В это момент я вспомнил рассказ камердинера родителя о его любовных похождениях и что среди его побед была графиня Белинская. Графиней она стала позднее, а в её девичестве была примерно такая же история, какую описал граф Лев Николаевич в своем романе.
Мой родитель был в роли Курагина, будущая графиня в роли Ростовой, а граф Стефан в роли обманутого жениха, который вызвал князя Андрея Алексеевича на дуэль.
Бились они на шпагах, мой родитель перед дуэлью провел трехчасовой спарринг с двумя лучшими гвардейскими фехтовальщиками и в итоге проткнул графа, но тот выжил, а потрясенная девица назвала князя убийцей и бросилась в ноги раненого графа, умоляя его о прощении.
Граф свою неверную невесту простил. Они обвенчались и уехали из России. Что с ними было дальше я не знал.
— У этого русского плохо работает правая кисть, — продолжал тем временем свой рассказ Герасим.— Граф сказал, что вы должны своей жизнью заплатить за грехи отца и сломанную карьеру этого русского. Он любимый племянник покойной графини, а своих детей у графьев нет.
Герасим помолчал, как бы собираясь с мыслями.
— Он вас, барин, нехорошо назвал, — я вопросительно посмотрел на него. — Щенком назвал. Сказал, что рисковать нельзя, вы очень хороший стрелок, скорее всего и на шпагах деретесь также хорошо, как ваш батюшка. Поэтому надо по дороге устроить засаду и неожиданно напасть на вас. Да, вот еще что чуть не забыл, они сказали, что вы, ваша светлость, виноваты в несчастье постигшем какого-то генерала Михайлова. Этот генерал кому-то из них родственник.
Герасим замолчал и поклонился. Я махнул рукой, ступай мол. Иван Васильевич тут же вышел следом и вернулся через пару минут. Без слов было понятно зачем он это сделал и мы с Сергеем Петровичем молча подождали его возвращения.
— Алексей Андреевич, — вернувшийся Иван Васильевич сразу же взял быка за рога, — я считая, что эти люди очень опасны для нас и надо воспользоваться рекомендациями месье Анри. В Париже у него осталось много друзей и два родных брата. Тимофей и Прохор совсем не бойцы, Архип конечно хорош, но вчетвером мы не отобьемся. Пока Софья Андреевна болеет, я помчусь в Париж.
— А не боишься, что по дороге они тебе устроят засаду? — спросил до сего момента молчавший Сергей Петрович.
— Не боюсь, я немного знаю одного из жандармских офицеров Кале, он был на русской службе в восемьсот двенадцатом и любезно согласился включить меня в свой конвой, который, — Иван Васильевич посмотрел на часы,— через час отправляется в Париж.
— А… — Сергей Петрович хотел что-то сказать, но отставной капитан его перебил.
— Не более этого. От французов, я имею в виду жандармов и полицию, помощи нам ждать не стоит. Придется объясняться, они узнают, что двое наших недругов поляки, а эту публику здесь любят, в отличии от нас.
— А почему ты думаешь, что старые товарищи месье Ланжерона нам помогут? — с большим сомнением спросил Сергей Петрович.
— А потому, что я его хорошо знаю, и потом вы же видели как его рекомендацию приняли в Лондоне, а ведь там тоже были французы.
Все время пока мы были в Лондоне, вся наша компания брала уроки фехтования у двух французов, старых товарищей месье Ланжерона. Они с нами занимались по очереди в удобное для нас время, причем денег за это они не просили и я платил им по собственной инициативе. Поэтому Иван Васильевич хорошо знал, кто из нас какой боец.
— Вы меня убедили, Иван Васильевич, езжайте в Париж. Мы все равно ни куда не тронемся пока Софья Андреевна болеет.
Глава 5
Иван Васильевич уехал, а мы с Соней, чтобы не испытывать судьбу, перешли в другую спальню снятых апартаментов, на лицевую сторону здания выходили только половина окон. Соня за три дня выздоровела и категорически отказалась оставаться во Франции пока я сделаю вояж в Геную. Она вообще не хотела где либо задерживаться во Франции.
