высокохудожественные узоры на многочисленных покрывалах.
В самом углу, справа от огромной королевской кровати, стояло большое, размером в человеческий рост, очень старое зеркало. Его замысловатая серебряная оправа потемнела от времени, однако ровная, как водяная гладь озера, поверхность по-прежнему давала ясное и четкое изображение. Любоваться на себя у меня совершенно не было времени, и потому, я даже не подошла к нему. Сейчас у меня были дела гораздо важнее.
Я оперлась спиной на гору расшитых подушек и уже поднесла дрожащими руками кусок заветного пирога к своему широко раскрытому рту, как вдруг резко остановилась, мое шикарное угощение так и повисло в воздухе.
Как я могу верить этому Леону? Ведь он же лучший друг моего злейшего врага! А вдруг это ловушка? Вдруг все это запланировано? Что если пирог отравлен — сдобрен пургеном вместо специй или мышьяком?
Нет, не может быть, чтобы Лео мог так со мной поступить! Это очень жестоко и подло — гораздо ниже стандартов даже такого отпетого гада, как Коста! Странный парень, этот Леон Норгенштерн. С одной стороны, он уже успел меня накормить два раза, надавал кучу дельных и не очень советов, а однажды даже спас мою жизнь. Именно он приютил меня в ту ночь, когда закончился срок пропуска в мой номер и я оказалась выброшенной на улицу. Спешу добавить, что в студенческом городке все комнаты открывались специальными электронными карточками-пропусками, если, конечно, плата за проживание не была просрочена. И только в этом необитаемом апартаменте «356» на старой деревянной двери стоял обычный замок с ключом.
Мой желудок возмущенно заурчал, не понимая, почему в нем еще отсутствует его пирог.
Но почему же этот Леон, такой большой, сильный и благородный, не заступился за меня ни разу? Почему же он, самый добрый и справедливый, позволяет Косте так безнаказанно надо мной издеваться? Там, сначала в кафетерии академии, а затем и в главном холле Академии, этот железный Лео со стальными бицепсами стоял и молча смотрел своими медовыми искренними глазами, как меня колотит его лучший друг, а затем, как он же заставляет меня при всех целовать свои белые найки. С красивых пухлых губ Леона ни одного слова не слетело в мою защиту, когда директриса с позором вышвырнула меня из Академии, моего единственного пристанища, при этом наложив на меня трехэтажный штраф. И теперь мне было действительно больше некуда идти!
Неужели этот здоровяк Лео просто боится худенького поджарого Косту? Но это же просто смешно! Да Леон вообще ведет себя в последнее время как девчонка! При мне он уже успел несколько раз разрыдаться, покраснеть, побледнеть, накраситься и даже… надеть платье! Хуже, чем моя соседка Лиза!
Вдруг за моей спиной раздался страшный треск, от которого я вздрогнула, а мой некусанный пирог смачно шлепнулся прямо на одну из пушистых пузатых подушек, оставив большущее жирное пятно на красивой дорогой вышивке. Но мне было не до смущения: почувствовав легкий запах гари, я резко обернулась на звук и была готова выронить свой пирог снова. За моей спиной ярко пылал шикарный, выложенный из цельного дорогого камня, украшенный лепниной, позолотой и… небольшой серой фигуркой с широкими крыльями как у летучей мыши, камин. Она была очень похожа, а точнее — выглядела точь-в-точь, как та горгулья из прихожей, каменное крыло которой Доминик прострелил из пистолета. Моя спина похолодела, я поняла, что не ошиблась, когда увидела отверстие от пули среди каменных перепонок крыла. Это была та самая горгулья! Но как она смогла пробраться в спальню? И при этом еще зажгла без спроса камин! Надо было признаться, что последнее было весьма кстати — я села поближе к огню, и моя мокрая голова стала довольно быстро высыхать.
— Есть или не есть? — рассуждала я вслух и все еще не решалась хорошенько откусить от аппетитного, но быстро остывающего пирога. И вот, когда я уже была готова выкинуть все угощение прямо в огонь, я заметила на тарелке что-то маленькое, тоненькое и блестящее. Рядом с одним из пончиков лежала…
— Да это же булавка от моего галстука! — едва не закричала я вслух. — Лео, должно быть, незаметно для остальных подобрал ее с пола перед входной дверью! Ведь именно там я ее и потеряла, когда пробиралась в номер, а потом в череде малоприятный событий совершенно забыла о ее существовании! Лео нашел ее и, ничего никому не говоря, вернул мне!
Это могло значить только одно! Он обо всем догадался, он прекрасно знает, что здесь именно я, а не какой-то там полтергейст или призрак… Но при этом он меня не выдал Косте и его дружкам. А это значит, что тот здоровенный кусок пирога, что сейчас снова валялся на расшитой подушке, абсолютно безопасен и его можно смело есть. Что я тут же и сделала!
На пару минут я позабыла о своих проблемах, благодаря судьбу, а точнее — Леона, за неожиданный и прекрасный ужин. За моей спиной мирно потрескивал массивный каменный камин, который я почему-то совершенно не заметила, когда бежала через комнату на балкон за бесплатным угощением. Я быстро сбегала за своими мокрыми кроссами в ванную комнату, которую кто-то уже успел убрать и почистить, словно невидимая горничная. Интересно, кто же это сделал? Красивые белые бабочки? Они были здесь повсюду! Помню, я даже пыталась покормить парочку крошками пирога. Грациозные насекомые с самым оскорбленным видом вспорхнули и скрылись в тяжелых плотных шторах.
Я оставила найки сушиться рядом с камином, а сама села рядом на край огромной кровати, чувствуя, как высыхают мои непослушные черные волосы. Галстук я так и не смогла правильно завязать, и потому оставила его валяться мокрым в ванной.
Сполоснув за собой тарелку после жирного пирога, я тихонько приоткрыла зеленую занавеску, а затем и балконную дверь. Странно, всего пять минут назад окно казалось мне современным пластиковым, а сейчас оно точно было сделано из дорогого лакированного дерева и было гораздо старше.
Нечто странное происходило с этим номером: все вокруг становилось совершенно другим при повторном, более детальном рассмотрении. Декорации исчезали, словно видения, бесследно растворяясь в воздухе. Мебель из современной и дешевой, становилась изысканной и дорогой, достойной королей эпохи возрождения. Номер будто снимал передо мной свою маску, и в то же время, я постоянно ощущала на себе чей-то пристальный взгляд, внимательно и даже, может быть, с ужасом следящий за каждым моим движением.
Мое внутренне чутье подсказывало, что это была не только каменная горгулья с простреленным крылом, которая все еще грелась
