уже доложили. А ведь Женя предупредила (и не единожды!) меня о том, чтобы я и думать не смел сообщать сейчас Игорю, который только-только очнулся, о произошедшем. И наверняка такое же указание получили все прочие, бывшие в курсе и могущие контактировать с ним. И проигнорировали. В конце концов, Глава Семьи — Игорь, и подчиняются Филатовы именно ему, а не Жене.
— Наш ангел-хранитель… — добавил он, подтвердив мою догадку.
Здесь в отличие от там слова имеют вполне конкретный вес. Особенно те, что сказаны этим мужчиной. И раз он сам сказал о своем долге перед Кайей и не знает, как ему его оплатить, то обязанность приемной дочери помочь отцу и в этом…
Несмотря на то, что несовершеннолетняя приемная дочь Главы, особенно, пока не родился его родной сын — фигура на Семейной «доске» весьма значимая, во многих смыслах, но фактически беспомощная. Лишенная возможности действовать по своей свободной воле.
Вот, например сейчас. Меня, конечно же, из самых лучших побуждений, натурально заперли под домашним арестом в одном из принадлежащих Семье объектов, в гостинице, позволив лишь навестить приемного отца и будущего любовника, да и то, последнего только потому, что проигнорировать его никак нельзя.
— Защищать брата — мой долг и мое обещание маме. У меня будут две просьбы, пап… — облизнув губы, начал я.
— Какие же? — поерзав на подушке, поинтересовался тот.
— Во-первых, мне сегодня…
Я замолчал, задумавшись. Нет, сегодня на это у меня уже точно не хватит времени.
— …завтра. Да, верно. Завтра мне бы очень хотелось отправиться в библиотеку! Но, похоже, что никто везти меня туда не собирается. Пап, меня заперли, словно жирафа в клетке, в четырех стенах!
— Почему именно в библиотеку? И для чего тебе ехать туда самой? — удивился папаша. — Если так хочется прочесть какую-то книгу «в бумаге», то просто скажи, и тебе ее непременно доставят.
Вообще-то, библиотеку я желаю посетить не ради чтения книжек. Меня интересуют подшивки старых газет. Собственно, я и планирую посетить не самую обычную городскую, а библиотеку периодических изданий. Здесь, и конкретно в Петербурге, такие существуют, я уже все разузнал. Там хранятся экземпляры каждого из вышедших газетных тиражей, как отечественных, так и изданий ведущих иностранных держав.
Будь Кайа книжной героиней, и читатель непременно бы задался вопросом: «зачем?». И отвечая воображаемому читателю, я бы сказал…
Попытавшись выяснить в коммуникационной Сети что-либо из прошлого матушки, я нашел…
Да практически ничего я там не нашел. Самые ранние упоминания об этой женщине датируются ее замужеством.
Когда, не найдя в Сети ничего интересного, я размышлял над вопросами: «как?» и «где?», мне вдруг вспомнилась одна из книжных шпионских историй, коих там я прочел преизрядно, которую якобы даже временно запрещали на территории той РФ по причине раскрытия автором рабочих схем спецслужб.
И там был момент, когда главный герой, добывая нужную ему информацию, прибегает к помощи газет давно минувших дней.
И если кто-то вычистил из Сети упоминания о Жене, то, возможно, именно в бумажных газетных статьях за прошлые годы я сумею найти что-то, какую-нибудь ниточку, которая в итоге и приведет меня к тайнам ее прошлого.
Тем более что времена мне интересные приходятся практически на момент зарождения гражданской коммуникационной Сети, когда основным носителем информации для рядового обывателя все еще оставались эти самые бумажные газеты.
— Пап, я…
Приемный отец поднял руку, и я замолк.
— Хорошо, я понял. Сегодня скажешь охране, куда желаешь завтра съездить, и тебе организуют поездку. Я разрешаю. — произнес папаша и было очевидно, что у него уже кончается «завод». — А какая вторая просьба?
Я некоторое время молча размышлял, глядя на прикрывшего глаза приемного отца.
И…нет, сейчас не время. Но обязательно потом, ибо без его дозволения и содействия у меня вряд ли что-нибудь получится, ведь Кайа — «фигура», не способная «ходить» по собственной воле.
По крайней мере, каждый раз, когда ей этого захочется, а посему…
— Однажды, хотя этот день может никогда не наступить, я попрошу тебя, отец, помочь в одном деле огромной для меня важности…
Мне всегда хотелось ввернуть какую-нибудь цитату из «Крестного отца». И если бы там, это выглядело бы просто смешной пародией, то здесь, где не знают бессмертного творения Марио Пьюзо…
Короче говоря, фразочку я таки «ввернул», хотя, конечно, и не буква в букву.
Предместье Петербурга, имение Блумфельдтов. 13:35.
И вот авто со мной снова проезжает через главные ворота имения графа Генриха Карловича Блумфельдта и его Семьи, над которыми все также бдит огромный позолоченный двуглавый орел.
И снова мы не спеша катим по широкой липовой аллее к поистине грандиозному дворцу с реющим над ним имперским стягом.
Сняв перчатку и вытянув левую руку, я растопырил пальцы, все четыре с половиной…
Искалеченная кисть, совершенно не дрожит. Мне удалось добиться поистине выдающегося внешнего спокойствия, но вот внутри себя я…
Мое призвание — торчать в опостылевшем офисе и попивать давно уже остывший кофе, создавая различные компьютерные математические модели, а не корчить из себя «супер-пупер» хакера, аналитика и полевого агента (в одном флаконе) некой разведслужбы!
Впрочем, а разве Вселенная когда-либо спрашивала моего мнения о том, чего я хочу…?
Я перевел взгляд со дворца на хмурое зимнее Петербургское небо.
Да, пожалуй, разок спросила…
Спросила, хочешь ли ты, Дмитрий Николаевич…ты, Кайа…жить?
И я ответил, помнится, что да. Хочу. Очень хочу!
Ну а раз хочешь, тогда к чему все эти бессмысленные размышления и стенания о недоброй судьбе? Опостылевший офис и холодный кофе остались там, а здесь…
— Волнуешься, милая? — поинтересовалась едущая вместе со мной тетка, беря мою правую руку и успокаивающе поглаживая по кисти.
Дождавшись, когда я закончу свой визит в клинику к приемному отцу, мой шофер заехал в еще одно владение Филатовых, где и принял «на борт» эту мою родственницу, переселенную туда из основного Петербургского особняка до тех пор, пока его не очистят от возможных остаточных следов «подарка» для матушки и моего братца.
А ведь коробочка с микросхемами памяти, пускай даже и надежно спрятанная, все еще остается там, в особняке…
Прикрыв глаза, я отрицательно помотал головой. Нет, мол, не волнуюсь.
— И это правильно! — ответила сама явно разволновавшаяся родственница.
Собственно, волноваться было отчего, даже без учета тех секретов, которые мне удалось добыть во время Рождественского приема.
Юлию…ту самую Юлию, еще одну мою родственницу, ответственную за многие злоключения, произошедшие со мной в Пансионе, а заодно и близкую подругу Государыни…за найденный в ее сумочке небезынтересный видеофон, любезно подкинутый туда мной, уважаемый Генрих Карлович отделал
