– Это называется испытанием?! – Разъяренный император налетел на двух потрясенных жрецов:
– Вы хотели убить ее!
– Нет, повелитель! – закричал ийя. – Нет!!
– То, что случилось, аита, лежит за гранью нашего Понимания, – прошептал второй, опустив голову.
Оба брата подошли к страшному, изуродованному телу. Осторожно перевернули его на спину, замерли. В широко распахнутых глазах мертвеца застыл нечеловеческий ужас, левая рука была оторвана, одежды залиты кровью. Но в правой, уцелевшей руке старик все еще сжимал нечто. Один из братьев не без труда разжал мертвые пальцы, и из них выпал мокрый шелковый лоскут. В него была завернута прядь темных волос. И хотя точно нельзя было сказать, кому они принадлежали, оба брата, не сомневаясь ни секунды, с ужасом уставились на покойного.
– Зачем? – прошептал один. – Зачем ты это сделал?
– Как же так?! – Второй взял в свои руки сморщенную старческую кисть, всю в темных пигментных пятнах...
* * *Когда беспомощная человеческая душа, изгнанная из тела столь жестоко и внезапно, стала растерянно метаться по пещере, оглашая ее беззвучными воплями, Баал-Хаддад поднял свой трезубец и безошибочно вонзил его в то место, где у человека находится сердце. Трезубец прошел сквозь бесплотную тень и вышел с другой стороны. Нанизанная, как рыба на гарпун, жертва извивалась в страшных муках, а безглазый Повелитель Мертвых уже шагал одному ему известными путями на встречу с братьями.
Когда дорогу ему преградил высокий мужчина в белых доспехах, Баал-Хаддад, не колеблясь, наклонил к нему конец трезубца со словами:
– Не выдержал, братец, выбежал навстречу?
– Идиот!!! – зарычал внезапно тот. – Повелитель гниющей плоти, выродок безглазый! Это не она!!!
Баал-Хаддад поднес трезубец к лицу и принюхался. Тень на остриях извивалась и корчилась.
– Верно, не она. Ну тогда сам и лови ее, если я способен повелевать лишь гниющей плотью. Попробуй справиться с ней, ловец душ...
Безглазый бог расхохотался и ударил о землю своим страшным оружием, исчезая из виду. Сброшенная этим ударом с трезубца, исковерканная душа отлетела в сторону человека в белых доспехах. Он схватил ее, смял и запустил крохотный комок в темноту, где нет ни смерти, ни воскрешения, – Джоу Лахатал гневался...
* * *– Горе нам, горе нам, о император! Позор нам, благородная госпожа. – Жрец стоял на коленях у тела брата.
– Потом, потом. – Молчавший до сих пор Агатияр наконец очнулся и опять принял на себя тяжесть руководства. – Уходим отсюда. Хватит с нас испытаний и кровавых трагедий.
Повинуясь просьбе Каэтаны, Бордонкай завернул мертвое тело в плащ, поднял его и понес к выходу из пещеры. Остальные окружили императора и Каэ и двинулись следом за гигантом. В самом конце процессии два жреца, моментально постаревшие, тяжело плелись, придавленные им одним понятным открытием и всем понятным горем. Пещеру покидали торопливо. Никто не хотел проверять, не появится ли еще раз из глубин озера его смертоносный страж в поисках новой жертвы...
– Страшное дело замыслил наш несчастный брат. – Лицо ийя было скорбным, вокруг рта залегли новые бесчисленные морщины, но голос звучал ровно и бесстрастно:
– Он похитил прядь волос госпожи. Это опасное оружие в руках умелого мага. Если бы госпожа смогла вспомнить свои заклинания, то он разрушил бы их действие. Но госпожа не вспомнила магию, и змей должен был сожрать ее, ибо мы не смогли его остановить.
Каэ внимательно слушала, не говоря ни слова. Ей было необходимо выяснить все вплоть до мельчайших подробностей, прежде чем признаваться, что никакого змея она не видела. Видела только вполне реального стража озера, и этого ей хватит до конца дней.
– Все произошло совсем не так, как мы предполагали, – подтвердил второй жрец, – но и не так, как думал наш несчастный брат.
– Но почему, почему он так вероломно поступил? – вскричал император.
– Он сомневался, аита, – ответил вместо жрецов Агатияр. – Он подумал, что, уничтожив госпожу, уничтожит и противоречие, а это в корне ошибочное мнение.
– Ты прав, советник. – В знак уважения к прозорливости Агатияра оба ийя склонили седые головы.
– А теперь, госпожа, ответьте на наши вопросы, – попросил Каэтану один из братьев.
