— Точно, — согласился я, возвращая меч торговцу, тот быстро спрятал меч в ножны и убрал обратно на подставку из черного дерева.
Я ясно понимал, что он и не ожидал, что я куплю этот меч. Его интересовало, что я могу с ним сделать. Это и меня теперь интересовало. Юный Чан был мечником, как его дед. Что-то из этой страсти перешло теперь ко мне…
— Покатили, — сказала Сян. — Я кое-что тебе подобрала.
Я чувствовал, что торговец смотрит нам вслед, когда мы удалялись от его лавки.
Ну, что ж, похоже, пришла пора скинуть больничные шмотки и переодеться.
Мне купили джинсы, носки, кеды, оранжевую футболку с надписью «Я из Эпицентра», Сян настояла, выбрав этот девиз из ещё двух: «Я практик» и «Эпицентру Не Грози, Лучше Тихо Сок Соси». Сян заявила, чтобы я так не возникал по поводу надписей, мне же лучше будет, что бы это ни значило.
А еще мне взяли теплое худи, синюю куртку, и я понял, что вопрос с деньгами нужно решать в темпе урагана, ибо настолько близко к положению иждивенца я не подходил со времен начальной школы.
Я переоделся, не слезая с коляски в примерочной одной из лавок. Тело постепенно оживало, ногами я уже вполне мог шевелить, хотя встать и удержаться ещё не получалось, спина не держала.
Сняв больничные шмотки, я увидел щербины мелких бледных резаных шрамов усеявших грудь и живот, провел по ним пальцами:
— Не кисло меня изрешетило…
— Когда тебя доставили, в госпитале некому было сделать операцию, извлечь осколки. — произнесла Сян. — А потом… Ой.
В этот момент она просунула голову через шторку, в очередной раз проверить, как у меня дела, и застала за самым пикантным эпизодом переодевания — тут же снова пропала из виду.
— Да ладно, ты же всё уже видела. Что там про осколки?
— Ты тогда был лежачим пациентом! А теперь — нормы приличия… В общем, осколки потом уже поздно стало вытаскивать, решили, что лучше их не трогать. Томография показала, что с тканями всё в порядке.
— Хорошо, что вообще живой остался, — пробормотал я, натягивая оранжевую футболку через голову.
— Ты хорошо восстанавливаешься. Если так пойдет, скоро сможешь ходить, — оценила Сян мои усилия. — Все отлично сидит, у тебя отличная фигура.
Так, а вот это сейчас что было? Комплиментов женщины мне ещё не делали…
Я заметил, что Сян раскачивалась, прикладывая телефон к терминалам в руках у торговцев, и в этом тоже было нечто новое.
— Кто все эти люди? — спросил я.
— Кто знает? — отозвалась Сян. — Они просто однажды появились здесь и начали торговать. К нам теперь прорва народу приезжает со всего мира, хотят открыть в себе силу и стать ци-практиками. Кое-кому это даже удается.
— Ага. Круто. Сян, все хочу спросить, что значит — четвертый уровень?
— Четвертый уровень? — Сян наморщила лоб. — А! Как у Лангхо? Четвертый энергетический уровень. Это условная шкала потенциала сложившаяся у ци-практиков. Соответствует количеству шаоданей, которые практик в состоянии зажечь от своего даньтяня. Даньтянь, это энергетический орган, аккумулирующий энергию из внешней среды. Он у тебя, грубо говоря, в животе под пупком.
— Да, я слышал.
— О! Отлично! Условно, тот, кто овладел работой с даньтянем — это нулевой уровень. Таких много, тысячи, почти все, кто обитает в Эпицентре такое могут, иначе не смогли бы тут жить. А вот зажечь шаодань, даже один, это уже нетривиально, таких людей немного. Шаодань — это что-то вроде крупных узлов или сосудов на теле, которые при этом можно перемещать. И я не слышала, чтобы был кто-то, запитавший больше шести. Точнее, слышала про такого, что пытался. Это плохо для него кончилось.
— Вот оно что. А сколько шаоданей всего? — проговорил я, и память Чана подсказала. — Семь, как чакр?
— Даже по традиционным представлениям, никто не знает точно. Никто ещё не поджигал одновременно семь шаоданей. И наверное, тот, кто такое сможет, будет страшным человеком.
— Почему?
Сян усмехнулась.
— Почему? Ты видел Лангхо? Он тупой, почти ничего не умеет, но с его энергетическим уровнем это проблемы окружающих. Мастер седьмого уровня будет ходячей атомной бомбой! Не представляю, как можно будет рядом с таким жить.
