– Да, мы готовы, – процедила сквозь зубы Полилло. – И если бы вы дали мне один день, чтобы разобраться с вашими мужчинами, они бы тоже стали готовы. Я сделаю их сердца стальными, или они проклянут день, когда родились на свет.
Адмирал не обиделся, а тяжко вздохнул.
– Если вы хотите, чтобы мои люди сражались, – грустно сказал он, – вам придется передать командование экспедицией мне. Честно говоря, они устали от того, что всем заправляет женщина.
Ах так, подумала я. Холла Ий тоже выжидал удобное время для удара, как король Кихат.
– Они винят в наших несчастьях вас и ваших подчиненных, – продолжал адмирал все так же печально. – И кто сможет доказать, что они не правы? Любой моряк знает, что женщины и корабли – вещи несовместимые. Почему-то богини моря ревнуют, когда вы вступаете на палубу.
Гэмелен расхохотался, и якобы глубокая печаль адмирала выставилась настоящей глупостью. Пират вспыхнул, сжал кулаки, но сдержался и ласково мне улыбнулся.
– Значит, вы отказываетесь сражаться? – напрямик спросила я.
– Вовсе нет, – ответил он, и его улыбка мгновенно пропала. – Я просто говорю, что, если приказания будут исходить от вас, мои люди не станут им следовать.
– А если от вас?
Холла Ий улыбнулся торжествующе.
– В этом случае будут.
Я резко поднялась, опасаясь, что Полилло окончательно взбесится. Признаюсь, тогда я задумала играть по своим правилам.
– Мы еще обсудим этот вопрос? – спросил Холла Ий, когда мы уходили.
– Конечно, – ответила я. – Обязательно обсудим, адмирал.
Я постаралась улыбнуться зловеще и вышла.
В мое время молодые солдаты играли в казармах в одну игру. Она называлась «побеждают проигравшие» или просто «хромота». Играли двое. Играли обязательно босиком. Весь инвентарь состоял из двух ножей. Противники вставали друг от друга в двух шагах. Цель игры – воткнуть нож в землю как можно ближе к ноге соперника и не порезать ее. Каждому давалось три попытки. Проигрывал тот, кто первый промахивался, естественно. Мы играли на деньги, на дежурства и караулы, а однажды – чтобы разобраться в любовном треугольнике. Победительница потеряла в состязании часть большого пальца, и об игре узнало начальство. Ясное дело, игру запретили.
Примерно такая же игра завязалась между мной и Холлой Ий. Мне предстояло споткнуться первой. Я лишалась права командовать.
Признаюсь, писец, когда я, уходя из его каюты в ту ночь, улыбалась зловеще и многозначительно, я блефовала. Но я никогда не блефую зря. Видишь ли, именно я тогда проиграла в этой последней игре в «хромоту». Не надо исподтишка смотреть на мои ноги. Я сумела сохранить все свои пальцы.
Наша окончательная ссора с адмиралом была отложена на довольно долгое время. И все из-за Гэмелена.
Через два дня после совещания мы попали в полосу густого тумана. Боясь потерять друг друга, мы остановились. Я приказала подавать сигналы рогом. Приходилось ждать и молиться, что туман остановил Кихата тоже.
Гэмелен вызвал меня в свою каюту. В его волшебной жаровне горел веселый огонек.
– Садись, выпей бренди со стариком, – сказал он.
– Мне надо быть на палубе, в карауле.
– Ерунда, там нечего видеть. Если они решат напасть, мы обнаружим их, когда они уже начнут резню. Садись, я тебе расскажу, как закончить гонку в нашу пользу.
Я неохотно подчинилась, одним глотком осушила бокал, налила еще. Я до сих пор не могла избавиться от видений призрачного мира, который явился ко мне тогда, когда я впервые произнесла заклинание. Я чувствовала себя так, словно я тону, словно меня увлекает в пучину водяной демон, который с каждым часом становится все сильнее. И, к своему ужасу, я понимала, что не хочу сопротивляться. Пучина манила меня, соблазняя волшебными тайнами. Примерно то же самое я ощущала много дней назад, когда смотрела на карту западных морей и страстно желала знать, что лежит за ними.
Гэмелен порылся в складках своей одежды и вытащил перо, которое он оторвал от жезла Кихата. Неловко он протянул перо мне.
– У нас есть кое-что, что принадлежит королю дикарей. То, что он ценит больше всего на свете… – Я взяла у него перо дрожащими пальцами, зная, как он закончит фразу: – …его мужество.
– Я знаю, чего ты хочешь, маг, – сказала я. – И я не могу и не хочу этого делать.
– Ты что, боишься магии, Рали? – спросил он.
– Ты сам об этом знаешь, – ответила я.
– Я не знаю. Расскажи, в чем дело?
– Найди кого-нибудь другого.
