Теперь серебристый шнур привязи змеей протянулся по голому полу, потом вверх по некрашеной деревянной стене к браслету, висящему на колышке. При виде висящего перед глазами браслета Эгвейн в ярости стиснула челюсти. Собака на привязи, оставленная так без присмотра, могла бы удрать. Если же дамани сдвинет браслет на фут от того места, где к нему в последний раз прикасалась су л'дам… Ринна заставила Эгвейн проделать и это тоже – заставила ее пронести браслет через комнату. Или же попытаться это сделать. Эгвейн была уверена: прошло несколько мгновений перед тем, как су л'дам плотно защелкнула браслет на своем запястье, но для Эгвейн вопли и судороги, когда она корчилась на полу, продолжались часы. Кто–то постучал в дверь, Эгвейн дернулась, потом лишь сообразив, что вряд ли это су л'дам. Никто из них не стал бы стучаться. Девушка отпустила сайдар – все равно нужно; определенно она начала чувствовать себя нехорошо.
– Мин?
– Вот и я, раз в неделю в гости, – объявила Мин, проскользнув через порог и затворив дверь. Оживление ее было немного напускным, но она всегда стремилась как-то по возможности подбодрить Эгвейн. – Как тебе нравится это?
Она покрутилась немного, демонстрируя свое шерстяное темно-зеленое платье шончанского покроя. С локтя свисал плотный плащ под стать платью. Темные волосы были даже перехвачены зеленой лентой, хотя длины их едва для этого хватало. Правда, нож по-прежнему висел в ножнах на поясе у Мин. Эгвейн удивилась, когда впервые увидела Мин с ним, но, как видно, Шончан доверяли всем. Пока те не нарушают правил.
– Мило, – осторожно сказала Эгвейн. – Но почему?
– Я не переметнулась к врагу, если ты об этом подумала. Либо так, либо искать пристанище вне города и, может, лишиться возможности навещать тебя. – Она собралась было сесть на стул верхом, будто была в штанах, потом мотнула головой, развернула стул и – села. – "У каждого свое место в Узоре, – передразнила Мин, – и место каждого должно быть сразу видно". Та старая карга Мулаен устала не понимать с первого взгляда, каково мое место, и решила, что по рангу я среди прислуги. Она поставила меня перед выбором. Тебе стоит взглянуть на некоторые наряды, что носят шончанские девушки, те, что прислуживают лордам. Могло бы быть занятно, но не раньше, чем я буду обручена или, что еще лучше, замужем. Ну ладно, обратной дороги нет. Во всяком случае, пока. Мои куртку и штаны Мулаен сожгла. – Гримасой показав, что она об этом думает. Мин взяла камешек из кучки на столе и принялась перебрасывать его с ладони на ладонь.
– Не так уж и плохо, – со смехом заключила она, – не считая того, что я так давно не носила юбок и теперь в них путаюсь.
Эгвейн тоже заставили смотреть, как сжигают ее одежду, в том числе и то красивое платье из зеленого шелка. Она даже обрадовалась, что не взяла с собой больше нарядов из тех, что ей подарила Леди Амалиса, пусть даже ей никогда, может, не доведется увидеть их вновь, как и Тар Валон. Теперь она носила такое же, что и у всех дамани, темно-серое одеяние. У дамани нет своих вещей, объяснили ей. Платье, что носит дамани, пища, что она ест, кровать, где она спит, – все они дар ее су л'дам. Если су л'дам решит, что вместо кровати дамани будет спать на полу или в конюшне, в стойле, это исключительно на усмотрение су л'дам. Мулаен, ведавшая общежитием дамани, имела монотонно-гнусавый голос, но горе той дамани, которая не запомнила каждое слово ее нудных нотаций.
– Не думаю, что для меня когда-нибудь откроется обратная дорога, – сказала, вздыхая, Эгвейн и упала на кровать. Жестом указала на лежащие на столе камешки. – Вчера Ринна устроила мне проверку. Я с завязанными глазами выбирала кусочек железной руды и медной руды всякий раз, как она перемешивала камешки. Она оставила их тут в напоминание о моем успехе. Верно, она считает, что это вроде поощрения, этакое напоминание.
– Кажется, это не хуже остального – совсем не так плохо, как заставлять вещи взрываться, как фейерверки… А соврать ты не можешь? Сказала бы, что не знаешь, какой из них какой?
