Кирилл Бенедиктов - Война за «Асгард»

«Значительно ближе к цели, чем я, – подумал Басманов. – Но без меня они не могут ничего. Главная слабость нашего плана в том, что десять лучших бойцов Подполья будут абсолютно беспомощны до тех пор, пока я до них не доберусь. Если доберусь. Мы можем угрожать Прекрасному Новому Миру не больше, чем муравей, заползший мне на ботинок, может пугать меня своим ядовитым укусом. Смех да и только. Карманный Армагеддон».

Но смешно или нет, а это их последний шанс. Владу нужно было во что бы то ни стало выиграть сегодняшнее сражение – тогда, возможно, ему удастся выполнить и основную свою задачу – остановить набирающую обороты махину Белого Возрождения, спасти согнанных за Стену людей и, возможно, увидеть своими глазами, как Прекрасный Новый Мир захлебывается в собственной крови.

Он собирался уничтожить объект «Толлан».

В одиночку это было невозможно. Но для Влада Басманова уже давно не существовало ничего невозможного.

Двадцать три года назад в доках Сан-Франциско его убивала портовая шпана. Малолетние бандиты, негры, пуэрториканцы, азиаты – интернациональная свора. Басманову было тринадцать. Он уже кое-что умел: отец учил его простейшим трюкам с трех лет, и против одиночек, пусть даже полицейских или солдат, это срабатывало. Но тут на его пути оказалась именно свора: пятнадцать-двадцать ублюдков обоего пола от десяти до восемнадцати лет. У них были цепи, ножи и обрезки металлических труб. А у него не было ничего. Но он очень хотел жить.

Он прыгнул на главаря – хотя, по правде сказать, ему некогда было разбираться в их иерархии. Просто этот выглядел старше и сильнее прочих. Басманов, который в тринадцать лет был худющим костлявым шкетом, вцепился руками в его кожаную куртку и, не обращая внимания на полоснувший по ребрам нож, перехватил зубами тощее серое горло. Затем рванулся, изо всех сил сжимая челюсти, и в лицо ему ударил теплый соленый фонтан. Когда тело главаря медленно сползло к его ногам, он поднял голову к темному небу и завыл. Свора забыла, что у нее есть ножи и цепи, забыла, что соотношение сил составляет двадцать к одному; она забыла обо всем, потому что увидела радостную смерть, которая прыгала на костях поверженного врага и готова была коснуться каждого из них. Он выл еще долго, но слушать его было уже некому – бетонная площадка, зажатая между морем и стеной терминала, опустела мгновенно.

Так он выжил в первый раз. Потом ему не раз приходилось выживать там, где не выжил бы никто другой. Но он уже знал, что невозможного не существует.

Сейчас он ждал, и это ожидание выматывало сильнее, чем тысячекилометровый путь, который он проделал для того, чтобы попасть сюда, в зону Ближнего периметра объекта «Толлан». Бесконечный, тяжелый, изнурительный путь через горы, пустыни и степи, через вымершие города, через обезлюдевшие долины и полные скрытых опасностей подземные туннели, путь, отнявший у него два месяца и почти все силы, казался теперь пустяковой прогулкой в сравнении с несколькими часами напряженного ожидания в узкой подземной норе.

«Они должны прилететь, они обязательно должны прилететь. Приманка сработает, и они заглотят ее, как форель заглатывает насаженную на крючок муху. Они прилетят, и тогда наступит время последней схватки. Схватки, которая решит судьбу человечества».

Лежащий в сырой подземной норе человек улыбнулся. Он представил, как его челюсти смыкаются на горле Прекрасного Нового Мира.

Он все еще был жив.

Для защиты примени кожу желтой коровы

Сеул, протекторат Корея, 26 октября 2053 г.

С шестисотметровой высоты Сеул выглядел диковинным лесом стеклянных кристаллов, переплетенных серыми лианами многоярусных хайвэев. Пилот, явно стремясь произвести впечатление, бросал вингер боком в узкие ущелья между небоскребами, а затем резко взмывал вверх, ловя воздушный поток. Больше всего это походило на русские горки: в глазах сверкало от бесчисленных дробящихся в окнах высоток солнечных бликов, рев улиц, ударявший в уши по мере приближения к нижней точке дуги, почти молниеносно сменялся в апогее ватной тишиной необычайно синего для осени неба. Ки-Брас, любивший Сеул, предпочел бы вести вингер сам: можно было бы скользнуть над гладью реки Хон-Ган, сделать петлю над парком Далонг, полюбоваться на дворцы Тонсугун. Но тогда нужно было бы регистрироваться в системе воздушного контроля, вводить свой код, совершать массу излишних и потенциально опасных движений. Он предпочитал быть туристом, по крайней мере, сегодня. Туристы же довольствуются тем качеством полета, которое обеспечивают им пилоты вингеров. Издержки путешествия инкогнито. Цена конспирации.

