– Так вы все знаете? – Предслава не рассказывала никому, кроме Чтиславы и Творяны, о посещениях духа и надеялась, что в Коростене об этом неизвестно.
– Слух-то идет, – сдержанно отозвался Горелют, отец Крепени. – Когда змей к простой вдове летает – ее одну погубит. А коли вдова княжья – все племя под тучей ходит.
– Мало нам с Ольгом киевским заботы – еще и змей повадился! – вздохнул его другой свояк, Добычест. – Ты ж решай быстрее, княгиня. Выйдешь замуж – и змей отстанет, и русь тогда уж до нас не дотянется.
– А будешь медлить – и себя, и нас погубишь. А мы не позволим! – отрубил брат Далибожа, Ратибож, суровый и решительный мужик, бывший старшим деревлянским воеводой до того, как получил стрелу в грудь и с тех пор все время кашлял и задыхался.
– Медлить более нельзя! – подтвердил сам Далибож. – Вышло твое время, княгиня. И хорошо, что сама ты ко мне пришла, а не то мы думали сегодня к тебе идти. Сон мне нынче виделся вещий. Явился мне во сне сам Зверь Забыть-реки.
«Надо же – мне тоже!» – подумала Предслава и обменялась понимающим взглядом с Рулавом.
Воята сидел у двери, слегка наклонившись и сжав ладони между колен. Отсюда ему было хорошо видно всех, и взгляд, которым он окидывал деревлянских старейшин, был далеко не дружелюбным. Теперь перед ним сидел не один змей, а целый пяток, нацелившийся терзать жалами его обретенную сестру. Будучи чужим здесь и к тому же моложе всех, он молчал, но его суровое лицо давало понять, что сегодня княгиня уже не так одинока и беззащитна, как была еще вчера. И тот дешевле отделается, кто поймет это вовремя.
– И сказал мне Зверь Забыть-реки, – продолжал Далибож, – что пришел ему срок получить обещанное. Тебя, княгиня. Мать твою, Аскольдову вдову, семнадцать лет назад хотели в жертву ему принести, чтобы избавить от беды и разорения Коростень и племя деревлян. Вызван был дух его и призван за жертвой, но не было тогда дело доведено до конца. А Князь-Уж все ждет. Пока ты вдова – ему к тебе открыта дорога. Сказал он: если не получит свою жертву, то гнев свой тяжкий обрушит на Деревлянь. Поднимется, сказал он, вода в Уже до самых вершин коростеньских, смоет и княжий двор, и все живое, поглотит бездна и людей, и скот.
Сидевшие на лавке старейшины переменились в лице. Видно, на этот счет между ними не было согласия, об этом и шел у них спор перед приходом Предславы. Кто-то из них – скорее всего, Ратибож и до сих пор молчавший молодой волхв Дедилец – выступали за то, чтобы отдать Володимерову вдову Князю-Ужу и тем отвести его гнев от племени. Но вместе с ней они лишились бы и средства сделать Крепимера князем и поневоле вручили бы Деревлянь русинам Ольгу и Свенельду – поэтому остальные возражали. Неведомо, что решит общий совет старейшин и вече, если до них дойдет дело. Но Предславе и то решение, и другое ничего хорошего не обещало.
Но и осознав, какое будущее ей тут готовили, она не столько испугалась, сколько рассердилась. Между судьбами ее и матери было много общего, но много и различного. Дивляна семнадцать лет назад была одинокой беззащитной вдовой, попавшей в Коростень в качестве заложницы от Аскольда, который к тому времени был мертв и не мог защитить семью. Но за спиной Предславы стоял киевский князь Ольг, ее близкий родич – живой, здоровый, а главное, нужный деревлянам в качестве доброго соседа и союзника. Если у них есть немного ума в голове, они не посмеют причинить ей вред, утопить в Уже в жертву Ящеру или даже выдать замуж против воли – потому что это война, и во второй раз Киев, дойди до этого дело, уже не проявит милосердия и разорит деревлян так, что они навсегда лишатся права сами собой управлять.
Однако грозить было еще рано. Все-таки Предслава сама прожила в Деревляни четыре года, сроднилась с этим племенем и считала нужным защитить его от бородатых дураков, которые ради призрачной корысти вели народ к войне и гибели.
– Выйти замуж – дело хорошее, – сдержанно заметила она. – Только что-то жениха достойного я пока не вижу.
Крепимер при этих словах встрепенулся, на лице его отразилось удивление.
– Был один молодец, да веры ему нет, – не давая воеводе заговорить и гневным взглядом пригвождая к месту, продолжала Предслава. – Скажи, Крепимер Горелютович, – или не ты к Быляне захаживаешь? Если забыл – так мы ее призовем и у нее спросим. Да и я напомню – сама видела, как ты от нее выходил по вечернему времени, сама слышала, как ты ее, лебедь белую, нахваливал! Так кого ты в жены взять хочешь – княгиню или наложницу?
