Дэвид Брин - Звёздный прилив

Если допустить хоть одну радиационную или пси-утечку, ити набросятся на нас быстрее, чем касатка на тюленей».

Такката-Джим с горечью подумал, что фины исследовательского отряда находятся в большей безопасности, чем их товарищи на борту. Метц дурак, что беспокоится о них. Они, наверно, отлично проводят время.

Такката-Джим постарался вспомнить, каково плыть в открытом океане, без доспехов, и дышать свежим воздухом. Каково глубоко нырнуть в воду, как могут только стеносы, где большеротые боящиеся удаляться от берега турсиопы редки, как дюгони.

– Акки, – обратился он к оператору электронного искателя, молодому фину гардемарину с Калафии, – ты получил подтверждение от Хикахи? Ей передан приказ об отзыве?

Гардемарин из колонии – небольшого роста, разновидность турсиоп с желтоватой окраской тела. Он все еще не привык дышать и говорить в оксиводе. И ответил на странном диалекте подводного англика:

– Прос-стите, помощник капитана, но ответа не было. Я проверил монопульссс на всех... кан-налах. Ничего.

Такката-Джим раздраженно мотнул головой. Хикахи могла решить, что ответ даже монопульсом рискован. Но все же подтверждение избавило бы его от необходимости принять неприятное решение.

– Сэр? – Акки опустил голову и уважительно свесил хвост.

– Да?

– Мож-жет, повторить ссообщение? Может быть, они отвлеклись и пропустили его в перс... первое время...

Как все колонисты с Калафии, Акки гордился своим правильным англиком. Очевидно, его смущало, что он говорит простыми фразами.

Но это устраивало помощника капитана. Одно из слов, которые легко переводится с англика на тринари, – глупец. Такката-Джиму не хотелось, чтобы его гардемарины были глупцами.

– Нет, оператор. Мы получили приказ. Если капитан захочет попробовать снова, когда поднимется на мостик, это его право. А ты оставайся на своем посссту.

– Есть, сэр. – Молодой дельфин развернулся, возвращаясь на свое место, где можно дышать в воздушном пузыре, а не глотать воду, как рыба. И говорить тут можно нормально, ожидая вести от ближайшего друга, гардемарина-человека, который сейчас где-то в безбрежном океане.

Такката-Джим хотел, чтобы капитан пришел поскорее. Командная рубка казалась ему тесной и мертвой. Он всегда уставал к концу смены, если приходилось дышать шипящей, насыщенной газом оксидированной водой. Ему казалось, что такая вода дает недостаточно кислорода. Вспомогательные жабры-легкие ныли из-за подавленного инстинкта, а таблетки, повышающие усваиваемость кислорода из воды, всегда вызывали у него сильное сердцебиение.

Он снова увидел Игнасио Метца. Седовласый ученый держался за переборку, сунув голову в пузырь коммуникатора. Говорит с Крайдайки. Закончив, вероятно, захочет остаться здесь. Этот человек всегда поблизости, наблюдает... и всегда возникает такое чувство, будто тебя экзаменуют.

– Мне нужен человек-единомышленник, – напомнил себе Такката-Джим. «Стремительным» командуют дельфины, но экипаж повинуется охотнее, если слово офицера поддержано кем-нибудь из расы патронов. У Крайдайки есть Том Орли. У Хикахи – Джиллиан Баскин. Человеческий компаньон Брукиды – инженер Свесси.

А у Такката-Джима будет Метц. К счастью, этим человеком легко манипулировать.

На информационных дисплеях появлялось все больше сообщений о битве в космосе. Над планетой развертывалось настоящее сражение. В нем участвовало по меньшей мере пять больших флотов.

Такката-Джим подавил внезапное желание укусить кого-нибудь, резко ударить плавниками. Как ему хочется подраться! Видеть перед собой осязаемого противника, а не это зрелище ужаса!

После недель полета «Стремительный» оказался в западне. Какую хитрость придумают на этот раз Крайдайки и Том Орли, чтобы вырваться на свободу?

А если ничего не придумают? Или еще хуже: придумают какой-нибудь безумный план, который всех погубит? Что он будет делать тогда?

Такката-Джим размышлял над этим, чтобы чем-то занять свой мозг, ожидая появления капитана, чтобы сменить его.

Первый настоящий глубокий сон за несколько недель. Естественно, его должны были прервать.

