Последнее, что увидел Демид, – торжествующие глаза Митяя.
* * *
Отмолотили Дему изрядно. Постарались ребята-надзиратели на славу. И в бетонном «отстойнике» он настоялся – узком ящике с корявыми, впивающимися в локти стенами, где ни сесть, ни лечь. И упасть невозможно только потому, что плотно зажат ты между такими же, как ты, подонками, которых набито в эту душегубку как сельдей в бочку. Демид уже потерял ощущение реальности. Он отделился духом от своего избитого тела, потому что не было сейчас в этом изувеченном, истерзанном теле ничего, кроме боли и усталости. Не было в этом теле ничего привлекательного. От смерти, конечно, отстояло тело еще очень далеко, но нормальной жизнью это тоже нельзя было назвать.
А потом дверь отворилась, выволокли Дему и сотоварищей его по несчастью на свет небожий, люминесцентный, прогнали по коридору, вышвырнули на улицу и запихнули в «воронок» – «уазик». Утрамбовали в клетку – сколько человек, Демид уж и не знал. Напротив клетки на сиденье вольготно развалились двое конвойных с автоматами. Вздумайся кому-нибудь из них сейчас стрельнуть, и пуля прошила бы сразу двоих, а то и троих. Тесно было в клетке.
Однако скоро «воронок» остановился. Выгрузили почти всех. Дальше повезли только двоих – Демида и мужичка средних лет, с отчаянно трясущимися руками. Мужичок смотрел на свои руки, вытанцовывающие на коленях с привычной тоской непохмелившегося алкоголика.
– Эк трясет, – сказал он. – Скоко ж я пил? Недели три будет. Женьку рубанул. Топором. Жалко Женьку. А может, выживет?! Ему привышно. Не в первый раз. Он сам виноват, Женька. Он у меня 0,7 первача скрал. Это как же прощать-то?
– Куда нас? – Губы Демида спеклись кровавой коркой и едва шевелились.
– В дурдом. Не знаешь, что ли? На еспертизу.
– Не разговаривать! – Конвойный напротив скривился, выплюнул окурок. – Слышь, мужики, водки надо?
– Надоть! – Демин сосед оживился. – Ты это, сынок, возьми чекушку, а то душа умирает. Возьми Христа ради!
– Бабки на стол!
– Нету! Нету денег. Ты в долг, сынок! Я верну, чес-слово...
– Ну, народ нынче наглый пошел... – Конвойный качнул насмешливо головой. – Без денег – водки им подавай! В дурке тебя похмелят. Мало не покажется.
* * *
А в больнице ничего страшного не оказалось. Больница как больница. Неспроста Колян вспоминал псих-экспертизу добрым словом. Волокли, конечно, Дему самым грубым способом – два охранника под руки, да еще и матерились, потому что сам он идти не мог. Или притворялся, что не мог, – кто его поймет, придурка такого? Наконец появился врач – молоденький, года три после института, но с бородкой, в толстенных безобразных очках и даже при галстуке. Вел себя врач степенно, смотрел свысока, говорил медленно и наставительно. И сразу было видно, что прячет он таким образом свою неуверенность и любопытство – что это за птицу к нему привели, и, конечно, некоторый страх – а вдруг этот псих-заключенный набросится?
Психа-заключенного держали за конечности так, что он и пошевелиться не мог. Руки за спинку стула завели, наручниками сковали. Дышали тяжело в уши два бугая – то ли охранники, то ли санитары. Черт поймет. Что-то квадратное. На что уж Демид терпелив, а и то возмутился.
– Ну вы, братки, уж совсем обалдели, – сказал он. – Что вы меня тут скрутили, как Чикатилу какую? У меня, между прочим, рука поломатая, я, можно сказать, инвалид труда. К тому же на людей я кидаюсь только после стакана дихлофоса. Вы меня потише щупайте, мордовороты советские, а то я в ООН жаловаться буду. Это я запросто. У меня там, в ООНе, дядя работает начальником. Бутрос Гали, может, слышали?
Мордовороты почему-то стиснули Дему еще крепче, непонятливые оказались. А доктор потихоньку отодвинулся на два шага назад вместе со стулом.
– За что сидите? – спросил он.
– За дело сижу, – сказал Демид. – Засланец я. Полный засланец. Заслали меня, значится, с Марсу. Чтобы условия готовить для высадки инопланетного десанта. Атмосферу испортить, геополитику выправить в нужную сторону, полярные шапки растопить. Ну и, понятно, народу поубивать побольше. Особенно стариков, детей и членов правительства. Так что я и не человек вовсе, доктор. Хочешь, щупальца покажу? Они у меня вот тута растут, на животе.
– Так-так... – Доктор глядел озадаченно. – Если вы пытаетесь симулировать психически больного, то очень неудачно. Это совсем по-другому должно выглядеть.
