Ррогу двигался не спеша, вразвалочку, уверенный, что на этот раз добыча не ускользнет. А Хзюка находился где-то в роще, его не было ни видно, ни слышно.
Мартин усмехнулся. Стоило рождаться за невесть сколько парсеков отсюда, чтобы умереть в зловонной пасти! Чудище обло...
Погибать без боя он, конечно, не собирался. Не этому учат водителей звездолетов за невесть сколько парсеков отсюда. Там учат использовать все шансы, вплоть до последнего.
А они все еще были, шансы. И в высоких, по грудь, папоротниках, и в малых размерах человеческого тела, и в неуклюжести гигантской рептилии. Даже временное прикрытие имелось, в виде тела погибшего шусса. Требовалось использовать все это, выиграть время, а потом добраться до более надежного убежища между валунами. Там и дождаться Хзюки. Тогда еще можно было на что-то надеяться.
Пробежав шагов двадцать, Мартин присел за мертвым шуссом и щедро выпустил несколько стрел. Ррогу понял, что медлить больно, а схватка еще не окончена. Понял и побежал вперед.
Для Мартина это было небольшой победой, поскольку ухватить на бегу двуногую мелочь сложно. Но в еще большей степени спасло его то, что в последний момент зверь просто споткнулся о труп шусса. Для восстановления равновесия ему пришлось дернуть хвостом и вскинуть голову
Пробежав по инерции дальше, ррогу затормозил. Пока он разворачивался, Мартин сделал стремительную перебежку и упал в островке невытоптанных еще папоротников. Он выиграл дюжину важных шагов и на какое-то время спрятался.
Ррогу опустил морду, принялся бродить, осматривая перед собой землю. Один раз он прошел очень близко. Это был самый опасный момент. Мартин с большим трудом подавил в себе паническое желание вскочить. Он явственно слышал хруст стеблей, шумное дыхание, ощутил сильный и противный запах. А вот ррогу ничего не учуял. Не наградила его природа хорошим обонянием, поскольку щедро одарила размерами.
Мартин напряженно прислушивался к тяжелым шагам. Через некоторое время они начали удаляться. Медленно приподнявшись над вайями, Мартин заметил, что ррогу стоит к нему спиной.
Второго такого момента ждать не стоило. Рванув с низкого старта, он изо всех сил припустил к тем двум валунам, между которыми прятался упавший охотник. Позади яростно заревел и затопотал зверь. Но опоздал. Мартин протиснулся между скалами за пару мгновений до того, как сверху посыпались комья глины, пыль, папоротники, мелкие камни.
Однако ррогу не отказался от своей цели. Убедившись, что щель слишком узка для его ног, он наклонился, высматривая добычу. Мартин понял, что ящер попытается протиснуть между камнями свой рог. И вот это вполне могло получиться.
Морда наклонялась все ниже. Щель наполнилась зловонием. Но в своей злобе ррогу забыл об осторожности. У дерзкого двуногого еще были когти. Мартин потерял шлем, щит, флягу, отстегнул пояс с саблей, все это не имело ценности в борьбе с огромным зверем, а вот лук и стрелы не бросил.
Лежа на спине, он натянул тетиву, замер, и когда на фоне жаркого безоблачного неба над ним показался страшный рог, а над рогом, всего в паре метров от земли, – большой красный глаз, он мгновенно выстрелил. Расстояние было так мало, что промахнуться он не мог, и он не промахнулся.
Морда дернулась, отпрянула. Ррогу взвыл, отбежал на несколько шагов, остановился, опять завыл, сел на землю. Затем поднялся и наконец заковылял прочь.
Потом послышался топот шусса. Он приближался. В щель заглянул Хзюка. Его и без того круглые глаза округлились еще больше.
– И ты здесь? – простодушно удивился он.
– Здесь лучше, чем в брюхе ррогу, – проворчал Мартин. Хзюка квакнул.
– Шайяр, мягкотелый! Жить будешь долго.
Мартин молча бросил ему красный колчан и обессилено привалился спиной к камню. Ощущения были такие, как после перегрузок в 15 g.
Хзюка поймал колчан, кивнул и скрылся. Вернулся он не скоро, но вел с собой двух оседланных шуссов.
– Ты хитрый, – сказал Хзюка. – Бегаешь быстро. И кричишь здорово. Шайяр! Молодец.
Мартин выставил голову из щели и опасливо огляделся.
– А где ррогу? – спросил он. Хзюка опять квакнул.
– Ррогу пошел домой. Плохо себя чувствует. Держи! – Тут он бросил поводья Суу и мрачно пообещал: – Когда вернемся в стойбище, сделаем из этого труса похлебку.
Мартин знал, что к шуссу, покинувшему хозяина, пощады не бывает. Такой шусс не должен оставлять потомства. Схаи вообще не слишком склонны прощать. Жизнь у них такая. Не очень комфортабельная.