Крайдайки привык отдыхать в невесомости и влажном воздухе. Но пока они в укрытии, антигравитационные койки запрещены, и дельфину приходилось спать только в воде.

Целую неделю Крайдайки пытался в течение отдыха дышать оксиводой. Результат – кошмары, сны, в которых он задыхался.

Корабельный врач Маканай предложила, чтобы он спал старомодным дельфиньим способом, плавая на поверхности воды.

Крайдайки решил последовать совету Маканай. Он убедился, что в верхней части каюты есть большой воздушный пузырь, трижды проверил, исправен ли прибор, контролирующий уровень кислорода. Наконец сбросил доспехи, выключил свет, поднялся на поверхность и вытолкнул оксиводу из жабер-легких.

Это было здорово. Но вначале он лежал на поверхности воды, напряженный, кожа чесалась с непривычки без доспехов. Он знал, что это ощущение обманчиво. Наверно, люди в своем докосмическом прошлом так же относились к наготе.

Бедные Homo sapiens! История человечества полна страданий в те тяжелые тысячелетия, когда оно медленно прогрессировало до первого Контакта. Тогда люди были невежественны и отрезаны от галактического сообщества.

«А вот дельфины, – думал Крайдайки, – были почти счастливы, занимая свой угол «сна китов». Когда человек повзрослел и стал возвышать животных Земли, дельфины легко переместились из одного почетного состояния в другое».

«Впрочем, и у нас есть свои проблемы», – напомнил он себе. Ему очень хотелось почесать основание гнезда усилителя импульсов, но добраться туда без доспехов невозможно.

Он плавал в темноте на поверхности, ожидая сна. Приятно плескались легкие волны. И настоящий воздух, конечно, гораздо лучше оксиводы.

Но он немного боялся утонуть... как будто ему повредит, если он погрузится в оксиводу... словно миллионы дельфинов не спали всю жизнь таким образом.

Сбивала с толку и привычка астронавта постоянно смотреть вверх. Переборка потолка всего в нескольких дюймах от окончания его спинного плавника. Даже когда он закрывал глаза, сонар предупреждал его о преграде. Он не может спать, не посылая эхолокационные импульсы, как не может спать шимпанзе, не почесываясь.

Крайдайки фыркнул. Пора выбрасываться на берег, если корабельные условия вызывают у него бессонницу! Он усиленно выдохнул и принялся считать щелчки сонара. Начал с тенорового ритма, потом стал добавлять другие элементы песни-сна, создавая фугу.

Импульсы исходили из его лба и распространялись по помещению, отдаваясь эхом. Ноты перекрывали друг друга мягкими завываниями и басовыми отголосками. Создавалась сонарная картина, модель другой комнаты. Крайдайки знал, что правильная комбинация звуков заставит стены исчезнуть.

Он сознательно отказывался от строгой дисциплины кининка, приветствуя верный «сон китов».

Стол, шкафы, стены – все покрылось ложной сонарной тенью. Песня продолжалась, из искусных отражений создавалась богатая и настоящая поэзия.

Вокруг плавали маленькие стайки созданий сна. Эхо раскрывало пространство вокруг, воды уходили все дальше.

Вскоре Крайдайки почувствовал, что из отражений что-то формируется.

И когда его сознание инженера уснуло, рядом с ним плыла тень богини. Это плыла Нукапай... призрак из ряби. Черное гладкое тело ушло во тьму, и переборка, которая словно растворилась, не помешала ему.

Видения исчезали. Вода вокруг Крайдайки потемнела, и Нукапай перестала быть просто тенью, пассивным слушателем его песни. Блеснули ее зубы-иглы, и она запела сама.

Сердцебиение Крайдайки блаженно замедлилось. Он уснул рядом с богиней сна. Она немного посмеивалась над ним за то, что он инженер, за то, что стихи его на жестком четком тринари, а не на хаотичном праймале его предков.

Она приветствовала его на Пороге Моря, где сойдет и тринари, где он лишь слегка слышит гнев «сна китов» и древних богов, живущих здесь. Именно так может воспринять океан его сознание инженера.

Каким неуклюжим кажется иногда тринари! Рисунок перекрывающих друг друга тонов и символов почти по-человечески точен... и по-человечески ограничен.

Он вырос, считая эти условия обязательными. Часть его мозга генетически преобразована и напоминает мозг человека. Но время от времени прорываются хаотичные звуковые образы, насмешливо намекая на древнее пение.