Профессор с некоторым раздражением пожал ему руку и согласился с последним высказыванием.
– Простите меня за внешний вид, – сказал Эскаргот, – но последние два месяца я провел здесь, в гавани, и у меня ни разу не возникало нужды делать что-то с учетом мнения общества. А гостей, как вы понимаете, я не ждал.
Твикенгем кивнул:
– Дули рассказал нам, что вы… что у вас, вероятно, есть какие-то основания верить, что надвигается что-то нехорошее. И это что-то идет вверх по реке. И что вы вместе с ним могли бы совершить небольшое путешествие на Острова.
– Да, точно. Все верно, – сказал Эскаргот, который, видимо, почувствовал некоторую неловкость. – Что-то нехорошее, вы сказали? Вверх по реке?
– Именно так,– произнес Твикенгем. – Некий гном –его имя Шелзнак – завладел тем, что не должен был иметь.
– И поэтому все это случилось, да? – спросил Эскаргот.
Прежде чем ответить, Твикенгем, казалось, тщательно обдумывал свои слова. Он мог бы добиться цели, подойдя к вопросу со всей суровостью, а может быть, и нет. Он мог бы подойти с патриотической точки зрения и воззвать к чувству долга Эскаргота. Но он не был уверен в том, что у Эскаргота есть хоть какое-нибудь чувство долга или что патриотизм волнует его хотя бы на грош. Можно было бы, конечно, использовать Дули, чтобы убедить старика Эскаргота помочь им, но это казалось ему чем-то плохим, нечестным. Но, как оказалось, Эскаргот вообще не нуждался в убеждениях.
– Вы, кажется, видели, как я плавал на своей субмарине по лагуне, – произнес Эскаргот.
– Как вы выплывали из лагуны, – уточнил Буфо.
– Пусть так, – продолжал Эскаргот, – Я проверял работу клапанов и портов. Субмарина должна быть в полном порядке, если мне придется оставить ее на всю зиму. Не хотелось бы, знаете ли, вернуться сюда в апреле и застать ее на дне лагуны.
– Как это? – спросил Джонатан, который был рад не обращать внимания на то, что старик лгал. – И она выдержит?
– Как королева. Я не был в верховьях уже около года. Я бы прогулялся туда. Странно, что вы, парни, появились здесь именно сегодня. Завтра было бы уже поздно.
– Да уж, наверное. – Буфо хитро взглянул на Профессора.
Твикенгем заметил, что преимущество на его стороне.
– Вероятно, господин Эскаргот, вы привыкли сочетать приятное с полезным и потому делаете нам большое одолжение. Его Величество будет очень рад.
– Знаю и с удовольствием помогу. Но от этого путешествия должна быть какая-то выгода.
“Конечно, выгода!” – чуть не крикнул Буфо, которому все это страшно не нравилось. Но Твикенгем бросил на него яростный взгляд и тем самым заставил замолчать. Все шло хорошо, и вставлять палки в колеса было совершенно лишним.
Они подошли к очагу, над которым все еще висела рыба, вернее, то, что от нее осталось, – все мясо распалось на кусочки, которые попадали в огонь, и на вертеле остался один лишь скелет.
– Обед, – сказал Эскаргот, указывая на бренные рыбьи останки.
– Выглядит как еда гоблинов, – заметил Дули. – Похоже на те рыбьи кости, которыми на пристани Ивовый Лес были усеяны все разрушенные дома. Ты бы видел, дедушка. Там везде вокруг побывали гоблины, и превратили жителей в призраков, и все они ходят как сумасшедшие. Все какие-то странные.
– Да ты что? – спросил Эскаргот. – Ты сказал – Ивовый Лес? А как насчет Города У Высокой Башни? Там-то все в порядке, верно?
– Там еще хуже, – вставил Профессор.
– Понятно, – произнес Эскаргот. – Я бы хотел побывать в Высокой Башне. Увидеть, что там.
– Это было бы превосходно, – сказал Твикенгем. – Именно то, что нужно.
Решив этот вопрос, все разбрелись кто куда. Джонатан и Дули загасили огонь, хотя рядом не было ничего, что могло бы загореться, – ничего, кроме рыбьего скелета и вертела. Эскаргот собрал и упаковал свои вещи, отвез их к своей субмарине, а затем спрятал лодку среди камней недалеко от входа в пещеру.
Сквайр и Ветка поедали в это время холодного жареного цыпленка с хлебом – они извлекли его из корзины, в которую Твикенгем уложил съестные припасы.
Ахав перебегал от одного к другому, помогая справиться с едой. Сквайр проделал трудную работу по уменьшению количества еды, но все же ее оставалось еще достаточно много – по крайней мере, каждый мог откусить раз или два на обратном пути к Городу-На-Побережье. Эскаргот съел почти столько же, сколько и Сквайр, – видимо, он был рад пообедать чем-то, кроме рыбы. Он держался простодушно и был в хорошем настроении, даже лучшем, чем все остальные.
