Кэтрин Куртц - Королевское правосудие

Но ее совесть так и не смогла примириться с этим, даже после почти трех лет отшельничества в монастыре. Ее неизбежное возвращение ко двору было еще одним неизвестным фактором, поскольку Джеана все еще была весьма враждебно настроена по отношению к Дерини.

– За ней придется присматривать, – сказал Барретт.

Арилан кивнул и устало откинулся на спинку стула, прикрыв глаза рукой.

– Я знаю, – прошептал он.

– За королем тоже, – присоединилась Вивьенн. – Нельзя, чтобы ему в голову пришла идея о том, что Найджел может сохранять силу после того, как Келсон породит своего собственного наследника.

Я все это знаю, – ответил Арилан.

Но когда Совет перешел к обсуждению других вопросов, епископ Денис Арилан продолжал размышлять над возложенной на него задачей. Он, единственный из всех семерых, должен был разобраться в хаотическом нагромождении неизвестных и постараться поддержать хоть какое-то равновесие.

– Келсон, – сказал Аларик Морган, глядя вместе с королем на шумный двор ремутского замка, – Вы становитесь суровым, жестоким человеком. – Не обращая внимания на изумленный взгляд Келсона, он беспечно продолжил. – Половина дам этого королевства, да и нескольких других государств чахнут по Вам, а Вы редко даже смотрите на них во второй раз.

На противоположной стороне залитого солнечным светом двора, на балконе, о чем-то щебетала без малого дюжина молодых дам в возрасте от двенадцати до тридцати лет, похожих своими яркими шелками и атласами на стайку певчих птичек – они явно пришли поглазеть на парней, оттачивавших во дворе свои боевые умения, но, вместе с тем, все они старались увидеть и привлечь внимание симпатичного и привлекательного молодого короля Гвинедда. Множество восхищенных взглядов было направлено и на прочих молодых людей, упражнявшихся с мечами, копьями и луками, поскольку практичные дамы осознавали, что шансы любой их них быть замеченной королем были ничтожны, но, тем не менее, бросали в сторону короля жаждущие взгляды.

Келсон, стесняясь, удостоил их не только взгляда, в скупости на который его только что обвинил Морган, но и натянутой улыбки, сопровождавшейся признательным поклоном, что немедленно вызвало среди его поклонниц новую волну щебетания и прихорашивания. Повернувшись, чтобы снова видеть происходящее во дворе, он кисло посмотрел на Моргана и, подняв затянутую в кожу ногу, полуприсел на балюстраду внутреннего двора.

– Они чахнут не по мне, а по короне, – сказал он негромко.

– Ага, это точно, – согласился Морган. – И рано или поздно Вам придется дать ее одной из них. А если и не одной из них, то кому-нибудь вроде них. Келсон, я знаю, что Вам надоело слушать это, но вам все равно придется жениться.

– Я уже был женат, – прошептал Келсон, изображая интерес к бою на палках между двумя сквайрами Герцога Эвана. – но моя невеста не дожила до возложения короны на ее голову. – Он сложил руки на груди, покрытой мрачной черной одеждой, которую он носил. – Я не готов жениться снова, Аларик. И не буду готов до тех пор, пока не совершу правосудие над ее убийцами.

Морган сжал губы в тонкую твердую линию, вспоминая картину совершения правосудия над одним из них: дерзкий Лльювелл Меарский со связанными сзади руками, стоящий холодным февральским устром спиной к палачу, с гордо поднятым подбородком в знак того, что его действия были оправданны. Меарский принц после вынесения ему приговора отказался от каких бы то ни было заявлений и презрительно отверг предложение завязать ему глаза, когда он опустился на колени на расчищенный от снега эшафот. И только в тот бесконечный миг перед тем, как меч палача окончательно исполнил правосудие, он быстро взглянул в глаза Келсона – обвиняюще и дерзко.

– Почему он так посмотрел на меня? – печально прошептал потрясенный король Моргану как только они скрылись от глаз публики. – Я не убивал ее. Он совершил кощунственное убийство на глазах нескольких сот свидетелей – боже, убить свою собственную сестру! Его вина не вызызвала ни малейших сомнений. И приговор не мог быть иным.

