4. БАШНЯ
Эдди Дийн сидел на стуле. Стул стоял в маленькой белой комнатке. Это был единственный стул в маленькой белой комнатке. В маленькой белой комнатке было полно народу. В маленькой белой комнатке было накурено. Эдди был в одних трусах. Эдди хотелось курить. Остальные шесть – нет, семь – человек в маленькой белой комнатке были одеты. Эти люди стояли вокруг него, окружая его плотным кольцом. Трое – нет, четверо – из них курили сигареты.
Эдди хотелось дергаться и извиваться. Эдди хотелось поводить плечами и притопывать ногами.
Эдди сидел спокойно, расслабившись, и смотрел на окружавших его людей с веселым интересом, будто его не сводило с ума желание вмазаться, будто он не сходил с ума от клаустрофобии.
Причиной этому был другой в его сознании. Сперва он панически боялся этого другого. Теперь он благодарил Бога, что другой – здесь, с ним.
Может, другой и болен, и даже умирает, но стали в нем еще хватит, чтобы одолжить немного этому перепуганному двадцатилетнему торчку.
– До чего же интересная красная полоса у тебя на груди, Эдди, – сказал один из таможенников. В углу рта у него торчала сигарета. В кармане его рубашки лежала пачка сигарет. У Эдди было такое чувство, что если бы он взял из этой пачки штук пять сигарет, набил бы ими рот от угла до угла, зажег бы их все и глубоко затянулся, может, на душе у него стало бы легче. – Она похожа на след от пластыря. Сдается, у тебя тут что-то было приклеено пластырем, а потом ты вдруг решил, что хорошо бы эту штуку отодрать и избавиться от нее.
– У меня на Багамах сделалась аллергия, – сказал Эдди. – Я ж вам говорил. В смысле, мы уже несколько раз все это проговаривали. Я пытаюсь не терять чувства юмора, но мне это дается все труднее.
– Заебись ты со своим чувством юмора, – яростно сказал другой таможенник; этот тон был знаком Эдди. Такой тон делался у него самого, когда ему случалось полночи на холоду прождать сбытчика, а тот так и не появлялся. Потому что эти мужики тоже были наркашами. Единственная разница заключалась в том, что для них наркотой были такие, как он и Генри.
– А как насчет дырки у тебя в пузе? Она-то у тебя откуда, Эдди? А? – третий таможенник показывал на то место, куда Эдди ткнул себя ножом. Кровь, наконец, унялась, но там еще был темно-красный застывший пузырек, который, казалось, лопнет сразу же – только тронь.
Эдди показал на красный след от клейкой ленты.
– Чешется, – сказал он. Это была правда. – Я в самолете заснул – если не верите мне, спросите стюардессу…
– Чего бы это мы тебе не верили, Эдди?
– Не знаю, – сказал Эдди. – Много вы видели контрабандистов, которые дрыхнут, когда везут товар? – Он секунду помолчал, чтобы они могли задуматься об этом, потом вытянул вперед руки. Некоторые ногти были обгрызаны, другие – обломаны. Он когда-то сделал открытие: в подходняке любимым лакомством вдруг становятся собственные ногти. – Я все время старался сдерживаться, не чесаться, но, как видно, пока спал, здорово разодрался.
– Или пока торчал. Это может быть след укола. – Эдди было ясно, что ни один из них так не думает. Если ширнуться так близко к солнечному сплетению (а оно для нервной системы – что панель управления), то больше тебе уже никогда не придется ширяться.
– Дайте передохнуть, – сказал Эдди. – Вы ко мне так близко придвинулись, что я уж думал – взасос целовать меня собрались. Не торчал я, и вы это знаете.
На лице третьего таможенника выразилось отвращение.
– Для невинного ягненочка, Эдди, ты что-то уж очень много знаешь про наркоту.
– Чего я не набрался из «Майами Вайс», то прочел в «Ридерз Дайджест». А теперь скажите мне правду – сколько раз мы еще будем в этом копаться?
Четвертый таможенник показал ему маленький пластиковый пакетик. В нем было несколько волоконец.
– Это – волокна. Мы их отправим в лабораторию, они нам подтвердят, но мы и так знаем, от чего они. Это волокна лейкопластыря.
– Я перед уходом из отеля не успел принять душ, – в четвертый раз сказал Эдди. – Я лежал у бассейна, загорал. Пытался избавиться от этой сыпи. От аллергической сыпи. И заснул. Мне еще чертовски повезло, что я вообще успел на самолет. Пришлось бежать, как угорелому. А был ветер. И откуда я знаю, что у меня прилипло к коже, а что – нет.
Еще один таможенник протянул к Эдди руку и провел пальцем по коже левой руки, на три дюйма вверх от локтевого сгиба.
– И это – не следы уколов.
Эдди оттолкнул его руку.
– Москиты покусали, говорил же я вам. Почти что зажили. Да что вы, елки-палки, сами не видите, что ли?