Пилот неуловимым ласкающим движением пальцев набрал на бархатной поверхности пульта сложную комбинацию команд и обернулся к пассажиру.

– «Хиртон»?

– Да, – сказал Ки-Брас. – «Хилтон».

Был бы «Шератон», он спросил бы «Шелатон»? – подумал Джеймс. Почему-то корейцы хронически путают в английских словах «л» и «р». Даже наиболее образованные. Даже закончившие Оксфорд.

– Первый раз Соуль?

Ки-Брас кивнул. Глупый турист, прилетевший посмотреть азиатскую твердыню Возрождения. Первый раз Соуль. Девочки, шоу, Итайвон. Аньон ха симника1, глупый турист.

– Итайвон, – сказал пилот. – Амеликан барз. Весело. Воздушные танцы – двадцать этажей.

Ки-Брас хмыкнул. Накачаться текилой и рухнуть в теплую пятидесятиметровую пропасть, чтобы трепыхаться в ней, как лягушка в хрестоматийном молоке, совершая непредугадываемые контакты с телами таких же, как ты, накачанных текилой лягушек... Да уж, весело, ничего не скажешь...

– Девочки, – сказал пилот. – Ночной квартал. Шоу. Берут пусси кисточку и пишут имя. Только корейские девочки так могут. У тебя была корейская девочка?

Ки-Брас покачал головой. Первая корейская девочка была у него в возрасте пятнадцати лет, когда Верзила Маклафлин, сын посольского садовника, чуть ли не силком затащил его, сына консула, в ночной квартал Сеула, но пилоту вовсе незачем было об этом знать. Он мог бы рассказать пилоту, что прожил в Сеуле четыре года – в самую безоблачную пору своей юности и что город этот наряду с Пекином и Мехико навсегда отпечатался в его памяти, и рассказать на столь безупречном корейском, что не то что пилот, но даже профессор-филолог из университета Корё не нашел бы в его речи минимальных неточностей. Но, конечно, он не стал ничего рассказывать и объяснять. Сейчас он был всего лишь глупым туристом, одним из миллионов глупых туристов, столпов и винтиков Белого Возрождения, отвоевавших себе право жить во вновь ставшем комфортным мире и путешествовать по этому миру. Маска, незаметная в силу своей повсеместности, идеальная для быстрых перемещений по периферии цивилизованного мира. Он снимет ее только один раз – при встрече с Продавцом Дождя. Продавец Дождя, очевидно, знал что-то очень важное, если посчитал нужным сам найти Ки-Браса через своих европейских партнеров. Что-то важное и дорогое. Джеймс достаточно хорошо был осведомлен о привычках этого полукитайца, чтобы не сомневаться в размерах вознаграждения, которое он запросит. Два года назад за информацию о готовящейся атаке на опреснители в Циндао Продавец Дождя потребовал – и получил – контрольный пакет акций «APW», одной из трех крупнейших компаний, снабжавших регион питьевой водой. С тех пор «мальчики Тонга» оставили далеко позади все соперничавшие с ними триады и превратились в политическую силу, вполне легально действовавшую на территории от Суэца до Иокогамы. Какую же цену назначит Продавец сейчас? И что он намерен сообщить взамен?

Вингер качнулся и рухнул вертикально вниз, подобно падающему на добычу ястребу. Скользнул под искрящимся сводом хрустальной арки и мягко опустился на пружинящую воздушную подушку на террасе отеля «Хилтон-Сеул». Пилот обернулся.

– Хай класс, нет?

– Хай, – согласился Джеймс и показал пилоту большой палец. Пилот вежливо оскалился в непостижимой азиатской ухмылке.

Ки-Брас полез во внутренний карман пиджака и достал оттуда старинное портмоне. Отсчитал сотню евро. Протянул пилоту.

Пилот принял бумажки, торопливо сунул их куда-то за пояс комбинезона, выскочил из кабины и со всей возможной предусмотрительностью распахнул перед Джеймсом дверную панель. Улыбнулся как можно шире, помогая глупому туристу, первый раз ступившему на воздушную площадку «Хилтона», устоять на ногах.

– Аньон хи касейе!2

– Бай! – помахал ему рукой Ки-Брас. Поудобнее перехватил маленький серебристый кейс, составлявший весь его багаж, и шагнул к шахте лифта.