Матушка Мастиф провела мальчика по магазину, показывая разные товары, называя из цену и объясняя, почему именно такая цена. Она надеялась, что когда-нибудь сможет поручать дело ему. Так лучше, чем закрывать всякий раз, когда ей нужно куда-нибудь отлучиться. Чем раньше научится, тем лучше, особенно учитывая, как он ест.
– Я сделаю, что смогу, – заверил он ее, когда она завершила короткое знакомство.
– Я знаю, мальчик. – Она села в свое любимое кресло, чудовище, покрытое шерстью геммака. Обивка почти совершенно износилась, кресло потеряло всякую ценность, но оно слишком удобно, чтобы она с ним рассталась. Мальчик смотрел на проходящие толпы. Какой он тихий, подумала матушка Мастиф. Тихий и внимательный. Дав ему возможность немного понаблюдать за прохожими, она подозвала его к себе.
– Вчера в спешке мы кое-что упустили. Особенно одно.
– А что? – спросил он.
– Я не могу называть тебя "мальчик". Как тебя зовут?
– Меня называли Флинкс.
– Это твое имя или фамилия?
Он медленно, с несчастным выражением лица покачал головой.
– Мама, я не знаю. Так они меня называли.
– А кто такие эти "они"? – Она подождала немного. – Твоя мать? Отец?
Снова медленное покачивание головы, рыжие волосы разметались.
– У меня не было ни отца, ни матери. Так меня называли люди.
– Что за люди?
– Люди, которые смотрели за мной и другими детьми.
Странно. Она нахмурилась.
– За другими детьми? Значит, у тебя есть братья и сестры?
– Нет… – Он пытался вспомнить. – Не думаю. Может быть. Не знаю. Просто другие дети. Помню их с самого раннего времени. Это было странное время.
– А что в нем странного?
– Я был счастлив.
Она кивнула, словно поняла.
– Вот как. Ты помнишь раннее время, когда ты был счастлив и когда было много других детей.
Он энергично закивал.
– Мальчики и девочки. И у нас было все, что нужно, все, что мы просили. И хорошая еда, и игрушки, и…
Наверно, разорившаяся богатая семья. Она позволила ему рассказывать об этом раннем времени, счастливом времени. Какая катастрофа случилась с ним в младенчестве?
– Большая была семья? – спросила она. – Будем отныне называть ее семьей. Сколько там было других мальчиков и девочек?
– Не помню точно. Много.
– Ты что, считать не умеешь?
– Умею, конечно, – гордо сказал он. – Два, три, четыре, пять и еще много.
Не очень похоже на семью, подумала она, хотя бывают и большие семьи.
– Помнишь, что случилось с ними и с тобой? Вы все были счастливы, у тебя было много друзей, а потом что-то случилось.
– Пришли плохие люди, – прошептал он, и его выражение омрачилось. – Очень плохие. Они ворвались туда, где мы жили. Люди, которые смотрели за нами, кормили и давали нам игрушки, сражались с плохими людьми. Было много шума и стрельбы, и люди вокруг меня падали. И хорошие, и плохие. Я плакал, пока кто-то не поднял меня и не унес. Меня несли по многим залам и темным помещениям, потом я помню, что меня посадили в какую-то… машину?
Она одобрительно кивнула.
– Вероятно. Продолжай.
– Меня много раз перевозили. Так кончилось счастливое время.
– А что случилось после?
– Не знаю, – медленно сказал он. – Мне трудно вспоминать.
– Я понимаю, это трудно для тебя, Флинкс. Но я должна больше знать о тебе, чтобы помочь, как смогу.
– Если я тебе расскажу, – неуверенно спросил он, – ты не отдашь меня плохим людям?
– Нет, – мягко ответила она. – Нет, я не позволю им прийти и забрать тебя, Флинкс. Никогда. Обещаю тебе.
Он придвинулся к ней и сел на ручку кресла. Закрыл глаза и сосредоточился.
– Я помню, что нигде не оставался надолго. Люди, хорошие люди, которые кормили меня и заботились обо мне, скрывались от плохих людей. Они всегда были чем-то расстроены и часто кричали на меня. Не так, как раньше.
– Они сердились на тебя?
– Не думаю. Нет. – Он облизал губы. – Я думаю, они боялись, мама. Я знаю, что сам боялся, и думаю, они тоже. А потом, – он смущенно взглянул ей в лицо, – я уснул. Очень надолго. Но это был не настоящий сон. Я как будто спал и в то же время не спал. – Он открыл глаза и снова посмотрел на нее. – Ты понимаешь это, мама? Я не понимаю.
– Наверно, я тоже не понимаю, мальчик. – Она напряженно размышляла. Кому и зачем понадобилось усыплять мальчика надолго?
