– Возьми мою душу, – сказал Кикимора. Прозвучало это не то что патетически, но довольно-таки даже жутко. – Мою. Она подойдет.
– Я не Бог и не Дьявол, чтобы брать твою душу, – мрачно проворчал Демид. – Не по адресу обратился. Может быть, есть более толковые предложения?
– Я устал. – Кикимора и впрямь выглядел сейчас бесконечно и невероятно старым. – Я скоро все равно разваливаться начну. Мне домой хочется, как и Леке. Ты не Бог, оно конечно. Да только ты кимвер, Дема. Ты много можешь чего такого, о чем и сам не подозреваешь. И ты – Последний Кимвер. Чую я, что ты – моя последняя возможность домой вернуться. Ведь если, не дай Бог, убьют тебя – что ж мне, так и бегать в этом уродском человечьем туловище? Вместе с остальными людями конец человеков принимать? Нет, не пойдет так! Сделай мне новое тело, Дема. Ты смогешь.
– Я же русским языком сказал тебе, что не успею вырастить новое тело! Ты хоть представляешь, сколько для этого времени нужно? Года два. И денег до черта! Линию создать, клон подходящий селекционировать да еще девяносто девять процентов мутировавших зародышей в мусор отсеять...
– А мне и не надо живого тела! Ты ж знаешь – меня и мертвое устроит. Я сам оживлю его своим присутствием. Сделай какое-нибудь тело пожутчее. Сшей его из разных кусков, которые тебе понравятся. Такое, чтоб Король Крыс рядом с ним недомерком показался! Вот и будет тебе скрытый козырь.
– А перенос души твоей? Это как я сделаю?
– Знаю я, как это делается. Нету тута никакой хнологии. Я ж говорил тебе, заклинание есть. И я его знаю.
– Да... – Демид обхватил голову руками, ерошил волосы. – Башку с вами сломаешь, со всякой лесной нечистью. И не знаю прямо, что теперь делать. Боюсь я, что изувечу тебя по неопытности. Боюсь. И ты зазря пропадешь, и я один останусь.
– Когти вот такие, – показал Кикимора что-то совсем невообразимое. – Челюстя как у тигры. Шесть лап. Двести килов весу. Хвост ядовитый с колючками. И крылья. Крылья не забудь!
– Заткнись, демон-соблазнитель! – гаркнул Дема. – Крылья ему еще надо! Чтоб двести килов по воздуху тащить?! Пропеллер вертолетный тебе тогда на спине нужен будет. И пару ракет «воздух—земля». Нет. Не нравятся мне такие шуточки. Не буду я ничего такого делать. Такой журавль в небе у нас получится, что только в госпиталь инвалидов войны его. Или сразу в могилу...
– Попробуй, Демид. – Антонов говорил медленно, взвешивал каждое слово. – Вместе попробуем. Я ведь тоже как-никак хирург. Лабораторию я самую хорошую тебе обеспечу. Никто нас там не тронет. И материал... Сам понимаешь, исходный материал самый лучший должен быть. Мы аккуратненько все сделаем. Сосуды все сошьем, нервные стволы, целостность кишечника обеспечим. Крылья? Крылья не обещаю, но подумать можно. Разве тебе не интересно?
– Не интересно, – раздраженно произнес Демид.
– Врешь! Я же помню, как ты на дохлого Короля Крыс смотрел, от зависти облизывался. Ты хотел получить эту технологию, ты хотел сделать своего Короля Крыс! А теперь ты сделаешь кое-что получше. Король Крыс будет в заднице. В глубокой жопе!
– Не уверен, – сказал Дема. – Не уверен.
– Согласен он! – вякнул Кикимора. – По глазам вижу!
– А ты-то чего радуешься, оглоед? – огрызнулся Дема. – Можно подумать, что ты карха уже завалил! Сварганим тебе какое-нибудь дефектное тулово, будешь пять лап из шести приволакивать, дышать ушами и писать в постель, тогда нечего на меня все валить будет.
– Я тебе расписку дам, – сказал Кикимора. – Что претензиев не имею. Можешь даже больничный лист на меня не заводить.
* * *
«Лучшая лаборатория» оказалась моргом. Холодным, вонючим. Свободным лишь на выходные. За два дня им надо было управиться полностью. И оборудования никакого особого не было. Шили даже не кетгутом. Обычным хирургическим шелком. Оставалось только надеяться, что Кикимора сумеет справиться с новым телом, что организм его, управляемый душою лесного демона, сумеет переварить все десятки метров шовного материала и не развалиться при этом на кусочки.
Кусочков было много. Конечно, образ будущего существа нарисовали предварительно на бумаге, споря при этом до хрипоты. Кикимора вел себя безобразно, торговался, как баба на базаре, выклянчивая себе и рога, и хобот, и ядовитое жало, и жабры, и непробиваемую алмазную чешую. Дема называл его кретином, орал, что для такого безмозглого идиота, как Кикимора, самое подходящее тело – чучело шакала без головы. Но в конечном счете работали с тем, что удалось достать. Наводку дал Демид. В университете, на биофаке, было немало не до конца препарированных запчастей разных животных, замоченных в ваннах с формалином. Антонов съездил и конфисковал нужное их количество именем какого-то таинственного закона. И теперь в морге дышать нечем было от формалинного, все разъедающего запаха.
