В этот день он также возвращался с тренировки, как всегда. Шел, думая о чем-то незначительном, но приятном. Уже начало смеркаться, в парке было безлюдно. Только вон один странный тип на лавочке отдыхает. Почему он решил, что тип странный, Макс не знал. Решил, и все. Он уже прошел мимо. Лицо типа показалось знакомым. Макс мучительно пытался вспомнить, где он его видел. Стоп! Картинка сложилась, а следом пришло понимание и узнавание. Макс развернулся с некоторой резкостью в движениях, пошел назад и сел на лавочку рядом с типом – низеньким толстячком с неопрятной шевелюрой. Тем самым, который ему по прошлой весне портретик сварганил. Вот оно, значит, как.
– Это что-то новенькое в наших отношениях, – сдерживая улыбку, сказал он.
– Думаешь?
– Раньше для встреч ты выбирал другие места, менее людные.
– Может быть, у меня вкусы меняются.
– Как и образы. Мальчишкой ты был более интересным.
Тот посмотрел на него и заулыбался:
– Знаешь ли, ловлю себя на мысли, что привыкаю к общению с тобой.
– А я так на мысли, что даже соскучился по твоей болтовне.
– Хамишь, приятель, – беззлобно бросил он.
Помолчали.
– Как оно, в общем и целом? – Макс понимал, что вопрос донельзя глупый, но надо же что-то спрашивать.
– Ничего, в общем и целом если. А как тебе?
– Тоска зеленая, – буркнул Макс.
– Тоска – это плохо, я бы даже сказал, погано. Значит, вернуться хочется?
– Хочется, – резко выпалил Макс, – сам не знаю почему. Здесь дом, друзья, родня, а вот хочется, и все. Без удержу. К тому же там Татьяна осталась с Сашкой, а я им обещал. Слушай, ты можешь мне помочь?
Нельзя сказать, что Макс целыми днями только и думал о том, как бы вернуться. По правде говоря, его такие мысли особо не терзали. Да, вспоминал, не без этого, но чтобы уж сильно рваться туда – так нет. Но сейчас, когда он снова столкнулся с этим непонятным типом, ему вдруг резко захотелось туда. К замку над водопадом. К пещерам с выползнями. К Игольчатой башне. Вот так-то. Бывает.
– Так поможешь? – Макс напрягся: вдруг откажет?
– Да не нужна тебе моя помощь. Я же тебе говорил, тебе теперь врата не нужны.
– Говорил, только ни хрена я не понял. И как это делать – ума не приложу.
– Это другой вопрос. Способность есть, умения нет. Но это дело поправимое.
– Так поправь! – почти вскрикнул Макс.
– Я не могу, у меня, выражаясь вашим языком, техника другая; твоя оболочка для этого не приспособлена, не выдержит. А вот они – могут. – Он кивнул в сторону кустов напротив. Макс перевел взгляд. Кусты мягко раздвинулись, и на дорожку вышли двое.
– Здравствуй, хадават, пришло время последнего урока, – сказал Тримир.
Ратай, стоявший на полшага позади, подтверждающе кивнул, радостно осклабившись.
– Здравствуй, учитель. – Макс встал и шагнул им навстречу.
…Солнце медленно поднималось над горой. Сейчас оно было похоже на ворчливого, уставшего, плохо отдохнувшего старика, которому по не понятной никому причине нужно было вставать в такую рань и приниматься за работу. Молодой глупый щенок горного пса встрепенулся, радуясь ему как родному. Он замерз и очень хотел есть. Но помочь ему было некому. Вчера он остался один. Мать – такая большая и сильная, которая согревала и кормила, – вдруг оставила его. Он не знал почему. Он только помнил, как она разбудила его, вытолкнув из-под своего бока на холодный камень. Он тут же попробовал вернуться обратно, туда, где так уютно и тепло. Но она не пустила его. Схватила за шкирку и сунула в узкую расщелину. Ему не понравилось там: и тесно, и сыро, и запах дурной. Но попытка выбраться ни к чему не привела. Едва он высунул нос из расщелины, как послышался недовольный рык, и он тут же скрылся в дыре. В таком состоянии мать лучше было не злить, можно и трепку получить. Все, на что он осмелился, – это осторожно выглянуть из-за камня, вросшего в землю у самого начала дыры. Он видел свою мать, стоявшую перед расщелиной и закрывавшую ее собой. Видел он нескольких странных созданий, зигзагами приближающихся к ним. Они так смешно бежали, останавливаясь, припадая на передние лапы, прыгая из стороны в сторону. Они чем-то были похожи на них, только мельче и, конечно, не такие красивые, как его мать. Он залюбовался ее рыжей, горящей на солнце шерстью и представил, как тоже станет большим и сильным.
