так умеют? Когда не восемь на одного?
Карьера. Деньги. Успех. Слава. Как много из бойцов низовых дивизионов никогда не достигают ни одного ни другого, ни третьего? Как много из них живут с болью в голове, потерей памяти, растяжением связок и ломотой в суставах к непогоде? Наверное — слишком много. Мир боевых единоборств такой же безжалостный, как и мир видеоблогером, например, где все знают одного-другого, который зарабатывает миллионы, и никто не знает миллионы тех, кто старается, но у них не выходит. Нет, погодите, быть видеоблогером — не значит постоянно пропускать удары в голову. Или быть айдолом, например. Когда в последний раз вы видели айдола с Альцгеймером? С сотрясением мозга? На обезболивающих? В любом случае аналогия тут понятна — профессиональный спорт безжалостен, а шансы хотя бы заработать на хлеб таким образом — ничтожны. Большинство бойцов занимаются скорее «для себя», хотя каждый, конечно же, хочет однажды стоять на пьедестале почета. Возраст для профессионального спорта имеет огромное значение и начинать всегда немного поздно — как говорят тренеры.
Купер, он же Такаши — был одним из тех, кому повезло. Он молод, он силен, он еще не получил никакой травмы, мешающей в его карьере. Более того, случилось чудо — его заметили. И с ним подписали контракт. Пока испытательный срок, но все же. «Арматор» — фирма солидная, его уже начали раскручивать на региональном уровне. И вот тут, по словам Нобу, наш Купер и начал берега терять. На тренировки не приходит, вечеринки закатывает, пить стал… больше обычного. А надо тут сказать, что «Арматор» контракт не только с ним, но и со «Школой Бокса Иназавы» подписал и этого зазвездившегося бойца нужно было привести в порядок уже к следующему месяцу, когда у него бой в Киото. А он с какими-то девками в зал завалился, да еще и пьяный. В общем, хотел Нобу-сенпай сам с ним поговорить, а потом постоял со мной в паре и решил — пусть вон новенький с ним перетрет. Какой педагогический талант, сразу видно. Педагогический дар во мне Нобу-сенпай заметил сразу после легкого нокдауна, а ведь он сто двадцать кило весит, нелегко такому голову повернуть, у него шея с два моих бедра будет.
— Эй, Купер! — кричит Нобу-сенпай через зал: — твой спарринг-партнер пришел! Ты только не убей его! — и толкает меня в спину. Вздыхаю. Оборачиваюсь. На лавочках вдоль окна-витрины сегодня тесновато. Там сидят трое наших хищниц в своих школьных юбочках, Мико хихикает и что-то показывает Кэзуке, Натсуми тут же выписывает ей легкий подзатыльник. Дарвинизм во всей его красе. Чуть отодвинувшись от трех девушек (на приличное такое расстояние) — сидит Аки-кун и трое его друзей. Остальные откололись по дороге, соскучившись и на «дела» сославшись. Конечно, рассчитывали на короткое шоу у школы, а вышло не пойми что, да еще и долго все. По другую сторону от прайда китов-убийц социального океана школы — сидит Наоми, сидит Шизука. Томоко нет — она ушла пораньше. Староста хотела с ней вместе прибраться в нашем новом клубном помещении, но ей домой было нужно и договорились все завтра.
Но меня лично больше волнует Шизука и ее ножик. Потому что я помню, что Аки-кун — также ее кумир и возлюбленный, хоть и не подозревает об этом. При всей своей неколебимой вере в психологическую устойчивость Шизуки, я все же не могу сдержать мысли о том, что она может и пырнуть. И самый главный тут вопрос — кого? Меня ли за то, что замарал светлый облик Аки-куна, или его, потому что от любви до ненависти один шаг и этот шаг ей почти был сделан. Надеюсь, что она все же усвоила мои уроки насчет «не уверен — не режь» и «перед любым убийством подумай, что будешь делать с телом». Если усвоила, то я спокоен. Кого бы она не захотела зарезать — сейчас она это делать не будет. Это уже потом, когда я один домой пойду, темными переулками — имеет смысл оглядываться через плечо и прислушиваться к легким шагам за спиной.
— А чего так? — раздается голос Купера-Такаши. Он уже разогрелся у снарядов и вспотел, скинул с себя мастерку и остался в темно-синей майке с номером четыре на груди с надписью на английском — что-то про баскетбольную команду Университета Кентукки. Нобу что-то говорит ему про то, что надо бы и иногда и с молодежью встречаться и вообще, темные лошадки могут и удивить, нельзя нос задирать. Вот, этот например — он тычет в меня пальцем — очень способный. Да я даже поставлю парочку шотов в баре, что он два раунда с тобой простоит. Еще один интриган, а на вид такой простой, рубаха-парень, прямой как бульдозер и бесхитростный как якорь. Но нет. Нобу-сенпай аккуратно заводит Купера в ловушку и подсекает его на споре.
— Хорошо — пожимает плечами Купер и тычет в меня перчаткой: — если вот это простоит хотя бы раунд — угощаю тебя в баре.
— А если все три раунда? — прищуривается Нобу. Эти двое продолжают говорит так, словно меня тут нет. Словно я вещь. Шкаф для одежды, снаряд для тренировки. Это выводит из себя. Должно выводить. Но мне плевать. Сплоченные сообщества людей, вроде спортсменов высокого класса — всегда закрытые. Если ты хочешь, чтобы тебя увидели, как человека, как личность — ты должен сперва доказать это. Тут ничего не дается даром.
Наконец все условия обговорены, и мы с Купером выходим на ринг. Нобу любезно соглашается быть рефери на ринге, угловым у меня стоит Отоши, его глаза выпучены так, что вот-вот из орбит вылезут.
— Слышь, Кента! — говорит он: — познакомь меня с ней, а?
— Ты думаешь сейчас самое время? — спрашиваю я, давая понять, что я вообще-то на ринге стою, у меня на руках перчатки и на голове — шлем. Капу.
— Конечно! — удивляется он, подавая мне капу: — а то потом тебе Купер по башке даст и ты все забудешь. Он же дурной на ринге, а тем более они с Нобу поспорили… ой, что будет… ты уж постарайся голову поберечь.
— Мхм — отвечаю я содержательно. Трудно выражать сложные философские сентенции с капой во рту. То есть — можно, но приходится прикладывать дополнительные усилия.
— Ладно, удачи. — он хлопает рукой меня по
