– Вели, чтобы принесли добавки, – немного раздраженный этим, велел он Храррипу. Тот смущенно кашлянул.
– Что такое?
– Нельзя, Пресветлый. По вашему приказу порции сократили до минимума. Даже вам.
– Прежде всего мне, – поправил его Талигхилл, только сейчас сообразивший, в чем дело. – Ну что же, пускай. А десерт?
– Велено выдавать только больным, детям и женщинам.
– Ну да, конечно, – пробормотал. – Как это я забыл?
Никогда еще не чувствовал себя так глупо.
Талигхилл с некоторой поспешностью покинул Большой зал и вернулся к себе. Здесь он возобновил хождение от стены к стене в надежде, что так или иначе выход из сложившейся ситуации отыщется.
Но так ничего и не решив, уставший и раздраженный, к тому же – полуголодный, Пресветлый опустился на кровать и решил немного вздремнуть. Может быть, разгадка головоломки придет к нему во сне? (Да и так будет проще дождаться ужина)
/то ли раннее утро, то ли летний вечер, когда небо полно лишь отблесками солнечного света, – смещение/
Брэд Охтанг сокрушенно покачал головой. Это движение стало за последние несколько дней дурной привычкой, от которой данн никак не мог избавиться. Обстоятельства, так сказать, не способствовали.
Осада увязла, как вязнет в нефтяной яме верблюд: медленно, незаметно трясина поглощает животное, и каждое движение только ухудшает положение. Нет, если не брать в расчет временной фактор, кампания проходила более чем успешно. Во-первых, пало две башни из четырех. Вспомним, что до недавнего времени Крина вообще считалось непроходимым именно из-за этих самых башен. Во-вторых, благодаря Орзу Витигу найден путь в обход ущелья (что, кстати, тоже до сих пор считалось невозможным). Наконец, в-третьих, войска противника оказались заперты в северных башнях безо всякой связи с внешним миром. В-четвертых же, постоянное снабжение всем необходимым войска Охтанга с тыла позволяет длительную осаду противника.
Но Собеседник в последнее время словно взбесился. Он рвет и мечет и кричит, что промедление смерти подобно. Похоже, он недавно беседовал с Берегущим, и тот недоволен.
Однако я не способен выжать из людей невозможное. Мы и так понесли неоправданно большие потери. Да и желтых лепестков ша-тсу не осталось. Инженеры обещают починить вторую катапульту, но это произойдет еще не скоро.
– Данн, там... – Раб, явившийся с сообщением, видимо, плохо представлял, что именно «там». Он судорожно вздохнул, зная, что в последнее время хозяин стал нетерпелив и резок. – Там странная повозка. Она приближается к ущелью. С севера.
На мгновение Охтанг задумался. Потом велел:
– Взять в плен, препроводить сюда. Если, конечно, доедут, – добавил он.
Раб поклонился и ушел, чтобы передать приказ.
/смещение – отблески пламени ритуального костра, рядом – тени безмолвных людей/
– Хорошо, – согласился Шэддаль. – Хорошо. Это ваше право. Но почему именно сейчас?
Укрин пожал плечами и тотчас поморщился – в битве у Ханха, когда им едва удалось отбросить хуминов и закрыть проход, Клинок заработал несколько серьезных ран.
– А когда еще? До сих пор наших людей погибало не так уж и много, чтобы совершать Прощание такого масштаба. К тому же правом проводить подобный обряд обладаю лишь я да еще несколько человек, но из присутствующих в Крина – я один. Мы, разумеется, повторим Прощание еще раз, если все закончится благополучно, но я вовсе не уверен в таком исходе. Так что...
– Хорошо, – развел руками старэгх. – Как я уже говорил, это ваше право.
– Благодарю.
Предводитель Вольных Клинков оставил кабинет Шэддаля и пошел по лестнице на колокольню.
Там все уже было готово: небольшой костер, пропитанный остатками имевшегося в башне масла и необходимыми благовониями, дощечки с именами погибших, люди, застывшие в молчании вокруг.
– Начнем, – негромко произнес Укрин. – Начнем Прощание, Братья!
Ему передали зажженный факел, и он прислонил огненный язык к костру. Пламя настороженно скользнуло на переплетение древесных обломков, вспыхнуло и заплясало в экстазе насыщения. Укрин поочередно брал со столика дощечки и бросал в костер, они вспыхивали и испускали к небесам облачко душистого дыма.
Тогда он заговорил речитативом, поднимая голос к тем же вершинам, куда сейчас устремлялись языки пламени:
Мертвых уносит огонь, а тела рассыпаются прахом.
За далекие звезды мертвых уносит огонь.
В звездное небо живые смотрят с печалью и страхом,
Не замечая, как жжет их пламя побед и погонь.
Мертвых уносит огонь – у огня соколиные крылья.
Как птенцов, осторожно, мертвых уносит огонь.
Только седые дымы дорогу к высотам закрыли,
Только гнездовий огня не увидит ни всадник, ни конь
Мертвых уносит огонь, и так тяжело расставаться!
Пламенем парус надут, и костер освещает корму.