Далибож крякнул от досады, старейшины снова переменились в лице. Крепимер, на миг запнувшись, все же не стал отпираться – это казалось ему унизительным.
– Знаешь, стало быть? – вызывающе ответил он. – А и правда! Знаюсь я с Быляной. И чего такого? Буду князем – и жены его будут мои, что одна, то и другая. А Быляна-то посговорчивее тебя. Смотри, княгиня! Сама свое счастье не загуби! А то ведь, коли тебя Князь-Уж хочет, мы тебя ему и отдалим, а я Быляну в жены возьму и с ней деревлянским князем стану!
– Даже не думай! – холодно и презрительно отрезала Предслава, взглядом призвав Вояту молчать. Тот уже кипел, видя такое попрание ее достоинства. – Робу в жены взяв, ты не князем станешь, а только свой род опозоришь! Она не была водимой женой, и ее новый муж не станет князем. Или ты свататься за нее поедешь к родне? Откуда она там, с Горыни? Может, там остался кто? А то ведь князь мне говорил, что всю родню ее перебил. Коли нужна – забирай, все равно мне в хозяйстве от нее пользы мало! Дашь гривну, и владей! Пользуйся моей добротой. А то ведь коли без позволения возьмешь, то сам моим челядином станешь! – Она засмеялась. – Или не так, старейшины?
Старейшины отворачивались в досаде, только Добычест усмехнулся ловкости княгини, но из уважения к севшей в лужу родне прикрыл усмешку ладонью. Взятая как пленница, Быляна принадлежала к княжеской челяди, и после смерти Володимера ею, как и всем его имуществом, владела жена-княгиня. Только Предслава теперь имела право выдавать Быляну замуж, назначать выкуп и прочие условия. В любом другом случае ее новый муж считался бы в лучшем случае похитителем чужой робы.
– А князь Ольг никогда не простит людям, которые обидят племянницу его старшей жены, – добавил Рулав. – Твои права, Крепимере, будут ничто в сравнении с правами Свенельда, мужа Людомилы. Если ты сейчас поведешь себя благоразумно, то сохранишь место воеводы и при новом князе. Но иначе ты можешь потерять не только жену, но и голову.
– Грозить мне вздумал? – Крепимер вскочил, красный от досады.
– Не грозить, а предупредить. – Рулав невозмутимо сидел на месте. – я понимаю, ты молод, воевода. Когда сюда приходило войско Волегостя плесковского, ты еще был ребенком. Но старшие родичи могли бы тебе рассказать, как это неприятно – видеть вражеское войско под кручами и не иметь сил ему противостоять.
– Теперь не те времена, – рявкнул Ратибож. – Тогда князь Ольг подлым обманом князей наших Мстислава и Борислава погубил, войско их разбил. Теперь-то мы на обман не поддадимся. Хочет воевать – пусть приходит, а мы здесь дождемся. И не только Коростень отстоим, но и в Киеве еще сами сядем, как при дедах было.
– Я уже слышал эти старые песни! Те, кто их пел, не доживали до седых волос!
– Да что ты сделаешь, волк беззубый! – горячился Крепимер.
– Я попытаюсь удержать вас от глупостей. Но могу сказать, что намерен делать князь Ольг, если вы пойдете на поводу у этого удальца. – Рулав глянул на старейшин и кивнул на молодого воеводу. – Он уже послал людей к князю Будераду в Туров. И предложил ему союз на таких условиях: земля дреговичей освобождается от дани, а взамен помогает руси усмирить Деревлянь, с которой киевский князь по-прежнему будет брать дань, но теперь уже в двойном размере.
Старейшины примолкли, повисла тишина. Строя свои горделивые замыслы, они рассчитывали на поддержку своих данников-дреговичей. Но было очевидно, кого поддержит Будерад, в надежде избавиться от зависимости!
– Смирите свой гнев, мужи деревлянские, – произнесла Предслава. – Мы уладим дело миром, и я сама буду просить князя Ольга считать деревлян своими друзьями и верными союзниками, как это и было при муже моем, князе Володимере.
– А ты сама-то… – заикнулся Горелют.
На всех лицах читался вопрос: собирается Предслава остаться здесь, приняв нового мужа, или предпочитает уступить место своему брату Свенельду и его жене?
– А я сама сперва должна избавить себя и деревлян от Зверя Забыть-реки. И тогда буду свободна решать, кто достоин стать моим новым мужем, – сказала Предслава, не глядя на Крепимера, который снова вскинул на нее глаза. – Ведь я – княжеского рода, я не лелёшка из ветошки[5] и никому не позволю играть собой. Да будут с вами чуры, мужи деревлянские!