Интересно, зачем они бегут сюда, может, хотят поиграть? Тогда зачем мать сунула его в эту дыру? Уж куда лучше выбраться на солнышко. Видел он, как смешные создания приблизились совсем близко, как двое из них разом взвились в прыжке. Видел, как мать поймала первого еще в воздухе за загривок, что-то хрустнуло, и она отбросила его в сторону. Второй упал на мать сверху, стремясь вцепиться зубами в холку. Она извернулась, сбросив его со спины, и клыки рванули ему глотку. Но тут бросились остальные, и он вдруг понял, что это не игра. И вот тогда ему стало страшно. Страшно до того, что он поглубже забился в сырую узкую щель, лег, закрыв глаза и даже прикрыв их лапой, чтобы ничего не видеть. Уже когда солнце стало прилипать к вершинам гор, он осмелился выглянуть из своей норы. Мать была тут, она никуда не ушла. Она лежала, вытянувшись стрункой, и смотрела на закатное солнце. Вокруг валялись тела смешных существ. Никто из них не шевелился. Мать едва повернула к нему голову. Он кинулся к ней, но тут же споткнулся, зафыркал и зачихал. Пряный запах крови и еще чего-то непонятного резко ударил в нос. Он покрутил головой, пытаясь сбросить непонятный запах, но тот ни за что не хотел уходить. Пришлось смириться с ним. Ничего. Сейчас они с матерью уйдут отсюда, и все будет хорошо. Он подкатил к ней пушистым веселым комком, легонько схватил ее за ухо, как делал всякий раз, когда хотел поиграть, и тут же отскочил, уворачиваясь от нее. Но она почему-то не приняла игру, а только тяжело вздохнула, посмотрев ему в самые глаза. Ему стало плохо. Что-то непонятное надавило, вызывая желание скулить. Пискнув, он подошел к ней, осторожно ткнулся носом в шею. Она пахла кровью и тем самым непонятным. Мать снова вздохнула, потянулась и лизнула его. И он понял, что сейчас она уйдет. Уйдет навсегда. И он останется один. Она ушла, а он всю ночь просидел над ее телом, понимая, что ни встать, ни поиграть с ним она больше не сможет.
Когда небо начало сереть, он поднялся на ослабевших лапах и побрел прочь – искать новую жизнь. Жизнь без нее. И вот теперь, когда появилось солнце – их дальний родственник и покровитель, он обрадовался ему как родному. И тут он увидел на фоне желтого диска чей-то силуэт. Он никогда не видел таких раньше. Он был большим, очень большим и шел на задних лапах. Он подходил все ближе, а щенок смотрел на него во все глаза, понимая, что вот она – его новая жизнь.
Человек присел рядом с маленьким пушистым комочком. Это был щенок собаки. «Наверное, местная дикая порода». Малыш трясся от холода и все пытался ткнуться носом ему в ладонь. Он подхватил его на руки, чуть подержал, гладя огненно-рыжую шерстку, и сунул за пазуху. Тот заворочался, устраиваясь поудобнее.
– Вот и у тебя теперь есть пес, – сказал человек и зашагал дальше.
Он шел и шел, думая о маленьком живом комочке, лежавшем сейчас у него за пазухой. Ощущение этого маленького тельца, которое он согревает своим теплом, заставляло его улыбаться. Человек прошагал всю ночь, а утром вышел к цели своего путешествия. Он остановился, разглядывая низенький домик с покатой крышей, прилепившийся к подножию одного из холмов.
– Вот ты и дома, – прошептал он и двинулся к домику.
У порога лежал огромный пес, безжизненно глядя на облака. Пес был мертв.
– Ты уж прости, приятель. – Губы вдруг пересохли, и слова дались человеку с трудом.
Не заходя в дом, он обошел его вокруг.
– Должна же тут быть какая-нибудь живность.
Его предположения оказались верными. За домом он обнаружил пару коз. Увидев человека, они как-то даже радостно заблеяли и припустили к нему.
– Эй, эй, спокойнее. – Человек явно не ожидал такого приема.
Через пару минут он понял, чего от него хотят. А хотели они только, чтобы человек перестал мечтать и дал им воды. Вытащив из колодца полное ведро, он налил им в большое деревянное корыто. Козы с жадностью стали пить.
– Такое дело, красотки, мне от вас кое-что нужно. – Проговорив это, он зашел в небольшую сараюшку, приклеившуюся к дому. Через минуту вышел оттуда с широкой и довольно глубокой миской. – Как же это делается? – Человек присел рядом с той, у которой было вымя побольше…
…Он сидел на небольшом пригорке, глядя на горы. У его ног слегка возвышались два холмика: Ольх, которого последнее время часто называли старым, и его пес, который не сумел защитить хозяина и отомстить за него.
– А ты сумеешь меня защитить? – спросил он у щенка, радостно катавшегося в траве как раз между холмиками. Долгий сон и козье молоко прогнали все его страхи. Он знал, что теперь опять не один. Теперь с ним тот, кто ходит на задних лапах. Друг. Защитник. Брат.