— Понятно, — напряженно произнес я. — Знаешь, это всё реально дико интересно, но нам бы малость ускориться, потому что за нами хвост. Не оглядывайся.
— Ну, начинается… Здесь нас не тронут, — произнесла Сян, нажимая на ручки коляски. — Центральный рынок — по настоящему нейтральное место. Но надо оторваться. Как выглядит?
— Мужичок такой плотный в черной куртке в шапочке же.
— Увидела. Сейчас оторвемся.
Сян грамотно вкатила меня в лавку с тканями, свисающими с потолка, проехала ее насквозь. Мы выскочили с другой стороны и тут же умчались, разгоняя людей по узкому проходу.
— Вроде скинули? — оглянулась Сян, когда мы достаточно удалились от преследователя.
— Вроде. Я его не вижу.
— Давай выбираться отсюда, — бросила Сян.
И мы начали выбираться. Где-то уже на краю рынка я увидел в линии темных зданий нечто знакомое.
— Сян, подожди!
— Есть хочешь? — удивилась она, посмотрев на неоновую вывеску, мигающую на фасаде дома, в котором когда-то жил Чан Гун.
В смысле, я жил, кто же ещё… Тут все как-то драматично переменилось, соседние дома оказались заброшены, а там, где раньше была лужайка перед домом, теперь виднелась стоянка, но место ещё можно было узнать.
— Я жил здесь когда-то, — произнес я.
— Ого, — задумчиво отозвалась Сян. — Ну, тогда нужно обязательно зайти. Может, узнаем что-то. Заодно и поужинаем, пора бы уже. «Бабуля Хо», я, кажется, что-то слышала о ней…
«Бойцовская лапшевня бабули Хо» было начертано стеклянными светящимися иероглифами над входом в мой бывший дом.
Лапшевня, боевая? Я однозначно хотел взглянуть на неё поближе.
Сян закатила меня по низким ступенькам в открытую дверь:
А внутри тоже всё переменилось. От первого этажа, где я когда-то разговаривал с братом Чжао, ничего не осталось, кроме лестницы наверх, под которой расположили прилавок с кассой. А справа от дверей в которые мы вошли вдоль окон сделали стойку, поставили барные стулья — чтобы есть, глядя в большое окно с видом на факел Основного Потока над темными домами.
— Это кто тут у нас пришел? Ой, это же бедные голодные детки! Заходите-заходите! Не стойте там! Кушать же хотите? Бабуля Хо вас накормит!
Бабуля Хо оказалась той еще бойкой старушкой в среднетяжелом весе — проглядывали совсем не старушечьи бицепсы, да и общая подтянутость была не по годам. Не уж то от ежедневного нарезания лапши?
— Ох, деточки, да на вас смотреть страшно! Милочка, дорогая, тебе нужно кушать побольше, прозрачная совсем, тебя же на свет не видно. Нужно набрать килограмм пять, самое малое, мужчинам это нравится, ты уж мне поверь!
— Нда? — Сян явно не смогла вот так сразу поверить в эту идею и зачем-то посмотрела на меня.
Мне, в основном, худые и нравились. Наверное. Но озвучивать не стал.
— Ох! Мальчик, бедняжка в колясочке ездит! Сиди-сиди, не вставай! А худой какой! Выгоревший совсем! Я же вижу! Бабуля Хо все видит! Сейчас я тебя накормлю вас моей лучшей лапшичкой! С водорослями! И секретным ингредиентом!
— Это с солью, что ли? — подозрительно спросила Сян.
— И даже с мяском! — заразительно засмеялась бабуля Хо.
— Со змеятиной? Или это панголин в собственном соку? — не унималась подозрительная Сян. — Главное, чтобы не летучие мыши.
— Ох, деточка, а ты знаешь толк в высокой кухне, — одобрительно отозвалась старушка взбивая ком теста в муке на столе могучими руками. — Ничего такого, тушеная говядинка в кантонских специях.
— Звучит отлично, — отозвался я, подкатывая к стойке для клиентов.
— Пять минут, мои дорогие!
Сян ворча что-то нелицеприятное отошла ко мне, уселась на тумбу рядом.
— Никогда не узнаешь, чем тебя накормят в этих забегаловках, пока поздно не станет, — пробурчала она. — Пять килограмм! Скажет тоже! Да я каждое это кило сгоняю долгие часы в страшной бескомпромиссной борьбе, а она пять кило! Да пусть эти мужики лучше удавятся все разом!