Хотя, по мере того как Эскаргот становился все более искренним и сердечным, а настроение Дули улучшалось, Джонатан испытывал некоторое подозрение по поводу всего происходящего. Буфо по-прежнему был угрюм и раздражителен и быстро писал что-то на листке бумаги; время от времени он отрывался от своего занятия, задумчиво почесывал бровь и спрашивал совета насчет какого-нибудь слова у Желтой Шляпы. К тому времени, когда они были на полпути к городу, веселость Эскаргота распространилась на всех, кто был на корабле, и он вместе со Сквайром пропел “Смерть старого господина”. Буфо упросили продекламировать свое стихотворение про пикуля-путешественника, и старик Эскаргот настолько благоприятно отозвался об этом творении, что Буфо шепнул Джонатану и Профессору, что, возможно, он прежде недооценивал Эскаргота. Поздним вечером они прибыли в Город-На-Побережье, и все были в очень хорошем настроении. Твикенгем и Эскаргот отправились во дворец. Джонатан, Дули, Ахав и Профессор Вурцл вернулись в “Луну и Шляпу”, с тревогой и беспокойством ожидая завтрашнего утра.
Глава 16
Рыбные кости в “Луне и Шляпе”
Улицы были хорошо освещены, но на город опустился туман. Он обволакивал фонари, и свет их становился тусклым. Это был холодный и мрачный вечер – один из тех, когда замерзаешь до костей и хочется надеть под пальто еще и теплый свитер. Когда путешественники добрались до “Луны и Шляпы”, они обнаружили, что вестибюль и столовая пусты. Хотя само по себе это не было так уж необычно. Странным было другое – с кухни не доносилось привычных запахов, которые каждый раз словно приветствовали входящих. И Джонатан, и все остальные были страшно голодны и хотели только одного – поужинать и лечь спать.
– Монрой! – крикнул Джонатан, надеясь, что сейчас появится хозяин. В ответ послышались лишь громогласный стук и грохот, доносившиеся со второго этажа. – Монрой колотит обо что-то наверху.
Профессор кивнул:
– Надеюсь, он всего лишь отбивает кусок мяса. На мгновение стук утих, но тут же возобновился опять. Кто-то, может, и сам Монрой, как сумасшедший топал ногами по полу. В промежутках между ударами стали слышны приглушенные звуки, как будто кто-то кричал через слой ткани.
– Ммммм! Ммммм! – И тут же следовали звуки ударов.
Профессор тяжело опустился на стул у догорающего огня в камине, а Джонатан положил на угли несколько кедровых лучинок и стал давить на воздуходувные мехи, пока лучинки не затрещали.
– Монрой столь небрежен, что дал огню погаснуть, – сказал Джонатан. – Обычно же он здесь топит так, что не продохнуть.
– Так-то лучше, – проговорил Профессор, пододвигая стул чуточку ближе.
Дули и Ахав поднялись наверх, чтобы взглянуть, что там затеял этот безрассудный Монрой. Через минуту стуки и грохот стихли, а вместо приглушенного мычания раздались крики Дули. Джонатан подскочил и побежал вверх по лестнице, перепрыгивая через четыре ступеньки, а следом за ним – и Профессор. И наверху, в коридоре, они обнаружили бедного толстяка Монроя – он был связан, а рот его заткнут концом подбитой ватой куртки, через которую он и издавал свои “ммммм!”. Глаза его были выкачены, а на лбу сияла шишка – очевидно, кто-то огрел Монроя его же собственной сковородкой. Как только кляп был вытащен у него изо рта, он начал кричать что-то бессвязное насчет гоблинов и раскидывать руки в стороны в попытке проиллюстрировать ужасные размеры того, кто ударил его сковородой.
Весь коридор был усеян обрывками одежды и разным мусором. Джонатан неодобрительно заметил, что среди прочего хлама валялся и его твидовый пиджак. Из груды ночных рубашек, принадлежавших разным постояльцам, Профессор Вурцл извлек свое необычное устройство. Из его воронки торчала наполовину обглоданная рыбья голова, словно заглядывающая внутрь в поисках чего-то потерянного. Другие рыбьи скелеты были разбросаны по всему коридору, один из них лежал прямо на пороге у входа в комнату Джонатана. От всего этого Профессор пришел в ярость, почти такую же сильную, как и сам Монрой. Он вытащил из своего устройства рыбью голову и с отвращением швырнул ее в шляпу, валявшуюся на полу.
– Проклятье! – воскликнул он, после чего принялся протирать воронку одной из ночных рубашек.
Джонатан заметил, что ярлычок с именем и на шляпе, и на рубашке один и тот же, и понадеялся, что их владелец окажется не лишенным чувства юмора. Он велел Дули бежать во дворец, найти Твикенгема и предупредить Короля Грампа о нашествии гоблинов, которое показалось ему особенно зловещим предзнаменованием. До этого Джонатан никогда не слышал о какой-либо деятельности гоблинов на побережье. Не прошло и пяти минут, как Дули вернулся обратно, но не один, а вместе с Твикенгемом и Эскарготом.