– Больше никто не подходит. В чем же дело?
И я рассказала ему.
Эта история не имеет ничего общего с трагической смертью Халаба. Я никому не рассказывала ее, за исключением Отары, а она мертва. Поэтому записывай внимательно, писец. Я рассказываю тебе эту историю только потому, что обещала говорить правду.
Я рано стала женщиной: менархе наступило в десять, к одиннадцати годам у меня уже была грудь, крутые бедра и оволосение на лобке. Тело мое расцветало, а душа оставалась детской. Я много думала о сексе, и это угнетало меня, потому что я связывала свои мечты с мужчинами. На меня часто накатывала горячая волна желания, но если в таком состоянии я видела мужчину, меня тошнило. Все в мужчинах мне внушало отвращение: бороды, грубые формы тела, неприятный запах.
Однажды летом, когда мне было двенадцать, мы гостили у моего дяди. У него было собственное поместье с хорошим садом, оливковыми деревьями, он держал коз. Я ела вдоволь черных оливок, козьего сыра, прекрасных сладких помидоров и лука с хлебом. Однажды после завтрака мы с моим кузеном Вереном отправились в горы, чтоб посмотреть на коз. Верену было пятнадцать, и, хотя он подрос с тех пор, как я видела его последний раз, я все равно была выше и сильнее его, поэтому мы часто ссорились и мирились. Погода стояла прекрасная в тот день, легкий задумчивый ветерок доносил с горных пастбищ аромат цветущих трав.
Мы съели все, что у нас было, напились из ключа, бившего из-под старого дуба, и улеглись в тени деревьев. Приближался полдень, и было жарко. Цикады звенели где-то в траве, изредка над нами пролетали птицы, с гудением на цветок садился шмель. Воздух был насыщен ароматами диких роз и тмина, который начинал цвести.
Верен начал рассказывать глупые истории, я смеялась, а потом он начал щекотать меня, а я – его. Мы забыли, что уже почти взрослые, смеялись до резей в животе, катались по траве и боролись.
А потом детство кончилось. Юбка моя оказалась задранной, трусы он с меня стащил, раздвинул ноги и взобрался сверху. Я пришла в себя и оттолкнула его. Он стоял на коленях с расстегнутыми брюками, и я увидела его член – большой, как у взрослого мужчины, он наливался силой. Меня начало тошнить.
– Убирайся! – потребовала я.
Но Верен упал на меня, схватил меня за руки и завозился, пытаясь силой овладеть мною. Я боролась, и мне удалось высвободить одну руку. Я ударила его изо всей силы, вырвала вторую руку, сбросила его, но тут почувствовала страшный удар по голове.
– Прекрати драться! – закричал он. В его руке был зажат камень.
Я закричала от боли и ярости. Я бросилась на него, он еще раз ударил меня камнем, а потом… я убила его, сама не знаю как.
Да, писец, я убила своего двоюродного брата. Да, я говорю о Верене Антеро, и я знаю, что ты думаешь. Я приказываю тебе молчать и записывать все точно.
Верен был на мне, ударил камнем, а в следующее мгновение я стояла на ногах, а он лежал на земле, со сломанной шеей, в его мертвых глазах застывший страх и боль.
Я была в шоке, и мной владела только одна мысль – моя жизнь кончилась. Теперь будет только плохое.
Откуда-то сзади до меня донесся нежный женский голос. Я повернулась на пятках, как стрелка компаса, притянутая Сиренами юга, которые повелевают сторонами света.
– Рали, – произнес голос, – Ралиии…
Она стояла под дубом у ручья. Она была ошеломляюще прекрасна, прекрасна как богиня. Ее черные как ночь волосы свободно рассыпались по молочной белизны плечам. Темные глаза, опушенные длинными как веер ресницами, притягивали меня так, что я не сразу поняла, что она обнажена. Она ничуть не стеснялась своей наготы, словно это было для нее привычное состояние.
Она поманила меня тонким пальцем.
– Иди ко мне, Рали.
И я подошла к ней, не чувствуя под собой ног, мне казалось, что я лечу над землей. Она обняла меня, и я разрыдалась, сожалея о себе, о Верене и о его поступке. Она подняла мою голову, оторвав мое лицо от своей мягкой груди, и пристально посмотрела мне в глаза. И я утонула в их уютной темноте. Все остальное исчезло из моей души.
– Я люблю тебя, Рали, – сказала она.
Ее слова почему-то не удивили меня. Я знала, что она любит меня.
– Я ждала тебя, Рали, – сказала она. Мне казалось, что я знала и это.
Она взяла меня за руку и отвела туда, где ручей вытекал из-под огромных корней дуба. Мы вошли в маленькую заводь, и перед нами открылись ворота. Мы вошли и оказались перед домом, сплетенным из зеленых ветвей.