Мертвых уносит огонь, а живые должны оставаться,
Чтобы суметь отомстить – неизвестно чему и кому2
(2 Стихотворение Э Р Транка)
Вспыхнул и погас последний язычок пламени В ущелье постепенно вползала тьма, и в это время чей-то голос изумленно произнес:
– Смотрите! Внизу что-то движется! Похоже на карету!
Укрин подошел к бойнице, выглянул, но так и не смог ничего разглядеть – глаза еще не привыкли к сумеркам. Поэтому он долго, непозволительно долго сомневался: обстреливать ли карету (или что это там такое?).
Впрочем, как выяснилось позже, его сомнения не имели никакого значения.
/радуга дивной красоты встает над рекой – смещение/
– В чем дело? – недовольно спросил Талигхилл, всплывая из пучин чудесного сна.
– Вам необходимо увидеть это, господин, – сказал Джергил. – На колокольне...
Рывком поднявшись с постели, правитель поспешил наверх.
– Что?.. – спросил он у господина Лумвэя. Тот стоял перегнувшись и напряженно всматривался во что-то внизу. На вопрос Пресветлого Хранитель лишь указал на дно ушелья и жестом предложил посмотреть.
Некий темный предмет (уж не та ли точка, что привлекла мое внимание утром?) продвигался к лагерю хуминов.
– Почему до сих пор это не обстреляли? – спросил Талигхилл.
Господин Лумвэй горько усмехнулся:
– Обстреливали уже. Только без толку.
– Что значит «без толку»? – удивился Пресветлый.
– Стрелы отскакивают от коней, – объяснил Хранитель – Как от камня.
Затаив дыхание, они следили за продвижением экипажа. Вот он оказался у лагеря, и стражники придержали животных под уздцы. Распахнулась дверь, и из кареты выбрался человечек, с такого расстояния еле различимый.
В это время на колокольню поднялся Тиелиг. Жрец Ув-Дайгрэйса был бледнее обычного, но в глазах его горел огонь, которого раньше Пресветлый не замечал. Тиелиг подбежал к пустой бойнице и выглянул наружу:
– ТЫ?!
Фигурка внизу медленно, словно не веря тому, что происходит, повернулась и вздернула кверху голову
– ТЫ?! – повторил Тиелиг громовым голосом, который, уж непонятно по какой причине, был отчетливо слышен не только здесь, на башне, но и во всем ущелье. Слова гулко дрожали, как будто их произнес один из колоколов за спиной жреца.
– ТЫ, РАФААЛ-МОН?! ТЫ ПОСМЕЛ ЯВИТЬСЯ СЮДА, ПРЕЗРЕННЫЙ СЫН ПРОКЛЯТЫХ РОДИТЕЛЕЙ? Фигурка внизу рассмеялась:
– Я ВЕДЬ СОВЕТОВАЛ ТЕБЕ НЕ ПУТАТЬСЯ У МЕНЯ ПОД НОГАМИ, УВ-ДАЙГРЭЙС! ЭТО ТЕБЯ НЕ КАСАЕТСЯ, ДЯДЮШКА! ВПРОЧЕМ, ЕСЛИ ТАК УГОДНО – ЧТО Ж, С КОГО-ТО ВЕДЬ НУЖНО НАЧИНАТЬ, НЕ ПРАВДА ЛИ?
– ТЫ НИЧЕГО НЕ МОЖЕШЬ, РАФААЛ-МОН! – прогремел жрец... прогремел Ув-Дайгрэйс. – ТЫ БЕССИЛЕН!
– ТАК ЛИ ЭТО, ДЯДЮШКА?! ДАВАЙ ПРОВЕРИМ! НО ПРЕЖДЕ, ЧЕМ НАЧАТЬ, Я ХОТЕЛ БЫ ПРИЗВАТЬ ОДНОГО МОЕГО ДРЕВНЕГО ПРИЯТЕЛЯ. ТЫ НЕ ПРОТИВ? ВПРОЧЕМ, ВСЕ РАВНО.
И Рафаал-Мон, сын Бога Боли и Богини Отчаяния, повернувшись на восток, вскинул руки к небесам.
– Итак, – тихо произнес господин Чрагэн, – итак...
Похоже, у него не было слов. У остальных, кстати, тоже. В это время в дверь комнатки постучали. Явился слуга, который что-то отчаянно зашептал на ухо Мугиду. Старик кивнул:
– Да, сейчас буду.
– Господа, – обратился он к нам, – прошу извинить, но дела требуют моего личного присутствия. Объяснения переносятся на завтра. Это даст вам возможность хорошенько поразмышлять над сегодняшним повествованием.
Мы не успели ничего сказать, а он уже вышел, оставив дверь приоткрытой.
– Ну, чего-то подобного я и ожидал, – заметил Данкэн. – Старику нужно прийти в себя и приготовиться к защите.
– Похоже на то, – мрачно согласился господин Шальган.
Я тем временем тихонько отозвал Карну, и мы оставили внимающих теряться в догадках и строить предположения. Нам же было необходимо обсудить нечто, их совсем не касающееся. И не только обсудить...
К моему удивлению, мы миновали дверь Карны, и я спросил – почему.
– Мыши, – объяснила она. – Как раз накануне твоей... пропажи я попросила, чтобы меня переселили в другую комнату.
Я кивнул. Теперь понятно, почему записку не нашли.