– Знаю я, как это должно выглядеть. Я, между прочим, кандидат биологических наук и книг по психиатрии прочитал больше, чем вы видели за всю свою жизнь. И если бы я хотел симулировать сумасшествие, я бы сделал это профессионально и даже виртуозно. Но мне вовсе не хочется ничего симулировать. Я просто наслаждаюсь. Я наслаждаюсь тем, что наконец-то просто сижу на стуле, и ничего не делаю, и никто не бьет меня сапогами по ребрам, и вижу я перед собой не дебильную физиономию, а лицо нормального человека, с признаками интеллекта в глазах.
– Комплименты мне отвешиваете? – Щеки доктора слегка порозовели. – И что же, позвольте спросить, такой добродетельный и ученый человек, как вы, Демид Петрович, делает в тюрьме?
– Жизнь – такая штука, – сказал Дема. – Еще вчера ты бродил по аллеям и читал стихи Тютчева. А сегодня тебя хватают, бьют по почкам и пихают в камеру, забитую неандертальцами. Кто может гарантировать, что завтра такое не случится с вами? У нас – никто. Самое трудное – доказать, что ты не верблюд. Если оправдываешься – значит, виноват. Потому я не хочу оправдываться, господин доктор. На справедливость человеческую у меня нет основания полагаться. Я полагаюсь только на провидение. Fatum.
– Вот тут написано, – доктор глянул сквозь очки на сопроводительную бумагу, – что, находясь в наркотическом опьянении, вы впали в буйное состояние и жестоко избили своих однокамерников...
– Ага. Изобьешь их. Четверо жлобов против одного инвалида. Что я вас, учить буду, доктор? Вам нужно проводить экспертизу – вот и проводите. Анализ у меня возьмите на наличие в крови наркотических веществ. А насчет моей вменяемости – сами решайте. Вам виднее.
– Да, да, да... – Доктор нервно забарабанил пальцами по столу. – Да. Я вам напишу. Вот. Психически здоров. Вменяем. Признаков наркотического опьянения на момент наблюдения не отмечается. Да. Анализ, конечно, сделаем. Демид Петрович, вам, может быть...
«...вам, может быть, помочь как-то можно? Вот что он хочет сказать. Мальчишка. Сосунок. Себе только навредит. Разве можно такое говорить в присутствии ЭТИХ?»
– Все, начальник! – Доктор даже вздрогнул от громкого голоса Демида. – Базар у нас гнилой пошел. Ты, начальник, заключение свое пиши, а мне на шконку пора. Ужин скоро.
Доктор оцепенело смотрел на Демида и молчал. А потом уголки его рта поползли вверх в горькой улыбке.
Понял.
* * *
Это был день визитов. Демид и не надеялся так скоро увидеть ее. В запасе у него было восемь дней. А может быть, и больше – все-таки он был опасным преступником. Однако он предстал перед ее светлыми очами уже в этот день. И для этого пришлось привести его в знакомое здание ГУВД.
– Гражданин Коробов? – холодно бросила старший лейтенант юстиции Фоминых О.И. – Садитесь.
В комнате остались только она и Демид. Это было не слишком благоразумно – оставаться наедине с таким зверем, как Демид. И это было вполне объяснимо – учитывая предыдущие их сомнительные совместные делишки. От чужих ушей подальше. Не боится? Да нет, боится, конечно. Видел это Демид. Боялась она его, но верила в холодный его рассудок – какой смысл было бросаться на нее сейчас и подставлять себя по всем статьям? Она хорошо знала рационализм своего подследственного.
Подождем. Подождем немного. Поплясать на косточках – не такой уж большой кайф. Когда вся работа сделана и от врага осталась только кучка дерьма – какой тут кайф? Есть только усталость и ощущение новой грядущей опасности. Но верить, что ты победишь – когда-нибудь, невероятно как, верить в это, когда шансы твои призрачны, а жизнь висит на волоске – вот в этом и есть удовольствие. Сомнительное удовольствие эстета, раскачивающегося на паутинке между жизнью и смертью.
Это удовольствие стоит многого, ибо это – единственное удовольствие, которое можно позволить себе в такой гиблой ситуации.
Мечты, мечты... Они сродни мастурбации. Раньше писали, что это вредно. А теперь, оказывается, ничего, можно. Даже полезно. Развивает фантазию и сбрасывает напряжение.
– Ольга, – сказал он. – Отпусти меня: Я не добил Короля Крыс. Он оживет снова.
– Гражданин Коробов! – Взгляд метнула, полный ледяного огня. Значит, не так уж и спокойна была. – Перестаньте называть меня на «ты»! И прекратите рассказывать ваши сказки про Короля Крыс!
– Ах так? – Демид был очень серьезен. – Тогда я лишаю ВАС права называться на «ты»! Очень почетного права. Отныне я буду называть вас только на «вы». И это означает, что я никогда не буду относиться к вам с полным доверием. Также вы лишаетесь с этим права на мое покровительство и возможности вступить когда-либо со мной в интимную связь.
