себя, – не стал врать я, да и незачем было.
– А чему учился?
– Да все тому же. – Я показательно похлопал по рукоятям сабель.
– И как успехи? – не отставал старик.
– Вроде неплохо.
Мы некоторое время помолчали. Солнце уже почти ушло за тракт, и небо окрасилось в оранжевые тона. Единственное, чего мне не хватает в этом мире, помимо горячей воды и сочного бифштекса, так это питерских закатов. Эх, кто не видел закат в Северной столице, тот не видел наш город. Сидя на крыше, попивая пиво, можно наблюдать за тем, как мир делится на две части. Вот со стороны Петропавловки начинает искриться небо, а Невский все еще светел. Но с каждой секундой золото расплывается по небу, а город постепенно затихает. На улицах все меньше прохожих и все больше машин. А потом в какой-то миг все прекращается. Наступает ночь. Зажигаются фонари, на тротуарах появляются поздние пташки, а дорога делится на две части. С одной стороны видны желтые фары, а с другой – красные огни. Питерский закат длится всего несколько минут, и в эти мгновения город уступит по красоте разве что себе самому во время рассвета.
– Есть у меня к тебе предложение. – Скрипучий голос разбил картину, возникшую перед глазами. Надо же, не думал я, что настолько сентиментален. – В замке неподалеку у меня есть знакомый начальник стражи. Я его помню еще с тех пор, когда он лук натянуть не мог. В общем, он может пошуршать и устроить тебя в гарнизон.
– Не стоит, – возразил я. – Не обижайся, но свою судьбу хочу решить сам.
– Твое право, – кивнул старик. – Только смотри не пожалей потом, что променял уют и пусть малый, но достаток на романтику дороги. Уж сколько на этой дороге крови и горя… Впрочем, сам узнаешь.
Впереди показались огни таверны, и я различил на вывеске надпись «Одноглазый барсук». Кажется, пришел конец интересной беседе и адской пытке под названием «поездка на телеге». Да чтобы я еще хоть раз!..
– Спасибо, Гайзак, – поблагодарил я, спрыгивая, вернее, сваливаясь с повозки. – Удачи тебе.
– Э-э нет, малец, – протянул староста. – Дам совет: не желай удачи. Примета плохая. Свою удачу держи при себе и на чужую рот не разевай – порвется.
Мы попрощались. Я еще постоял, глядя вслед удаляющейся повозке. Совсем как в тот раз, когда я смотрел вслед такси. Казалось, это не со мной. Жизнь интересная штука. Тогда я мог побежать следом, и Лена бы попросила таксиста остановиться, в этом я уверен. А сейчас я также могу побежать следом, запрыгнуть в пыточное устройство на колесах и отправиться служить в гарнизон. Да кого я обманываю! Я бы так не поступил ни в тот, ни в этот раз. Да и вообще мысли странные в голову лезут. Очевидно, я все же расстроен таким уходом учителя. Понимаю, если бы он проставился, мы бы посидели, поговорили, а потом разошлись. А от этой записки – одна пустота.
Развернувшись, я уверенно зашагал к таверне с диким названием, еще не зная о том, что большинство подобных заведений именуются именно таким, самым идиотским образом.