– Потом снова неожиданно пришли плохие люди, – продолжал он. – Я их на этот раз не видел. Но некоторые из тех, кто смотрел за мной, умерли или разбежались. Потом остался только я и один мужчина и одна женщина, но потом и их не стало.
– Твои мать и отец?
– Нет, не думаю. Ну, они никогда так себя не называли. Просто двое из хороших людей. Потом меня нашли другие люди. Я их никогда раньше не видел. Они увели меня с собой.
– Они были плохие или хорошие?
– Ни те, ни другие, – осторожно ответил мальчик. – Я думаю, они были просто посторонние. Может быть, они меня просто пожалели. Промежуточные люди. Они пытались быть со мной добрыми, но… – он пожал плечами, – они ведь посторонние. Мы с ними много переезжали, и было много других детей, а потом было вчера, и ты меня купила. Верно?
Она прикрыла рот рукой и кашлянула.
– Я не покупала тебя. Я согласилась нести за тебя ответственность.
– Но ведь ты заплатила за меня правительству? Мне рассказали об этом.
– Я только заплатила правительству за право воспитывать тебя, – объяснила она. – Ты мне не принадлежишь. Я бы никого не стала покупать.
– О, – негромко сказал он. – Это хорошо. Я рад. – Он подождал немного, глядя на нее, потом добавил: – Это все, что я могу вспомнить.
– Ты хорошо рассказал. – Она наклонилась вперед и указала направо, вверх по улице. Кресло заскрипело. – Если пройдешь шесть магазинов, увидишь очень маленький магазинчик. Хозяина зовут Генет. Иди туда, расскажи ему, кто ты и откуда. И можешь купить у него, – она ненадолго задумалась, не желая проявлять слишком большую расточительность, – купи на полкредита, что у него тебе понравится.
– А что это за магазин? – возбужденно спросил он.
– Кондитерский, – ответила она, радуясь его просветлевшему лицу. – Ты ведь помнишь, что такое конфеты? Вижу по твоему выражению, что помнишь. – Она могла бы это понять по скорости, с какой он очутился на улице. И довольно скоро вернулся, зеленые глаза блестели на смуглом лице. – Спасибо, мама.
– Давай, давай, в сторону, Ты мешаешь покупателям. Походи, присматривайся, узнавай, как будешь теперь жить.
Он исчез в толпе, только сверкнули рыжие волосы.
Дорого, подумала она про себя. Дорого обойдется ей этот мальчишка. Как меня только угораздило? Она ворчала про себя еще несколько минут, пока не появился потенциальный покупатель.
Флинкс учился быстро. Он был ненавязчив, легко приспосабливался и вел себя так тихо, что матушка Мастиф часто не подозревала, что он рядом. Вскоре он начал поражать ее своими знаниями рынка и даже всего большого города. Он постоянно расширял свои знания, расспрашивал владельцев магазинов и отказывался воспринимать ответ "Не знаю".
Матушка Мастиф его не ограничивала. Никто не говорил ей, что нельзя отпускать маленького мальчика в такой город, как Драллар. Сама она никогда не имела детей и могла отговориться незнанием, и поскольку он добросовестно приходил по вечерам невредимый, она не видела причин менять эту практику, несмотря не неодобрение соседей.
– Нельзя так воспитывать ребенка в таком нежном возрасте, – говорили они ей. – Если не остережешься, ты его потеряешь. Однажды он не вернется из этих блужданий.
– Он ребенок, но совсем не нежный, – отвечала она. – Он умен не по годам. Я о нем не беспокоюсь. Во-первых, у меня нет для этого времени. И что бы с ним ни случилось, ему все равно лучше, чем под опекой правительства.
– Ему не станет лучше, если он умрет где-нибудь в канаве, – предупреждали ее.
– Не умрет, – уверенно отвечала она.
– Пожалеешь, – говорили ей. – Подожди и увидишь.
– Я жду и вижу уже девяносто лет, – обычно отвечала она, – и до сих пор меня ничего не удивило. Не думаю, чтобы мальчик нарушил это обыкновение.
Но она ошибалась.
Была середина дня. Утренний туман перешел в сильный дождь. Матушка Мастиф решала, послать ей мальчика за едой или подождать. С полдесятка человек забрели в магазинчик, ожидая ослабления дождя, – необычно большое количество для такого времени дня.
Немного погодя Флинкс подобрался к ней и потянул за широкую юбку.
– Мама Мастиф?
– В чем дело, мальчик? Я занята. – Она снова повернулась к покупателю, который рассматривал древнее украшение, блестевшее в закрытой витрине в глубине магазина. Редко удается продать такую дорогую вещь. Если бы удалось, прибыль оказалась бы значительной.
Мальчик настаивал, и она прикрикнула на него:
– Я сказала тебе, Флинкс, не сейчас!
– Это очень важно, мама!
Она раздраженно вздохнула и виновато взглянула на инопланетянина.
– Прошу прощения, дорогой сэр. Дети, знаете ли.