Но, в конце концов, не только Лльювелл был виновен. Не меньшая ответственность за случившееся лежала на его родителях – претендентке Кайтрине и ее муже, предателе Сикарде – которые возглавили Меару в открытом мятеже против их законного суверена. Как прадед Келсона, стремившийся мирно объединить две страны, женившись на старшей дочери последнего правителя Меары – союз, который никогда не был признан большой частью меарской знати, считавшей другую дочь законной наследницей – Келсон попытался подтвердить это объединение свадьбой с плененной дочерью восставшей ныне династии, пятнадцатилетней принцессой Сиданой.

У Сиданы были два брата, которые могли бы оспорить такое престолонаследие. Но Лльювелл, младший брат, к тому времени был уже в плену, а окончательная нейтрализация Кайтрины, Сикарда и второго брата сделала бы Сидану единственной наследницей династии по нисходящей. Ее дети от Келсона имели бы неоспоримое право на обе короны, что наконец-то могло бы решить более чем столетний сопр о законном наследовании.

Но Келсон недооценил силу ненависти Лльювелла к всему, что имело отношение к Халдейнам – и не мог даже представить, что меарский принц скорее предпочтет убить свою собственную сестру в день ее свадьбы, чем увидеть ее вышедшей замуж за смертельного врага Меары.

Таким образом, брачное решение меарского вопроса Келсоном было вынуждено стать военным – кампанией, к которой теперь готовился весь Гвинедд. Отец Лльювелла и его оставшийся брат, принц Ител, как считалось, сейчас собирали армию в глубине Меары, к западу от Гвинедда – и получили поддержку от Эдмунда Лориса, бывшего Архиепископа Валоретского и злейшего врага Келсона, который добавил свое религиозное рвение и антидеринийский фанатизм к и без того уже готовой взорваться ситуации в Меаре. Кроме того, как это уже однажды случилось, Лорис соблазнил некоторых епископов примкнуть к нему, придав надвигающемуся столкновению религиозный характер.

Вздохнув, Морган заложил большие пальцы рук за ремень и вновь посмотрел на происходящее во дворе, где продолжалось соревнование в стрельбе из лука между тремя сыновьями принца Найджела и молодым Дугалом МакАрдри, новым графом Траншским; это соревнование, казалось, привлекало внимание Келсона гораздо больше чем разглядывание девушек. Этим утром и Дугал, и Коналл, старший из потомков Найджела, устроили впечатляющее представление меткой стрельбы; Дугал, с точки зрения Моргана, был лучше, поскольку стрелял с левой руки – «с гнутого кулака», как говорят в Приграничье.

То, что Дугал умудрился сохранить эту способоность, не переставало удивлять Моргана, и не потому, что Дугал был умелым стрелком – Морган и раньше видел хороших стрелков с левой руки – а потому, что основную часть своего обучения молодой граф Траншский получил здесь, в Ремуте, в том числе и под руководством самого Бриона. А Брион, невзирая на постоянные возражения Моргана, утверждал, что левши нарушают устоявшийся порядок обучения практическому владению мечом и копьем, что, несомненно, было правдой, но он при этом забывал добавить, что в реальном бою воин, привыкший биться только с правшами, часто обнаруживает, что находится в невыгодном положении, столкнувшись с левшой, все движения которого зеркальны по отношению к движениям, которые были знакомы и, следовательно, в определенной степени предсказуемы для обычного воина.

В конце концов Брион согласился с тем, что надо тренировать обе руки на случай, если во время боя рана заставит переложить оружие в другую руку, но до самой своей смерти придерживался мнения, что его будущие рыцари не должны быть левшами. Эта тенденция сохранилась до сих пор, хотя со смерти Бриона прошло более трех лет. Морган видел, как на противоположном конце двора барон Джодрелл учил молодых оруженосцев владению мечом и щитом – ни один из них не был левшой.

С Дугалом, конечно, все было не так. Хоть он и стал пажом при дворе когда ему было всего лишь семь лет, меньше чем большинству прочих мальчишек его положения, еще до того как ему исполнилось двенадцать, ему пришлось вернуться в Приграничье и завершать свое обучение в местах где главным было выживание, а не стиль. А выживание требовало стиля боя совершенно отличного от того, которому Дугала учили при дворе. В Приграничьи требовалось быстрое, подвижное войско на горских пони и с легким вооружением, а не тяжелые кони и доспехи равнинных рыцарей. Никого при этом не заботило, какой рукой предпочитает биться будущий предводитель клана МакАрдри, главным было, что он добивается своего, участвуя в схватках вместе с патрулями, которые охраняли границу от набегов и краж скота или выполняя обязанности полевого врача после таких схваток.