– Слышь, Дем, а они работать-то будут? – Кикимора ткнул пальцем в какие-то неопределенной формы части чьего-то нечеловеческого тела, отмокавшие в большом тазу.
– Должны, – прогундосил Демид через респиратор. – Отмочим хорошенько. Формалин будет вытеснен водой. Это самые свежие органы, какие только удалось достать. Не красть же нам живого медведя из зоопарка?
– А чё? – Кикимора оживился. – Может, украдем?
– Иди кради. Я не против. В дело пойдет. Только чтоб обязательно живого сюда привести. Ты мишке объясни, что для хорошего дела он надобен. И быстренько. Часа через три уже все готово будет.
– Что? Я один?!
– А как же? Ты у нас один тут без дела болтаешься.
– Да... – Кикимора задумчиво поскреб в затылке. – Ладно, без медведя обойдемся. А крылья?
– Отвянь.
– Ты обещал!
– Отвянь!
– Вот так вот! – Кикимора поднял руки к небесам. – Друзья называются! Жмоты! Человек ради них на смерть, можно сказать, идет, а им пары клешней ядовитых жалко! Не, в натуре, с кем я связался? Дем, ну хочешь, я тебе бабки заплачу за эти крылья? По пять тыщ баксов за крыло. Только ты мне четыре крыла сделаешь.
– Мы тебя всего крыльями увешаем, – произнес Демид, глядя на Кикимору круглыми от бешенства глазами. – И на член тебе титановые подкрылки поставим. А насчет денег, кстати, ты хорошо вспомнил. Они тебе больше все равно не понадобятся. Ты адресочек черкни, где их найти. У тебя, наверное, много бабок скопилось за жизнь твою праведную. Теперича они на святое дело пойдут.
И снова уткнулся в то, что они с Антоновым так старательно сшивали на столе уже второй день.
* * *
– Все, готово!
Они стояли вокруг стола втроем и сами не верили в то, что им удалось ТАКОЕ создать. И в то, что такое может ожить, тоже не верилось.
– Кикимора, теперь твоя очередь, – сказал Демид. – Пора переселяться. Как ты будешь это делать?
– Заклинание прочту загодя. Счас прямо. Ах ты, Матерь Божья... – Кикимора ежился, будто ему было очень холодно. – Страшно-то как! Вдруг не получится? И помолиться-то некому. Нелеригиозный я. Перекреститься, может?
– Не стоит. Ты ж нечистая сила. Сгоришь еще, чего доброго.
– Ладно!.. – Кикимора махнул рукой и начал бормотать странные какие-то, нечеловеческие слова.
Демид и Антонов стояли, переминались с ноги на ногу. Чувствовали они себя тоже не лучшим образом. Все было как-то не так. Слишком поспешно. Не торжественно и даже жутко.
– Ты осциллограф подключил? – тихо спросил Демид. – ЭКГ в порядке?
– Все подключено. – Антонов загодя увешал тело, сварганенное ими, датчиками и проводами, должными показать появление жизни в новом организме. – Ты не волнуйся, Дем. Дефибриллятор у нас есть. Если что – шарахнем в сердце. Оживет как миленький.
– Все, – сказал Кикимора сиплым голосом. – Все, ребятки. Пора. Теперя пустячок остался. Убить меня надоть.
– Как – убить?!
– А так! Обнакновенно. Убить и сердце осиновым колом проткнуть. А то это тело мою душу не отпустит.
– Кто ж тебя убивать должен? – зловеще спросил Демид.
– Ты.
– Я не могу. Я людей убивать не могу.
– Ах да! – Кикимора махнул рукой. – Ты ж – кимвер. Ты человеков убивать права не имеешь. Да только какая разница? Я ведь не человек! Я – дух болотный.
– Для меня ты – человек.
– Тогда ты, Валера. Сделай доброе дело. Пушка у тебя ведь есть? Пальни в голову. Только так, чтоб быстро. Чтоб не больно было.
– Что ж ты не сказал, братишка, что тебя убивать придется? – Антонов стоял бледный, еле шевелил губами. – Что ты раньше молчал? Мы бы всего этого дела не затеяли. Неужто мы можем? Своего стрелять? Как жить-то после этого будем?
– А-а!!! – Кикимора злобно рванул на себе рубаху, обнажая впалую грудь, всю расписанную блатными татуировками. – Бляха-муха! Нежные какие попались! Смертное убойство они причинять не могут! Говны! Братья еще называются!
Это были его последние слова. Он схватил скальпель, лежащий на подносе, и воткнул его себе в шею, прямо в сонную артерию. Демид и Антонов стояли и смотрели остолбенело, как Кикимора вспарывает себе горло. Он свалился на колени и посмотрел на них мутным, ускользающим взглядом. Из перерезанной глотки его хлынула кровь. Он упал на спину, дернулся в последней конвульсии и затих.