– Ты все еще не понимаешь, на что это похоже. – Эгвейн подергала ошейник. От попыток разорвать его толку было столько же, как и от направления Силы. – Когда этот браслет на руке Ринны, ей известно все, что я делаю с Силой и чего не делаю. Иногда кажется даже, что известно, когда браслета на ней нету; она говорит, со временем у су л'дам развивается… сродство, как она выражается. – Эгвейн вздохнула. – Раньше ни у кого и в мыслях не было проверять меня с этим. Земля – одна из Пяти Сил, что сильнее всего в мужчинах. Когда я повыбирала эти камешки, она вывела меня за город, и я сумела указать точно на заброшенный железный рудник. Там все заросло и ничего не было видно, но не знаю как, но почувствовала в земле железную руду. Ее там мало, за сотню лет рудник истощился, но я знала, она там есть. Я бы не смогла ей соврать. Мин. Она узнала, что я почувствовала шахту, узнала в то же мгновение. Она так обрадовалась и пообещала мне к ужину пудинг. – Девушка почувствовала, что щеки у нее горят, как от гнева, так и от смущения. – Видимо, – с горечью заметила она, – теперь я слишком ценна, чтобы попусту взрывать всякие вещи. Это под силу любой дамани, а отыскивать в земле руды могут немногие. Свет, я ненавижу, когда взрываю что-нибудь, но как мне хочется, чтобы я могла только это!
Румянец на щеках стал гуще. Она ненавидела раскалывать деревья в щепки и взрывать землю; все подобное предназначалось для битвы, для убийства, а она не хотела иметь с этим ничего общего. Однако все, что позволяли ей делать Шончан, давало ей еще возможность коснуться саидар, опять почувствовать текущую через нее Силу. Эгвейн ненавидела то, что заставляли ее делать Ринна и другие су л'дам, но была уверена, что теперь ей под силу управлять намного большим Потоком Силы, чем перед уходом из Тар Валона. Она точно знала, что способна с ее помощью на такое, что ни одна сестра в Башне и в мыслях не предполагала; им и в голову не приходило раскалывать землю, чтобы убивать людей.
– Может, тебе больше не придется ни о чем таком беспокоиться, – сказала, улыбаясь. Мин. – Я нашла нам корабль, Эгвейн. Капитана здесь задержали Шончан, и он готов поднять паруса, получив разрешение отплыть. Или даже не получив его.
– Мин, если он тебя возьмет, плыви с ним, – бесцветным голосом сказала Эгвейн. – Говорю тебе, теперь я очень ценная вещь. Ринна говорит, через несколько дней они отправляют в Шончан корабль. Только для того, чтобы увезти меня. Ухмылка Мин пропала, и девушки долго смотрели друг на друга. Вдруг Мин кинула камешек в общую кучку. Камешки рассыпались по столу.
– Должен же быть способ выбраться отсюда. Должен быть способ избавиться от этой проклятой штуковины у тебя на шее!
Эгвейн откинулась назад, опершись затылком о стену.
– Ты же знаешь, Шончан собрали всех женщин, каких сумели отыскать, которые хоть чуточку способны направлять. Их свезли отовсюду, не только из Фалме, а из рыбачьих деревень, из городов и ферм в глубине страны. Тарабонки и доманийки, пассажирки с остановленных Шончан судов. Среди них есть две Айз Седай.
– Айз Седай! – воскликнула Мин. По привычке она огляделась, проверяя, не услышал ли кто из Шончан, что она произнесла эти слова. – Эгвейн, если тут есть Айз Седай, они помогут нам! Дай я поговорю с ними, и…
– Мин, они себе-то помочь не в силах! С одной я говорила – ее зовут Рима. Су л'дам зовут ее не так, но это ее имя. Рима хотела, чтобы я его не забыла. Она-то сказала мне, что есть и вторая. Она говорила, то и дело заливаясь слезами. Она – Айз Седай, и она плачет. Мин! На шее у нее ошейник, они заставляют ее отзываться на кличку Пура, и она ничего не может сделать, не больше моего. Ее захватили, когда пал Фалме. Она плачет, потому что вот-вот сдастся, прекратит этому сопротивляться, потому что не выдержит, чтобы ее все время наказывали. Она плачет, потому что хочет лишить себя жизни и не в силах даже это сделать без разрешения. Свет, как я ее понимаю!
Мин встревоженно зашевелилась, разглаживая платье неожиданно задрожавшими руками.
– Эгвейн, ты же не надумала… Эгвейн, и думать не смей о том, чтобы с собой что–нибудь сделать! Как-нибудь я тебя вызволю. Обязательно!
– Себя убивать я не собираюсь. – сухо сказала Эгвейн. – Даже если бы и могла. Дай мне твой нож. Давай, давай. Я не порежусь. Просто протяни его мне.
Мин помедлила, потом не спеша вытащила нож из ножен у себя на поясе. Осторожно протянула Эгвейн, готовая вскочить, если та чего-нибудь отчудит.
Эгвейн глубоко вздохнула и протянула руку к рукояти. Легкая дрожь пробежала по мускулам предплечья. Когда ладонь приблизилась к ножу на фут, судорогой вдруг свело пальцы. Глядя неподвижным взором вперед, девушка пыталась всеми силами придвинуть руку ближе. Судороги охватили всю руку, в узлы заплетая мышцы плеча. Со стоном Эгвейн откинулась на спину, растирая руку и сосредоточивая все мысли на одном: не трогать нож. Мало-помалу боль начала ослабевать.
