Иногда лесные духи выходили из себя и начинали пакостить людям. Да только толку от этого было мало, оборачивалось это всегда во вред Лесным. Случались в истории и такие Лесные, которые, завидуя людям, вселялись в их тела. И тоже ничего хорошего из этого не выходило. И не люди из этого получались, и не нелюди. Конечно, могли такие оборотни многое – такое, о чем обычным людям и не мечталось. Могли они и мысли читать, и других заставлять выполнять свои прихоти, и исцелять, и повелевать неживыми предметами, а порою летать и проходить сквозь стены. Да только не было покоя в душе таких людей. Жили они долго, нечеловечески долго, и мыкались по всему свету, не находя пристанища среди других человеков. Боялись их люди, отвергали и не считали за своих. А порою и сжигали на кострах за черную магию и ведовство.
Лека была таким человеком.
Она еще не знала этого. Догадывалась, конечно. Но пока отказывалась знать.
До вечера, Лека. До полуночи. До красной луны.
* * *
Леке было холодно. Она шла по ночному лесу, по плотоядно чавкающему болоту. Ненадежные волосатые кочки нервно вздрагивали, когда она наступала на их спины. Страшно ли было ей? Да. Она знала, что возвращается домой, но она не чувствовала, что кто-то ждет ее дома. Наоборот, она ощущала чье-то чуждое присутствие. Так бывает, когда человек годы не был дома, жил где-нибудь за границей. Все это время он тосковал по родине, лелеял воспоминания о ней в своей душе. И вот он возвращается, руки его дрожат, когда он возится с ключом и никак не может попасть в замочную скважину. Он говорит себе, что его трясет от радости, но он уже прекрасно знает, что это – не радость, а растерянность и страх. Здесь уже все не так. Здесь все так переменилось за те годы, когда он отсутствовал, жил другой жизнью. Другие люди на улицах, другие взгляды, другой разговор, другие газеты и магазины. И вот, наконец, скрипит и отворяется дверь, и человек видит, что квартира его не пустовала. Кто-то жил здесь. Кто-то заставил пустыми бутылками из-под бормотухи всю кухню. Кто-то нагадил в прихожей. Кто-то разрезал ножом чехлы на его старинных креслах, разбил люстру, нацарапал на портретах его предков похабные слова и рисунки.
Человек медленно опускается на пол и сидит в прихожей, рядом с кучкой дерьма, и держится за сердце, и нашаривает рукой в кармане валидол. Ему плохо, этому человеку. Он вернулся домой.
Лека возвращалась домой. Почему никто ее не встречает? Почему никто не радуется ее возвращению? Почему мотыльки-феи не порхают вокруг нее и не освещают путь маленькими фонариками? Почему она идет одна, голая, замерзшая, под немигающим глазом кровавой луны, нашаривает во тьме ногой опору в склизком болоте и боится зверей? Это нечестно со стороны тех, кто позвал ее. Это просто свинство.
Что-то было не так. Что-то изменилось в сценарии. Лека знала, что так поступить с ней не должны были.
Ей должны были дать одежду.
Что-то там случилось плохое.
* * *
Кругу было плохо. Много бед видел он в своей долгой жизни, но такую – никогда.
Круг не мог защитить себя. Его всегда защищали Лесные духи, но они оказались бессильны перед Этим. Он осквернил святыню. Такова была его роль – осквернять места, священные для других.
Лека вступила на траву Круга – такую жесткую с виду и такую мягкую, добрую, беззащитную на самом деле. Лека растерянно оглянулась – что произошло здесь? Боль, живая боль еще висела в воздухе. Здесь произошло настоящее побоище. Лесные ждали ее. Но не дождались. Кто-то напал на них. Кто-то разорвал их на клочья, разметал по полянке Круга. Лека не знала (не помнила?) как умирают Лесные, как чувствуют они боль. Но зрелище было ужасным. Остатки, ошметки тел, больше похожие на ломаные сучья, из которых сочится желтоватая кровь, на клочки лишайника, истекающие зеленой слизью, вдавленные в землю оторванные головы – безобразные на человеческий взгляд, шишковатые, зубастые, с мертвым застывшим недоумением в зеленых выпученных глазах. Все это медленно таяло, превращалось в призрачный туман и разметывалось ночным ветром. Лесные не оставляют никаких следов после своей смерти. Когда дух их умирает, непрочные тела их, так не похожие на все, что существует на этой земле, исчезают без следа.
Лекаэ... – тихий, едва живой голос в голове. – Поздно. Ты опоздала. Хорошо, что ты опоздала...
Этого Лесного она еще не видела. Наверное, он выжил потому, что трудно убить такого. Он был похож на груду камней. Серых старых камней, покрытых высохшим мхом. Но у него были и руки и ноги. И голова – валун конической формы с провалами глаз и рта и даже с небольшими оттопыренными остроконечными ушами. Он сидел привалившись спиной к дереву. Непонятно было, цел он или развалился на свои составные булыжные части. Он слишком мало напоминал живое существо.
– Как тебя зовут?
