Но где же тогда окна? Почему нет никаких балконов? Сун прикрепил якорь – или, скорее, «кошку» – на одну из белокаменных завитушек орнамента и, держась за линь, вылез из лодки на первую ступеньку, купающуюся в брызгах потревоженных вод.
Вода вызывала странное покалывание при соприкосновении с телом. Ощущение походило на слабый электрошок, настолько легкий, что Сун мог и ошибиться.
Или, может, сказывалась необычность его положения, ведь он находился на чем-то, чего каких-нибудь двадцать минут назад здесь и в помине не было! Неудивительно, что пагода казалась не материальной!
В глубине души Суна снова шевельнулся червячок сомнения в реальности пагоды. Но сам-то он был реален и действительно находился здесь, и карабкался на следующий ярус по новенькой – с иголочки! – лестнице (да, пагода была таки с иголочки новой), пока эти эксцентричные маленькие волны не утащили его обратно в море. И его суденышко действительно покачивалось на волнах, а пагода тянулась все выше и выше, блистая в утреннем свете своим великолепием. Она высилась, сверкающая – или, скорее, мерцающая – и предельно чуждая.
Мерцающая…
Возможно, это определение имело какое-то отношение к ощущению большой, но сдерживаемой наэлектризованности. Возможно, покалывание было очень быстрой вибрацией слабого электрического разряда. Но «чуждая»? Откуда взялась такая мысль? Чуждая не в том смысле, как существо или вещь из какого-то иного мира. Пагода словно бросала вызов земной логике.
Одно слово все вертелось у Суна на кончике языка.
А затем слетело с него:
– Имитация!
Пагода без окон и без дверей? Эта штука выглядела реально, но это не настоящая пагода. Это имитация!
И пока еще не идеальная имитация.
Смазанность линий теперь усилилась, вибрации ускорились. Сун увидел, что все грани пагоды мерцают, словно струна смычка, когда к ней прикоснешься, или колокольчики, когда играешь на флейте возле них. А затем откуда-то с высоты донеслось внезапное шипение и треск статического электричества, или, во всяком случае, какой-то энергии. И столь же внезапно рыбак Кину Сун ощутил смертельный страх.
Защищая руками лицо (отчего – он не знал), Сун посмотрел вверх. Он стоял на платформе, отделенной от волнующихся вод тремя массивными, широкими ступеньками лестницы, а мерцающая, «нереальная» пагода вздымалась над ним футов на сто. Но так как каждый уровень был отодвинут от предыдущего, как на пирамиде, то Сун видел даже самый верхний ярус. Неожиданно по всему пугающему строению пошли извивающиеся и потрескивающие бело-голубые энергетические разряды.
И это оказалось только началом.
По лестнице всего несколькими ярусами выше того уровня, где он стоял, внезапно пробежала рябь, словно пагода была не плотнее воды. И в глубине души Сун понял, что это не просто воздействие какого-то странного жаркого марева – во всяком случае, не земного жаркого марева. И теперь слово «чуждая» раскрыло свое истинное значение – инопланетная, внеземная.
Суну доводилось видеть научно-фантастические фильмы: на их деревенские телеэкраны часто попадала японская разновидность этой кинопродукции. Но он видел фильмы ужасов.
Рябь растекалась и, покинув лестницу, побежала по широкому центральному стержню пагоды. И в то время, как основание и лестница снова показались прочными, первый уровень или платформа футами восемнадцатью выше Суна завибрировала, словно тонкий полог тента под внезапным порывом свежего ветра. Продолжалось это всего мгновенье, а затем вибрация двинулась дальше и продолжила свое «восхождение» на пагоду. Извивались и трещали струи энергии, и каждый уровень пагоды поочередно проделывал всю метаморфозу – от прочного, реального, до колышущегося, нематериального и обратно.
Процесс преобразования все ускорялся, воздух начинал гудеть, словно динамо-машина; и через какие-то несколько секунд предпоследний и верхний ярусы ненадолго скрылись в бело-голубом пламени. Затем эта странная рябь повернула вспять и пошла обратно вниз. Теперь она двигалась потрясающе быстро, словно волна на трибунах стадиона, какую Сун видел по телевизору на Олимпиаде в Сеуле шесть лет назад. Но впереди волны с безумным клекотанием и разлетающимися, словно осколки бомбы, кроваво-красными перьями падало еще кое-что.