Она была согласна отвечать, ибо давно уже поняла, что жрец, поведение которого показалось странным, погиб там, в пещере, и теперь ей нечего опасаться... Пока...
– Я готова.
– Самое главное, как вы узнали, какой из монстров настоящий? – Старик даже привстал в волнении. – Мы не ощутили никаких признаков использования магической силы, однако вы отличили чудовищ.
– Просто там был только страж озера, – ответила Каэ совершенно откровенно.
Ийя переглянулись, после чего второй Переспросил:
– Вы говорите, что видели только одного Монстра, и все?
– Еще я видела много красной пыли, мерцающие точки в воздухе – не самое приятное явление, честно говоря, будто глаза пытаются запорошить.
– О боги! – выдохнул жрец. Второй молчал.
– Ну что же, – наконец выговорил первый ийя. – Теперь все понятно.
– Что понятно? – осведомился Зу-Л-Карнайн.
– О император! Госпожа не обладает никакой магией, но она обладает гораздо более серьезным и, что самое важное, редким даром – прозревать истинное. Очевидно, ее предназначение и заключается в том, что с этой способностью связано. Наши чары не подействовали на нее, потому что госпожа видела суть того, что за ним стоит. И в то время как все мы находились в одной реальности с созданным нами огненным змеем, она была в том мире, где магическое существо оставалось лишь горсткой пыли, из которой его создали. Магия не существует для госпожи. Поэтому, когда наш несчастный брат наложил заклятия на похищенную прядь волос, страж озера бросился на того, кто его притягивал: ведь брат так и держал волосы при себе.
– Я только не понимаю, – признался Агатияр, – откуда все-таки появился этот самый страж озера?
– И я не знаю, о советник. Мы хотели создать его магический образ, но, видимо, брат наш использовал слишком сильные заклятия, разбудив и подняв со дна само чудовище, за что и поплатился.
– Он сам так решил? – внезапно спросил император. – Или кто-то внушил ему эту мысль?
– Боюсь, что внушили, аита, – пробормотал старик. – Мы хотели вопросить тень нашего брата обо всем, что он скрыл от нас при жизни...
– И что?
– Ее нигде нет... – Ийя обвел всех присутствующих глазами, полными слез.
* * *– Что значит «нигде»?
– Нигде, господин, – скорбно подтвердил жрец, – ни среди живых, ни среди мертвых.
– Хорошо. – Голос Джангарая прозвучал резче, чем хотелось бы ему самому. – Испытания ничего не дали, – Что нам теперь делать?
– Ждать, – предложил ийя.
– Чего ждать? – загремел Джангарай. – Ждать, пока одна из смертельных случайностей не настигнет госпожу и она не лишится жизни?!
– Ведь уже ясно, – выступил вперед Ловалонга, – что наша госпожа действительно предназначена совершить нечто, что пугает Новых богов. Но нужно же наконец узнать истину!
– Они правы, – обратился к жрецу император. – Что толку в ожиданиях? Это все равно что осаждать город в пустыне – сам умрешь от жажды и жары, прежде чем пересидишь защитников.
– Тогда мы можем предложить гоепоже переночевать в храме, – промолвил старик. – То, что приснится ей этой ночью, будет истолковано как знамение. Мы помолимся великому Барахою за нее.
Ночь в храме прошла неспокойно. Огромное пространство было наполнено неясными шорохами, голосами. Были слышны звуки чьих-то осторожных шагов по мраморному полу. Если говорить откровенно, Каэтана чувствовала себя более чем неуютно. Но беда заключалась в том, что поговорить откровенно было не с кем. Опустевший со смертью Тешуба храм зажил своей собственной жизнью, абсолютно непонятной и непредсказуемой.
Каэтана мыкалась между колонн, усилием воли удерживая себя от того, чтобы не запеть легкомысленную песенку или не начать декламировать стихи вслух. Гулкое эхо разносило звуки по всему пространству храма, искажало их до неузнаваемости, и одиночество от этого становилось все невыносимей. Страха не было. Была тоскливая вселенская пустота, боль, до поры до времени таившаяся в самой глубине души, и огромное детское непонимание того, что происходит.
Каэтана задумалась. С самого начала, с того времени, когда она выпала из сна в этот удивительный мир и приняла тот факт, что ей суждено остаться в нем навсегда, ее подхватила и закружила в бешеном водовороте череда нескончаемых событий. Она оказалась вовлеченной в чью-то чужую, непонятную ей игру, в которую, похожее играли вообще без правил. Пора было устанавливать свои правила, но она не знала какие. Невольно вспомнились ей слова растерянного аиты: «Это первое сражение, в котором я играю, в лучшем случае, роль шахматного слона». Какую роль играла она в этом театре богов?
