Джангарай хотел было запротестовать, но понял, что не вовремя, и нехотя подчинился. Они споро справились с веревками, узлы на которых были завязаны как раз в расчете на необходимость быстро освободиться, и Каэ встала впереди. Она так и не поняла, заметил ли это сарвох в жутком тумане.
– Устали? – Голос был, похоже, мужской, но очень высокий. Или если женский, то слишком низкий.
Впрочем, пол сарвоха Каэтану не интересовал. Она пристально вглядывалась в белую завесу, пытаясь определить контуры того, кто, невидимый, говорил с ними. И ей показалось, что она высмотрела в тумане темное пятно. Раз ухватив его взглядом, Каэ старалась уже не упустить эту зыбкую тень, так что все ее внимание было сосредоточено только на этом.
– Ты поможешь нам выбраться отсюда? – задала она вопрос только для того, чтобы определить, угадала ли.
– Смотря куда, – дружелюбно ответила тень и тут же переместилась еще правее. Но так как путники с места не двинулись, она возвратилась. – Я ведь не такой плохой, как про меня рассказывают... – Тень опять сместилась вправо.
– Что вы видите в этом тумане? – зашептал Джангарай, которому надоело стоять на месте.
– Ничего, – честно призналась Каэтана. – Зато я, кажется, знаю, куда нам нужно идти. – Она крепко ухватила свой шест левой рукой, зажала меч в правой и памятуя, что сарвох держится с правой стороны, сделала первый шаг в левую сторону.
Сарвох тихо взвыл, но обострившийся слух Каэтаны уловил этот едва слышный вой.
– Свалитесь в трясину, – вдруг промолвил голос сарвоха прямо около нее.
Каэтана осторожно повернула голову и обмерла. Он стоял совсем близко, вероятно потеряв терпение, и был готов нападать. Темная плотная тень, видимая сквозь завесу тумана, была слишком велика для тихого мягкого голоса. И стояла она как-то странно.
– Я помогу, – убедительно сказал голос, но Каэтана ему уже совсем не верила.
И когда голова на тонкой шее метнулась к ней из белого марева, она точно и аккуратно отрубила ее клинком.
Из страшной раны фонтаном хлынула кровь, залив ее и Джангарая. Маленький Воршуд остался относительно чистым, если можно назвать чистым мохнатое существо, сплошь измазанное в болотной грязи.
Справа забилось в конвульсиях нечто огромное и тяжелое.
Каэтана не двигалась с места, тяжело дыша и заботливо вытирая клинок полой своего плаща.
– Что у вас случилось? – спросил наконец Бордонкай.
И тут только она сообразила, что сзади, за спиной Джангарая, никто и не понял, какой страшной смерти они избежали. Там просто доверчиво стояли и ждали. Вот от этого сделалось по-настоящему страшно.
– Я убила сарвоха, – ответила она громко, не боясь, что их услышит другой сарвох или кто-нибудь еще, кому непременно нужно на них напасть.
– Уже? – изумился Ловалонга. – Это он так бился?
– А кто же еще? – ответила Каэ. Все это время они стояли на месте, и ноги их медленно и неумолимо затягивало в трясину.
– Нет, – сказал Джангарай, – тут хочешь не хочешь, а надо двигаться вперед, иначе засосет.
В этот момент словно покрывало тумана сорвали с болота и в небе вспыхнуло полуденное солнце.
Каэтана стояла первой, заляпанная грязью и темной, как грязь, кровью, и смотрела на скользкое тело, похожее на туловище гигантской жабы, поставленное на отвратительные лапы с когтями, каждый размером с хороший кинжал. Вдоль спины шел небольшой гребень, а непропорционально тонкая по сравнению с громоздким рыхлым телом шея была перерублена почти у основания. У ног Каэтаны, наполовину уже погрузившись в грязь, лежала голова. Обычная или почти обычная человеческая голова с бледным лицом и широко открытыми удивленными глазами. Отвратительно алые на фоне кожи губы были полуоткрыты, и изо рта торчали тонкие и острые, как иглы, зубы, чуть загнутые внутрь.
– М-да, – сказал, глядя на них, потрясенный ингевон, – как рыболовные крючки. Если вопьются, то уже не отпустят.
– Я читал о сарвохах, – прошептал Воршуд. – Их описаний приводилось много, но все они были разноречивы. А чтобы такая гадость... Он же не топит людей, он их жрет.
– Вот теперь ты сможешь написать статью для энциклопедии, – сказал Джангарай.
– Правда? – обрадовался Воршуд, забывая о только что испытанном ужасе и погружаясь в сладкие мечты.