Морская птица рухнула на лестницу всего лишь в нескольких шагах от напружинившегося Суна. Ножки у птицы были отрезаны по середине бедер, правое крыло – по первое сочленение. Окровавленное и клекочущее от боли, это искалеченное создание носилось, описывая маленький, безнадежный круг. А один беглый взгляд вверх показал ужаснувшемуся Суну: то, что изувечило птицу, вот-вот доберется и до него!
Искусно высеченная лестничная площадка прямо над Суном уже струилась и корчилась в коконе неземных энергетических разрядов, и все строение начало коробиться, теряя прежний вид. Суна словно парализовало, в то время как эта кошмарная метаморфоза стремительно надвигалась прямо на него по плавящимся ступенькам лестницы!
И в тот же самый миг, темный или, наверное, не такой уж и темный, рыбак Сун понял: когда пагода затвердеет в своей окончательной, физической постоянной форме, она купит право существовать за счет какой-либо иной реальности, с какой ей доведется в то время граничить. Он понял (интуитивно, неосознанно, как каждый понимает необходимость избегать встречных машин или бегущего стада буйволов), что одно пространство может одновременно вместить не более чем один материальный предмет. И для него стало очевидным, что он, как и эта бьющая крыльями морская птица, является более слабой реальностью, чем сила, которая неслась на него.
Когда неведомая сила уже готовилась поглотить Суна и мерцающие энергии образовали готовую сомкнуться сеть, он наконец вышел из ступора и, очертя голову, нырнул в океан. Оттолкнувшись от каменной лестницы левой ногой, Сун почувствовал страшное притяжение, словно его сандалия на мгновение прилипла к ступеньке; а затем он полетел, рассекая пульсирующий воздух, и, миг спустя, погрузился в неспокойные воды.
Он так и не понял, каким же образом ему удалось оторваться от «твердого» края пагоды, возможно – только сверхчеловеческим усилием. Но он вошел в шипящее море под углом в сорок пять градусов. А та страшная сила, размывающая, коробящая границы реального мира, не отставала. Сун пролетел всего в нескольких дюймах от уходящих в воду ступенек лестницы, пронесся над краем основания пагоды и, наконец, почувствовал, как Желтое море раскрыло ему свою безопасную громаду. Затем, подняв уйму пузырьков, Сун оглянулся.
Он погрузился метра на четыре, и мир под водой казался каким-то смазанным. Но даже отсюда было видно, что пагода обрела реальную твердость. У нее и впрямь имелся вход, своего рода дверь – отверстие в виде не правильного многоугольника, ведущее в ядро лжепагоды. А по обеим сторонам от этого отверстия – пара граненных овальных кристаллов, похожих на окаменевшие подводные светильники. Сун сразу же почувствовал исходящую от входа чужеродную угрозу. Этот потайной, освещенный зеленым светом подводный туннель, уходящий под углом в неясную глубь, напоминал зияющую пасть, охраняемую кристаллическими глазами. Сун вглядывался в туннель и смертельно боялся его. Ибо эта чуждая пагода и снаружи казалась достаточно устрашающей, а что уж там таилось внутри…
Грани в овальных кристаллах изменили угол наклона.
Все выглядело так, словно пара глаз, настоящих глаз, моргнула и вновь сфокусировала взгляд на Кину Суне!
Он забил ногами, рванувшись к поверхности – и Желтое море сделалось красным. Кристаллы запылали красным светом, похожим на адское пламя, повернулись, поймав Суна в перекрестье пульсирующих лучей, и поволокли его ногами вперед в зияющую щель двери. Или рта?
А когда тень проема упала на него, кристаллы постепенно потускнели и совсем погасли, Сун почувствовал воздействие новой силы: сильнейшее течение неудержимо всасывало его в темноту. А он даже завопить не смел, боясь наглотаться воды.
Но если бы он знал, куда его несет, то вполне мог бы завопить, даже рискуя утонуть – или с радостью предпочтя утонуть.
* * *
Жители деревни нашли ремешок от сандалии Кину Суна, плавающий около того, что осталось от его лодки.
Всего лишь ремешок, перерезанный, словно бритвой, в трех местах, где он некогда соединялся с подошвой. Что же касалось суденышка…
Корму обнаружили покачивающейся на волнах отрезанным концом кверху не слишком далеко от пагоды.
Нос лодки с отсеком для хранения сетей содержал в себе достаточно воздуха, чтобы остаться на плаву, а якорь-кошка Суна застрял в водорослях на дне, не дав течению унести обломки суденышка.
Когда же якорь вытащили на берег, то увидели, что он представляет собой застывший сгусток расплавленного металла с одним едва выступающим зубцом.
Не считая этих фактов, ничто не указывало на местонахождение рыбака Кину Суна.