Хоуфрос. Люди называют таких, как я, троллями. Я Хоуфрос.
– Как ты?..
Плохо. Он сильно повредил меня. Но не убил. Меня трудно убить. Я сумел прогнать его. Он сломал об меня зубы. Он не смог повредить деревья Круга. Но он вернется.
– Кто – ОН?
Карх. Он был здесь.
– Господи Боже! – Лека едва переводила дыхание от страха. – Что мне делать, тролль? Я могу помочь тебе?
Мне не надо помогать. Я восстановлюсь. Не скоро. Лет через двести я буду таким же, как прежде. Камни растут медленно. А ты помоги кимверу. Ему нужна помощь.
– Что это такое – кимвер? Что это значит?
Кимвер – это один из первых людей. Один из тех, кто первым пришел на эту землю. Их было всего две сотни – и они называли себя кимверами. Люди пошли от них, но люди были уже не такими. Люди стали слабее. Когда обычный человек умирает, душа его навсегда остается там, в том месте, которое вы называете загробным миром. Души кимверов прочны, тела их умирали, но души возвращались на землю в новых воплощениях раз за разом. Но и души кимверов устают. Они все реже рождались в новых телах.
И это говорит о том, что эпоха человеков кончается. Будет новый Прилив. Люди не первые на земле. Те, Прежние, кто был до людей, кончились. Люди кончатся тоже. Их больше не будет, людей. Должны прийти другие. Никто не знает, кто это будет. Но пока еще рано. Люди будут жить, пока жив последний кимвер. Это его последнее явление на землю. И пока длится его земной срок, люди будут существовать. Когда кимвер умрет, время человеков кончится.
– Кто такой карх? Почему он хочет убить Демида?
Карх и те, кто послал его, хотят нарушить равновесие. Они хотят досрочно закончить время человеков. Люди все равно уйдут, но пока еще не время. Кимвер не должен быть убит СЕЙЧАС. Это – против правил.
– А я? Что я собой представляю?
Это ты узнаешь потом. Потом, когда будет убит карх и опасность исчезнет. Если ты узнаешь сейчас, ты захочешь вернуться. Но ты пока не можешь вернуться. Пока ты нужна в племени человеков. Только так ты сможешь помочь кимверу.
– Но я хочу, хочу знать! Я хочу вернуться! Я уже не в силах жить так, разрываться на части!
Лека бросилась к троллю в ярости – снова ее обманули. Почему они не говорят то, что знают? Они издеваются над ней. Они используют ее, как безмозглую рабыню! Она метнулась к этой каменной куче – будь что будет, но она покажет свою силу. У нее должна быть сила...
Земля расступилась у нее под ногами, и она полетела в черный колодец, черную сырую трубу без конца и начала, имя которой – забвение.
ЭТО – СУДЬБА, – последние слова, которые она услышала. – НАЙДИ ЗНАЮЩЕГО.
Телефон зазвонил, и Антонов неохотно взял трубку. Пугался он в последнее время всякого звонка. От каждого звонка ждал неприятностей. И на этот раз он не ошибся.
– Здравствуйте, – сказал Демид там, в трубке. – А Валерьфедорыча, значится, позвать-то можно? Это от братца его сродственничек звонит.
– Чего надо? – Антонов не отличался особой приветливостью.
– Я вот тута проездом, значится, в городе. Просили вам передать веничек можжевеловый. Для баньки. От спины хорошо помогат.
– Где будешь?
– Как всегда.
– Ладно. – Антонов бросил трубку. Мало того что домой звонит, еще цирк устроил, клоун чертов. Можно подумать, что разговор этот не будет понят теми, кто захочет его услышать и понять. Тьфу ты! Не дают человеку покоя.
* * *
Антонов прошлепал мимо Демида – не узнал его. И только когда мужичок плебейского вида, который отирался здесь уже минут пять, хлопнул его по плечу, Антонов прозрел.
– Привет, сродственничек. Ну ты вырядился!
Антонов, на что уж профессионал, сам поразился, насколько этот не был похож на Демида Коробова. Этот тип был одет так, как никогда не оделся бы Коробов, – на нем были синяя махровая кепка, пиджак десятилетней давности неопределенно-помоечного цвета, розовая рубаха с воротником навыпуск и коричневые штаны с пузырями-коленками. Ходил этот человек тоже по-другому – волочил ноги, словно с похмела, сутулился, тащил в руке портфель, в котором, наверное, лежали бутыль самой дешевой бодяги, луковица и полбуханки хлеба, а может быть, и недоеденная кем-то котлета – гуманитарная помощь из столовой. Короче говоря, существо это получеловеческой породы было настолько неприметной частью городского пейзажа, подобно сотням сходных с ним незаметных полулюдишек, что взгляд не останавливался на нем ни на секунду, как бы автоматически протестуя против такого скучного и невыносимо невыразительного зрелища. Он не был нищ настолько непристойно, чтобы вызвать интерес у какого-либо милиционера. Он просто был обычным безработным – неопасным, неинтересным и вообще как бы несуществующим.
