А удар тяжелого палаша принял на скрещенные клинки уже Джангарай, который буквально измельчил следующего противника в костяную муку. Остальные члены маленького отряда двигались следом, давя каблуками мертвые, но продолжающие шевелиться кости неупокоенных воинов.
Скелет с отрубленной рукой еще пытался нападать но Каэ разрубила его ударом «падающий лист» от ребер до таза. То, что осталось, раздробил Бордонкай.
Шестой барон отчаянно работал пикой – Джангарай был уже ранен, не имея возможности уклоняться от ударов в узком проходе, и Каэ, увидев это, пришла в ярость.
– Я тебя чему учила? – завопила она и одним махом разрубила пику посередине.
Не встретив сопротивления, скелет, увлекаемый тяжестью собственных доспехов, с грохотом рухнул вперед и попал во власть исполина, перерубившего его секирой на четыре части – вдоль и поперек.
Седьмой скелет при жизни был выдающимся фехтовальщиком – это они поняли по его спокойной позе. Он стоял, сжимая в правой руке клинок, а в левой – длинный кинжал с широкой узорчатой гардой, которой легко было поймать и сломать лезвия чужих мечей. Он двинулся навстречу врагу, искусно работая обоими клинками. «Даже Джангарай должен уступить ему в мастерстве», – подумала Каэ, соображая, как подступиться к противнику. На черепе этого скелета еще сохранились остатки длинных белокурых волос – они не были покрыты шлемом.
Каэтана еще быстрее стала вращать клинки, образуя перед своим лицом подобие блестящего стального щита.
Наконец скелет допустил долгожданную ошибку, и Каэ обрушила на его шею оба меча с обеих сторон. Голова слетела с плеч, но он продолжал двигаться, наступая на маленькую, изрядно запыхавшуюся женщину, и тогда Джангарай решительньм движением преградил ему дорогу. Он ловко провел обманное движение и отрубил скелету кисть у самого запястья. Через секунду вторая рука, отрезанная по самый локоть, отлетела в сторону.
Последний мертвец сжимал в руках странное и страшное оружие с двумя лезвиями с обоих концов и рукоятью посредине.
– Только этого любителя нам не хватало, – пробормотала Каэ, глядя, как легко скелет расправляется с Джангараем, парируя любые удары и нанося ответные с не меньшим искусством.
– А ну-ка отойди! – скомандовала она ингевону в тот момент, когда он начал отступать под натиском защитника ущелья.
Последний барон был выше остальных и ненамного уступал Бордонкаю в росте. Судя по ширине его панциря, и в плечах он был ненамного уже, чем исполин. Его скелет сохранился лучше остальных и был весь увешан золотыми украшениями.
Сражаясь с ним, Каэ чувствовала, что плечи ломит, в висках стучит кровь, а перед глазами начинают плыть пятна. Она чуть было не споткнулась и не потеряла то небольшое преимущество, которое выиграла в самом начале поединка, задавая барону свой темп сражения. Сознание того, что это страшное существо вот уже пять столетий охраняет ущелье, превращая путников в такие же безглазые белые скелеты, как и он сам, наполнило Каэ чувством негодования. Она сразу же почувствовала себя значительно лучше – открылось второе дыхание. Теперь она фехтовала, как в зале на тренировках, – не сражаясь за свою жизнь, но исполненная желания победить. Мечи Гоффаннона пели и стонали в сгущающихся сумерках. Наконец правый клинок принял на себя удар барона, а левый перерубил тонкий и хрупкий позвонок в том месте, где заканчивался нагрудный панцирь. Барон рухнул к ногам Каэтаны сломанной куклой, а она тремя молниеносными и точными ударами прекратила его существование как единого целого, оставив позади себя груду слабо шевелящихся костей и чеканного металла.
Запыхавшиеся бойцы медленно пересекали ущелье Девяти Баронов, в котором больше не стояли на страже грозные мертвецы. Каэтане их было очень жаль, хота причины этой жалости она не смогла бы толком объяснить.
– Вы совершили невозможное! – восхищенно прошептал Эйя, которому оставалось только идти следом за йнгевоном и госпожой и наблюдать, как они уничтожают врага.
– Это Бордонкаю спасибо, – откликнулась Каэтана. – Самое главное было выбраться с тропинки на площадку, а все остальное уже несложно.
– Ну да, несложно, – возразил Воршуд. – Видели, сколько там скелетов, доспехов и оружия валялось?
– Их воспринимали как живых противников, – объяснил Джангарай. – Живых противников, которых нельзя убить. И потому боялись.
– А вы?
– А мы понимали, что они уже мертвы. – Джангарай вопросительно посмотрел на госпожу, но она не возражала. – Мы просто шли.
– Просто шли, – подтвердила Каэтана.
