Десятый немного помолчал.
– Ты пьешь?
– Пью, – легко согласилась я, и он только вздохнул в ответ.
Я прямо таки наяву увидела, как он недовольно морщится, чуть приподнимая алые гребни на затылке.
– Тебе стоит вернуться домой.
– Зачем? – усмехнулась я, бездумно разглядывая зажигающиеся в бархатно-синем небе звезды. – Сейчас мое присутствие, вроде, не требуется.
– Когда ты крайний раз была в своем баронстве?
– В Моро-то? Давно. Займусь денька через три. Да и я так, собственно, просто сейчас хотела узнать, что у вас все в порядке.
– Возвращайся, и давай, поговорим.
– Говори так.
Вздох химерика прозвучал гимном всех адекватных существ, вынужденных возиться с такими, как я.
– Это не из-за тебя, – проговорил Десятый, наконец, и голос его стал мягким.
– Я, конечно, рада это слышать, но ты о чем вообще?
– То, что в этот раз Дэвлин не взял тебя с собой, это – не из-за тебя, – терпеливо уточнил мой друг.
– Я знаю.
– Ой ли?
– Я знаю, – повторила я, – что это из-за Эрика. Дэвлин хочет посмотреть, не сделает ли бессмертие нашего рыжего друга безрассудным, до того как продолжить брать с собой меня. Обидно будет, если наш авантюрист, не подумав, как-нибудь случайно меня угробит. А Елене, раз уж она тоже бессмертная, ничего не будет.
Химерик помолчал секунду.
– Это он тебе сказал?
– Думаешь, я настолько глупа, что не догадаюсь?
– Звучало цинично.
– Зато это правда.
– Ты, вообще, где сейчас?
– В Аллидии, в Ронде. У графа Майса в поместье, мы тут с Тайей.
– Не пей много.
– Ладно. Люблю тебя, дракоша.
– И будь осторожна.
– Буду.
– И возвращайся быстрее.
Десятый у нас за взрослого, я так даже перед отцом не отчитываюсь давным-давно. Разговор оставил горьковатое послевкусие, и вместо веселья свои объятия раскрыла мне меланхолия. А может, не стоило пялиться на звезды?
Я вернулась в дом, и Гидес окружил меня заботой и вниманием: танцевал, шутил и не позволял оставаться пустым бокалу. А когда мы вдвоем сидели в его комнатах, граф настойчиво предлагал тонко скрученную сигариллу с запахом семилиста горького, от которого дурманились чувства и разлетались стаей испуганных птиц мысли. И пока он обнимал меня, все теснее прижимая к себе, я пыталась напиться уже просто яблочного сока: от отвратного семилиста нещадно мутило, да пересыхало во рту. А должно бы веселить. На какой-то миг захотелось сбежать из этого чада свечей, ароматических ламп и от сладких напомаженных губ графа. Не домой, туда нельзя, а вот куда-нибудь в глушь… не знаю, в папенькин охотничий домик, например, выскользнуть на балкон и уйти телепортом, эта возможность у меня сохранилась. Память тут же принялась подкидывать яркие воспоминания из детства: домик этот самый стоит посреди леса, вот отец учит меня ездить верхом втихаря от маменьки, а вот друзья его бурной молодости, барон Тревор и виконт Дэрэт кормят меня конфетами. Сколько же лет прошло?
Каждому нужно место, где он может забиться в угол, расслабиться и приняться обдумывать дальнейшие планы. И папенькино поместье было именно тем, что нужно: глушь и чаще всего ни души на несколько километров в округе. Даже постоянных слуг отец там не держал, благо за свою военную карьеру вполне привык обходиться собственными силами. Кто-то, конечно, бывал там раз в пару недель, прибраться, да и все, собственно. Самое правильное место, где можно в одиночку забиться в угол и немного позалилывать душевные раны так, чтобы никто этого не видел. Может, и правда?..
Ладно, боги с ним, сегодня пусть будет граф. Симпатичный, милый, за револьвер не хватается, людей не убивает, души не пьет – вообще прелесть, по моим меркам. Развлечемся немного, мы здесь именно за этим.
А потом сознание с большим удовольствием скользнуло во тьму, подобную смерти…
Впрочем, оказывается, это была не смерть…
«Неожиданно оно встрепенулось, еще неуверенно, не понимая, что именно вызвало изменение. Кажется, его должны покормить? Нет, не это. Один из возможных потоков времени слегка мерцал и издавал едва слышный звон. Что это могло значить? Оно неожиданно смогло ощутить внутри себя крохотную искру жизни. Еще недостаточную, чтобы начать хотя бы видеть, но уже вполне подходящую, чтобы получить обратно два самых главных своих сокровища: имя – Абао и призрачную надежду…
А еще пару понятий, каких само Абао не могло пока в полной мере осознать: «тюремщик» и «пропал»…»
Возвращаться сознание не хотело, ему было пронзительно хорошо плавать в предрассветных грезах и воображать всякое. Например, Дэвлина: была у меня такая маленькая слабость; будто бы я нежусь в уютной постели, прижимаясь к его боку и обняв за шею, и плевать, что на самом деле подушкой мне сейчас служит плечо графа. Мне чудилось, будто я снова вижу плавящуюся реальность слоя Инферно, только на сей раз, это была бесплодная замерзшая равнина, из тягучего мрака которой бьют бледные молнии, а мимо неспешно бродят, подобно сказочным чудовищам, торнадо изо льда, втягивая в себя звезды и пожирая их в своей утробе. А еще казались тени – вечные спутники демона, но теперь были не страшные, ластящиеся к спине, ласкающие кожу, обещавшие все запретные наслаждения мира перед тем, как поглотить мою душу. Хороший сон, темный и сладкий. Я, так и не открывая глаза, провела пальцами по волосам мужчины, оказавшимися внезапно длинными, жесткими и густыми, что еще больше напомнило Дэвлина. Ладонь скользнула ниже, нащупав твердые мускулы: а ничего граф-то, как-то прямо не ожидала даже. На шее была цепочка с металлической подвеской с острым краем, о который я укололась. Пальцы легко пробежали по рельефу груди, нащупав в момент отвердевший сосок. Я прильнула еще теснее. Живот графа порадовал еще больше: гладкой ровной кожей и рельефными кубиками пресса, мужчина задышал глубже, мгновенно откликаясь на малейшую ласку, а я все так и плавала в грезах. Он чуть повернулся ко мне, и теперь оставалось только подставить губы навстречу чужим, жестким и горячим, и постараться не застонать от удовольствия, впуская чужой язык в свой рот. Даже не думала, что этот парень умеет так здорово целоваться. Интересно, а куда делась вчерашняя помада? И почему от него пахнет листвой, железом и коньяком, а не цветочными духами, как вчера? Его ладонь скользнула по шее, плечу, груди и чуть сжала бедро, приподнимая, подтягивая к себе. Тени из моего сна сплелись от удовольствия, сжимая спину и плечи, чуть болезненно и бесконечно сладко, дыхание перехватило, и только поэтому я не вскрикнула во время самого первого, самого острого движения, вздрагивая в его руках. Еще! Боги! Еще…
Именно в этот