Они видели. Это дело было задумано далеко не вдруг. Эдди уже месяц, как перестал ширяться в руку. Генри был на это не способен, и в этом заключалась одна из причин, почему послали Эдди, почему пришлось послать Эдди. Когда он уже никак не мог терпеть, он задвигался высоко-высоко в левое бедро, где к коже ноги прилегало левое яичко… так, как он сделал в ту ночь, когда смугловатый гаденыш наконец принес ему приличную наркоту. Большей же частью Эдди только нюхал, а Генри этого теперь было мало. Это вызывало чувства, которым Эдди не мог дать точного определения… смесь гордости и стыда. Если они посмотрят там, если они отодвинут яички, у него могут возникнуть серьезные проблемы. Анализ крови мог бы стать причиной еще более серьезных проблем, но этого они не могут потребовать, не имея хоть каких-нибудь доказательств – а доказательств-то у них как раз и нет. Никаких. Они все знают, но ничего не могут доказать. Хотеть не вредно, как сказала бы его любимая старушка-мать.
– Москиты покусали.
– Да.
– А красная полоса – аллергия.
– Да. Она у меня уже была, когда я летал на Багамы, только не такая сильная.
– Она у него уже была, когда он летал туда, – сказал один из таможенников другому.
– Ага, – ответил тот. – Ты в это веришь?
– А как же!
– Ты и в Санта-Клауса веришь?
– А как же! Я, когда еще пацаном был, с ним один раз даже сфотографировался. – Он посмотрел на Эдди. – Эдди, а у тебя есть фотка этой знаменитой красной полосочки до того, как ты съездил на Багамы?
Эдди ничего не ответил.
– Если ты в порядке, почему бы тебе не согласиться на анализ крови? – Это сказал первый таможенник, с сигаретой в углу рта. Она скурилась уже почти до самого фильтра.
Эдди вдруг разозлился – до белого каления. Он прислушался к тому, что было внутри.
«Валяй», – сразу же ответил голос, и Эдди почувствовал нечто большее, чем согласие, он ощутил что-то вроде окончательного одобрения. От этого он почувствовал себя так же, как в детстве, когда Генри обнимал его, взъерошивал ему волосы, хлопал его по плечу и говорил: «Ты молоток, парень, ты только не задавайся, но ты молоток».
– Вы же знаете, что я в порядке. – Он резко встал – так резко, что они попятились. Он взглянул на курильщика, стоявшего к нему ближе всех. – И вот что я тебе скажу, детка, если не уберешь от моего лица этот гвоздь от гроба, я его щас у тебя вышибу.
Таможенник отшатнулся.
– Вы уже вычерпали до дна бак под унитазом в самолетном сортире. Едрена вошь, вы за это время могли в нем три раза все перебрать. Вы перерыли все мои вещи. Я нагнулся и позволил одному из вас засунуть мне в задницу самый длинный в мире палец. Да если проверка простаты – это медосмотр, так это было ебаное сафари. Я вниз глянуть боялся, думал, увижу, как ноготь этого мужика у меня из хера торчит.
Он обвел их злым взглядом.
– В жопе у меня вы побывали, в вещах моих покопались, я тут сижу в одних трусах, а вы себе покуриваете да дым мне в морду пускаете. Анализа крови вам захотелось? Ладушки. Давайте сюда кого-нибудь, кто будет брать анализ.
Они зашушукались. Начали переглядываться. Удивились. Забеспокоились.
– Но если вы хотите взять у меня анализы без постановления суда, – продолжал Эдди, – то пускай тот, кто будет брать, захватит побольше шприцов и флакончиков, потому что будь я проклят, если стану отдуваться один. Я требую, чтобы сюда пришел представитель федеральной полиции, и я требую, чтобы каждый из вас сдал те же гадские анализы, что и я, и чтобы на каждом флакончике были написаны ваши фамилии и номера удостоверений личности, и я требую, чтобы они были переданы этому представителю на хранение. И на что бы вы ни делали анализ мне – на кокаин, героин, беньки [бензедрин], да на что хотите – я требую, чтобы те же самые анализы делали и с вашими образцами. А потом чтобы результаты передали моему адвокату.
– Это ж надо, ТВОЕМУ АДВОКАТУ, – воскликнул один из них. – Со всеми вами, засранцами, всегда этим кончается, правда, Эдди? Вы будете иметь дело с моим АДВОКАТОМ. Я на вас моего АДВОКАТА напущу. Мне от этой хреновни блевать хочется.
– Собственно говоря, в данный момент адвоката у меня нет, – сказал Эдди, и это была правда. – Я не думал, что мне понадобится адвокат. Но вы меня заставили передумать. Вы ничего не нашли, потому что у меня и нет ничего, но ведь рок-н-ролл никогда не кончается, так? Хотите, значит, чтобы я плясал под вашу дудку? Отлично. Буду плясать. Только не один. Вам, мужики, тоже придется плясать.