Они миновали ущелье и выбрались с другой стороны скал, с которых сбегал веселый поток и небольшим водопадом обрушивался вниз, к темнеющему лесу. Его громадное пространство простиралось от подножия скал до самого горизонта. Впрочем, в свете закатного солнца линия горизонта была видна очень смутно.
– Где будем ночевать? – спросила Габия. Все уставились на Каэтану, но она отмахнулась:
– Где угодно.
– Тогда здесь, – сказал Ловалонга. – Здесь нас никто не потревожит.
Когда утром следующего дня они спустились со скал уже по другую сторону ущелья Девяти Баронов, альв, ступив на плотный и темный ковер мха, вздохнул:
– Ну вот, опять болото. Бордонкай, может, ты все-таки полюбишь болота?
– Зачем? – изумился гигант.
– А затем, что мне начинает казаться: всю оставшуюся жизнь мы проведем на болотах.
– Ну, знаете ли! – взревел Бордонкай.
– И где, интересно, находится город джатов? – спросила Габия.
– Одни боги ведают, безмятежно откликнулся Джангарай.
– А как же мы можем в него не попасть, если не знаем, где он?
– Посмотрим. – Ингевон широко шагал по мху, погружаясь в воду по щиколотку. – Так ведь это не болото, а сплошное удовольствие, если сравнивать его с болотом Аллефельда.
Всходило солнце, освещая лучами изумрудную зелень Тор Ангеха. Здесь царило буйство красок и запахов. Огромные деревья возносили ввысь свои пышные кроны. Великолепные цветы – яркие, крупные и невероятно душистые – усыпали пышные кусты. Стволы деревьев были увиты лианами и какими-то неизвестными ползучими растениями с мелкими и, как оказалось, колючими листьями.
Под ногами во все стороны разбегалась мелкая шумная живность. Диковинные птицы пели на разные голоса, отчего на душе становилось празднично и легко.
Однако идти по мху по щиколотку в воде оказалось делом утомительным; едва солнце поднялось над горизонтом, как в лесу наступили духота и жара. Удушливые испарения поднимались от влажной почвы, тучи жужжащих надоедливых насекомых начали отравлять путешественникам жизнь. Они задыхались от непривычной влажности, истекали липким потом и уже спустя несколько часов с ног до головы были заляпаны грязью.
– Кошмар какой-то, – пожаловался альв. – На первый взгляд казалось так красиво. А тут, знаете ли, всякой гадости не меньше, только еще и жарко в придачу.
– Я бы, кажется, кожу снял, – сказал Джангарай, вытирая мокрый лоб грязной ладонью, отчего по всему его лицу прошла широкая коричнево-черная полоса.
Эйя и Габия сделали просто: они обернулись волками и теперь уныло брели по лесу, высунув языки и тяжело дыша, – шерсть спасала их от насекомых, зато им было жарче, чем людям.
Так, в войне с мошкарой, гнусом и жарой, прошел этот выматывающий длинный день. Нумнегир действительно протекал через весь лес, и они ориентировались по нему, углубляясь в чащу Тор Ангеха.
Впервые он ощутил себя живущим в незапамятные времена. Он открыл глаза, и первое, что они увидели, была темнота. Тогда он не знал такого слова, но сразу же чувствовал ее липкое, холодное и пустое прикосновение.
В этой темноте что-то двигалось, шевелилось и жило своей собственной жизнью.
Он неуверенно приподнялся и сел. Тело его было тяжелым и плохо повиновалось. В этот момент вспыхнул первый в его жизни свет. Свет понравился ему гораздо больше темноты – теплый, живой, реально существующий. И в этом свете он увидел живое существо. Оно было прекрасно и смотрело на него, улыбаясь. Оно так понравилось ему, что он протянул руки и заговорил, пытаясь высказать сразу все нахлынувшие чувства. И странное существо подошло ближе и потрепало его по голове...
Джоу Лахатал создал Тавроса Тригарануса не из необходимости, а по собственной прихоти, чтобы посмотреть, что у него получится. Получилось вполне сносно, но не очень интересно. Тригаранус был лишен способности говорить и только невнятно мычал, силясь высказать какую-нибудь мысль. Впрочем, бог серьезно сомневался в том, что в уродливой высоколобой голове созданной им твари могут вообще возникать мысли.
Сама идея произвести на свет это существо возникла у Джоу Лахатала, когда он странствовал по континенту в поисках старых храмов и древних городов. В центральной части Варда, в девственном тропическом лесу, он натолкнулся на развалины, которые потрясли его своей красотой. Гигантские здания, сложенные из грубо отесанных глыб, были исполнены особого изящества, помноженного к тому же на обаяние старины. Увитые ползучими растениями, засыпанные землей и древесной трухой мраморные фонтаны, потрескавшиеся и поросшие травой каменные плиты на древней площади – мертвое воспоминание о былых славе и могуществе неведомого народа – понравились Верховному богу.