Они прошли еще совсем немного. Почва под ногами заметно уплотнилась, а камыши и осока становились все гуще и гуще. Под конец идти стало просто невозможно, а Джангараю пришлось поменяться местами с Бордонкаем, забрав у него копье, благо перспектива провалиться в болото уже не маячила перед путниками. Исполин взял меч Ловалонги и стал быстро прорубать в камышах коридор – но прошло еще около получаса, прежде чем они достигли твердой земли.
Когда все выбрались и почистились, смывая грязь водой из небольшой речушки, впадавшей в болото, напились и отдохнули на берегу, разведя маленький дымный костерок, чтобы спасаться от мошкары, Ловалонга поднялся и произнес почти торжественно:
– Добро пожаловать в Аллефельд.
– Лес как лес, – заметил альв, потягиваясь. – Ничем особенным не отличается. Разве что комарами.
Ловалонга с укоризной посмотрел на мохнатого человечка, но ничего не сказал, а вот Джангарай недовольно бросил:
– Не накликай беды. Ты что, не знаешь, куда нас занесло?
– Проскочим, неуверенно сказал Воршуд. Глаза его стали беспокойньми, и он начал озираться по сторонам.
Бордонкай воспринимал происходящее с философским спокойствием – он был готов сражаться, если появится враг, и готов отдыхать в любую свободную минуту.
– Пойдем? – спросил гемерт, устраивая поудобнее на плече свою Ущербную Луну и направляясь в лесные заросли. – Комары возле болота...
– Ты думаешь, там будет легче? – спросил Джангарай уже вдогонку.
Он и Ловалонга зашагали рядом.
– Скажи откровенно, – пересилив неприязнь к аллоброгу, начал ингевон, – ты-то зачем с нами идешь?
– Я талисенна герцога Арры, и госпожа Каэтана находится под моей охраной и защитой.
– Ты видел, как госпожа Каэтана рубила трикстеров в капусту? Ты-то ее как охранишь?
– Это не имеет никакого значения, – упрямо ответил Ловалонга. – В бою у воина всегда должна быть прикрыта спина.
Джангарай с уважением посмотрел на талисенну – эти слова ему явно понравились. Поэтому он решил говорить откровенно.
– Видишь ли, друг мой, – начал он, – нам так или иначе придется путешествовать вместе и доверять друг другу жизнь, честь, свободу и достоинство. Я иду в ал-Ахкаф, потому что Каэтана учит меня фехтовать. И еще мне нужно узнать у Тешуба, кто убил учителя Амадонгху и могу ли я поквитаться с убийцей. Это два вопроса, которые для меня дороже и важнее моей, скажем прямо непутевой и не очень удавшейся жизни. А что гонит тебя?
Ловалонга задумался, прикидывая, стоит ли признаваться в главном, но наконец решился:
– Откровенность за откровенность. Я не помню большую часть своей жизни. Но меня неотвязно преследует единственная мысль, и долгое время я даже считал себя сумасшедшим: я должен выполнить некое обязательство – но какое, перед кем?..
Скажу больше: еще несколько лет назад я был абсолютно невменяем и только недавно обрел разум. Но, как и госпожа наша, лишен памяти о том, что происходило со мной до момента просветления. Я пришел в себя пять лет назад талисенной герцога Элама, по имени Ловалонга, с мыслью о взятом на себя обязательстве перед кем-то, мне неизвестным. Когда герцог привез госпожу Каэтану в замок, мне очень полегчало – возможно, оттого, что впервые мои мысли были заняты не только и не столько собой. Двойник госпожи был почти что ожившим мертвецом – немым, полуслепым, полубезумным, но не абсолютно равнодушным. Герцог оставлял ее на мое попечение, и я проводил с ней все время, пытаясь докричаться до нее. Однажды она заговорила, будто кого-то искала. Я не понял ни слова, но с той поры мысль о моем долге неотступно меня преследовала. Я открылся герцогу, но он сказал, что давно обо всем знает и обещает мне в скором времени избавление от душевной боли. Я уверен, что он выполнил бы свое обещание, но не успел. Незадолго до его гибели я оказался в плену у трикстеров. Так что теперь никто, кроме Тешуба, не сможет объяснить мне, в чем заключается мой долг. Одно я знаю наверняка: он как-то связан с госпожой Каэтаной, ибо в ее присутствии мне становится легче. Надеюсь, вы не станете считать меня безумцем после того, как я все это рассказал?
– Все мы немного чокнутые, – откровенно высказался Джангарай. Затем протянул Ловалонге руку:
– Можешь рассчитывать на меня, брат.
– Спасибо, брат. И ты тоже. – Других слов им не потребовалось.
Однако, когда маленький альв, понурившись, отошел в сторонку, они подозвали и его. Бордонкай оказался рядом как-то незаметно – словно так и должно быть.
Тот день был незабываемым для Воршуда – впервые в жизни трое человек одновременно назвали его своим братом.