В Париже они с Николаем провели целый месяц когда ехали в Лондон, ожидая поступления денег из России, которые почему-то задержались. Из-за этого они там оказались без какой-либо прислуги и две недели были на самообслуживании. И только присланные адмиралом деньги позволили им продолжить поездку. А деньги из России нашли их через месяц уже в Британии. Поэтому воспоминания о французской столице у моей супруги были не самые хорошие. Версаль правда ей очень понравился.
Ожидая Ивана Васильевича, мы сначала с Сергеем Петровичем, а потом и с присоединившейся к нам моей супругой, слушали рассказы синьора Марино.
Через пару дней он стал уже просто Антонио. Он уже успел побывать во всех прибрежных христианских странах Европы, кроме России и рассказывал обо всём, что меня интересовало в судостроении Старого Света.
Иван Васильевич вернулся на четвертые сутки поздним вечером. Месье Анри Ланжерон оправдал наши ожидания и нам вызывались помочь трое его старых товарищей. Но вернее товарищей было двое, а третьим был двоюродный брат Анри, сорокалетний Шарль Ланжерон. Он сильно прихрамывал на левую ногу и при ходьбе пользовался тростью.
В наши апартаментах Шарль оказался на исходе ночи, поднявшись через окно выходящее во двор гостиницы. Он не хотели чтобы кто нибудь знал об его приезде в Кале.
Сразу же по приезду Шарль попросил меня поговорить с ним наедине.
— Ваша светлость, вы сын князя Андре Новосилски? — неожиданно спросил он когда мы остались одни. Француз хотел выговорить русскую фамилию правильно, но у него получилось все равно по-французски.
— Да мой отец князь Андрей Новосильский, — подтвердил я.
— Вы очень похожи на своего отца. Анри написал, что вам мы можем доверять и если вы обратитесь к нам за помощью помнить об обещании данном вашему отцу.
Среди писанины родительского камердинера была история одного дорожного приключения во Франции, которую ему поведал один из участников уже после смерти князя Андрея Алексеевича. Я, прочитав его, решил что это какая-то байка, уж очень там всё было невероятно.
Короче, мой родитель будучи во Франции, с двумя своими товарищами по какой-то надобности поехал в Дижон. И по дороги на них напали разбойники, причем нападавших было немного больше, чем русских офицеров. Почему ни одна из сторон не применила пистолеты мне было не понятно, но в итог начался форменный фехтовальный турнир, так как расставаться с лошадьми и ценностями родитель с товарищами не пожелали.
Драка была самая настоящая, но убитых в итоге не оказалось. Концовкой этого мероприятия был бой моего родителя с тремя братьями, предводителями шайки разбойников. Все остальные, в том числе и оба русских офицера, продолжать махать шпагами уже просто не могли.
В то, что родитель вполне мог драться один с тремя соперниками, я с трудом, но поверить мог, фехтовальщиком он был знатным и с головой немного не дружил.
Князь Андрей сумел обездвижить двух противников, но и сам был ранен. Остался только один разбойник, но самый искусный и опасный. Именно он вывел из строя одного из русских офицеров каким-то хитрым ударом в лоб.
Против моего родителя он также применил этот прием, но тот отразил удар и сначала ранил соперника в ногу, а затем и обезоружил. На этом бой закончился.
Князь о чем-то поговорил с поверженным разбойником, после этого они перевязали друг друга, затем всех раненых, взяли шпаги и отошли за огромные раскидистые кусты.
Вскоре они вернулись и к огромному изумлению и офицеров и разбойников стороны мирно разошлись. Кто-то кое как взгромоздился на своих лошадей, а одиного офицера и двух разбойников пришлось уложить в седлах и привязать, сидеть они сами не могли.
Оказалось, что Шарль и есть этот разбойник с которым мой родитель бился до последнего. Когда князь его обезоружил, то в обмен на свободу потребовал от Шарля выполнить три желания. Деваться тому было не куда, попадать в руки скорой на расправу отечественной Фемиды француз явно не хотел.
Первым желанием было обещание никогда не нападать на русских. После этого князь представился, рассказал где живет в Петербурге и взял обещание приходить на помощь его сыну, то есть мне, когда я окажусь во Франции.