Не очень комфортабельная жизнь схаев с незапамятных времен протекает у южных склонов Ледяного хребта. Полоса предгорий здесь тянется с востока на запад, от одного океана до другого. Поперек нее, с севера на юг, текут многочисленные реки и ручьи, но все они бесследно исчезают в Южных песках; эта огромная пустыня играет роль естественной и почти непреодолимой границы Схайссов. Однако поблизости от гор воды вдоволь в любое время года. Времен года, впрочем, здесь нет. Просто жара бывает сильной либо очень сильной, этим и ограничиваются сезонные изменения.
Леса, растущие на горных склонах и вдоль русел рек, а также обширные саванны, располагающиеся южнее, заселены самыми разнообразными животными. Охота на них является основным промыслом разумных рептилий, или схаев, как они себя называют.
Схаи двуполы, живородящи. Их детеныши появляются на свет уже с постоянными зубами, не нуждаются во вскармливании чем-нибудь вроде молока и сами способны питаться не слишком грубыми видами пищи уже со второго дня жизни.
Живут ящеры довольно долго, до ста тридцати лет в пересчете на земное время. Разумеется, если не погибают раньше. А вот погибнуть в Схайссах – дело несложное. Из-за войн, болезней, несчастных случаев на охоте здесь редко кто доживает до преклонных лет, особенно мужчины. Вопреки этому или как раз потому истинно достойными занятиями для офсах, схаев-мужчин, признаются именно охота да война, хотя им приходится заниматься еще и скотоводством. Только уход за прирученными животными рассматривается как рутина, обязаловка, проза жизни.
В социальной иерархии ступенью ниже воинов располагаются ремесленники, лекари и утомители духов. А вот рыбная ловля является уже уделом уффиких, женщин, как и все прочие хозяйственные утехи. Воспитание детей также возлагается на них.
Взрослый схай имеет двух-трех жен и является абсолютным господином в своей семье. Несколько десятков семей составляют аш – родовую единицу. Старейшины родов образуют ухудай, ведающий вопросами внутренней жизни всего племени. А верховной властью обладает пожизненно избираемый старейшинами вождь, именуемый машишем. Формально власть машиша ограничена вопросами внешней политики. Таких вопросов всегда было только два – война да торговля. Однако машиш исполняет обязанности председательствующего на ухудае, поэтому имеет первый и самый весомый голос в обсуждении прочих проблем. Он же утверждает судебные приговоры ухудая.
Эта простая, веками отшлифованная социальная вертикаль прекрасно соответствует образу жизни схаев. Сохраняясь на протяжении множества поколений, она воспринимается схаями такой же естественной данностью, как воздух, вода, огонь или земля под ногами. За все время пребывания в Схайссах Мартин ни у кого из схаев не обнаружил потребности в каких-то реформах. Иногда он специально спрашивал, не хочет ли кто изменить порядки в племени. Его собеседники обычно некоторое время молчали. Потом задавали один и тот же вопрос:
– А зачем?
– Чтобы жить лучше.
– Разве мы плохо живем? – удивлялись ящеры.
– Нет, – признавал Мартин.
И на него смотрели со снисхождением. Видимо, для того чтобы схаи осознали необходимость развития, требовалось очень серьезное потрясение. Внутренние войны и эпидемии входили в круг привычных явлений и к этому не приводили.
Ящеры имеют подобие религии. Они поклоняются некоему Мососу, огненному божеству, которое в глубокой древности сошло с небес и дало начало всему сущему.
– А кто породил нас, мягкотелых? – коварно спрашивал Мартин, надеясь породить сомнения.
– Не Мосос, – отвечали ему.
– Не Мосос, значит?
– Это уж точно. Что он, враг нам, что ли.
Вот дальше этой констатации пытливая мысль схаев проникать не желала. Пока
Легенда об огненном боге, спустившемся с небес, в принципе могла иметь космическую основу. Но добыть какие-то факты, либо подтверждающие, либо опровергающие внешнее происхождение ящеров, Мартину не удавалось. Дело очень осложнялось отсутствием письменности, схаи лишь изредка пользовались примитивными пиктограммами. Исторические сведения они передавали из поколения в поколение устно.
Эпос у них был, да. Некоторые сказания глухо упоминали о летающем шатре, доставившем отцов-прародителей в Схайссы, однако этих упоминаний было маловато для выводов. В Схайссах случались ураганы, во время которых шатры летали и во множестве, и с большой легкостью, что вполне могло послужить толчком для фантазии народной. Целиком же эпос Мартину услышать не довелось. Пленник, пусть даже и почетный, не может быть удостоен такой чести; есть в его положении и минусы, порой большие. Мартин не уставал благодарить Мососа за то, что не был официальным рабом.
