Мужчины слушали это с самым довольным видом: невесте полагается ругать и проклинать сватов, разлучающих ее с домом, иначе чуры на нее обидятся. Так делают даже те девушки, что идут замуж с большой охотой. Но давно никто не вкладывал в эти проклятья такого искреннего чувства, как Заряла. Ее голос дрожал от обиды и негодования, в глазах блестели слезы. И особенно жгучие ее взгляды предназначались Вояте – если бы она могла убить взглядом, то парень, которого она и считала женихом, уже лежал бы на полу бездыханный.
Выкрикнув последние слова, она повернулась и кинулась бежать из дома – только русая коса мелькнула. Мужчины рассмеялись, а Воята, быстро глянув на Велема, кивнул, вскочил и бросился следом.
Заряла сама не знала, куда несется – будто хотела убежать от злой судьбы. И даже не услышала шагов позади – как вдруг что-то схватило ее уже перед воротами и прижало к стене клети. Перед ней оказалось то самое лицо – с уродливым шрамом на подбородке, чисто выбритом ради такого события, с серыми глазами, в которых ей виделось что-то волчье. Видя его так близко, вплотную, она в негодовании дернулась, но его руки даже не дрогнули.
– Куда метнулась? – спросил Воята, держа ее за плечи и не давая двинуться. – Ступай назад – обручаться будем.
– Не буду я с тобой обручаться! – в запальчивости выкрикнула Заряла. – Да я лучше в Днепр брошусь, чем за тебя пойду! Пусти меня!
– О как! – в изумлении воскликнул Воята, пораженный тем, что она его, оказывается, принимает за жениха! Но мало кому такое не покажется обидным, и он спросил: – Ну и чем я тебе так не угодил? Не хорош, не пригож?
– Да любой леший тебя пригожее! Любой упырь лихой повежливее! Ни за что я в ваш род не пойду, пусть хоть поленом меня гонят! Ненавижу вас, ладожских!
– Да что мы тебе сделали? – Видя пылкую ненависть в ее глазах, Воята начал понимать, что она ведет себя так не просто от вздорности или спеси балованной девицы, считающей, что ни один жених для нее не хорош. – Чем обидели?
– Чем обидели, спрашиваешь? Будто сам не ведаешь! Весь род мой вы загубили! Моей матери вы всю жизнь порушили! Ее брата, князя Аскольда, вы убили! Мужа ее первого, Борислава, тоже вы убили, и Киев, и Коростень забрали!
– Да мы здесь при чем? – Воята оторопел. – Это ж Ольг! Отец твой! Наших тогда никого здесь и близко не было, у отцов докончание с Аскольдом было, мы его и держались.
– Без вас он не пришел бы сюда. И почему Яромила в Киеве княгиня? Моя мать – Дирова дочь, она должна быть княгиней! Яромила здесь никто, чужая, а моей матери место заняла! Ненавижу вас всех! Всю вашу Ладогу ненавижу! Не пойду к вам! И тебя я ненавижу, глаза твои бесстыжие! Чтоб тебя в рог скривило! Нет парня на свете противнее тебя! Возьмешь меня замуж – сам пожалеешь!
– Что пожалею – это точно, – задумчиво согласился Воята и выпустил ее плечи. – Дура ты все-таки, девка, – сказал он больше с сожалением, чем с издевкой, и Заряла, скорее удивленная, чем обиженная, осталась на месте.
– Это почему это я дура? – с подозрением осведомилась она, будто ответ мог быть каким-то совсем неожиданным. – я знаю! я все знаю, как тогда было!
– Как тогда было – может, и знаешь. А вот что сейчас… Чем искать, есть ли где парень попротивнее меня, ты бы хоть спросила сперва, кто я-то есть такой!
– Кто ты есть такой? – в полном недоумении повторила Заряла.
– Не я это! Не за меня тебя сватают, голова ты березовая! Меня с тобой взамен брата обручают, раз его здесь нет, сватают тебя за Гостяту, Велемова сына. А я воеводе не сын, а сестрич. Отцом моим был Хранимир, воевода валгородский. Ты хоть бы у сестер спросила, они бы тебе сказали. Так что пляши! Коли противнее меня нет, то Гостята тебе понравится!
С этими словами он взял ее за руку и потащил назад в избу. Заряла шла за ним, еле передвигая ноги. Вместо облегчения она испытывала в основном растерянность. Все в ней возмущалось при виде Вояты, но когда оказалось, что идти ей не за него, у нее вдруг возникло чувство, будто ее обокрали.
Когда они вошли, старшие, уже прикончившие пиво, переглянулись и подмигнули друг другу: Воята в два счета укротил упрямую и строптивую невесту, и теперь она шла за ним покорная, как овечка. Заряла несколько успокоилась, зная, что ей идти не за этого парня, который тут сидит рядом с ней, лишь заменяя брата, но растерянность не проходила. Глупо как вышло – столько шуму подняла, а вовсе было незачем… Это вовсе и не он… Уже зная об этом, она искоса посматривала на Вояту и замечала, что с другой стороны лица, где не видно шрама, он не так уж нехорош собой… вполне себе ничего… с лица многие гораздо хуже бывают… так что в рассуждении внешности он далеко не самый противный на свете. А шрам… может, как бороду отрастит, станет не видно? Перед старшими он сидел со спокойным и почтительным видом, но ощущение силы и уверенности осталось, так что она вдруг почувствовала себя глупым ребенком рядом со взрослым мужчиной.
А отцы тем временем обсуждали сроки свадьбы. Ладожане, как поняла Заряла, заново при этом испугавшись, хотели увезти ее с собой прямо сейчас, но на это Ольг, к ее облегчению, не давал согласия. И причиной была Предслава.
– Я давно обещал Бериславу переяславльскому заключить с ним родственный союз, как только это будет возможно, – говорил Ольг. – Между нами было решено, что мы, трое князей Русской земли, должны быть единым родом, как это и было при старых полянских князьях. Чернигов и Переяславль включены в мое докончание с греками – потому что я вижу в них людей моего рода, и они будут пользоваться там теми же правами, что и я сам. В Чернигов я отдаю мою старшую дочь. В Переяславль я собирался отдать мою младшую дочь. Но я отдаю ее вам. Только справедливо будет, если взамен ваш род даст мне другую невесту, равную достоинствами, чтобы я мог с ее помощью заключить союз с Бериславом. Ты, Велем, как ближайший родич княгини Предславы, можешь решать ее судьбу, и я хотел бы, чтобы ты дал согласие на ее обручение одновременно с обручением моей дочери и твоего сына.
– Славуня уже не дева, – заметил Белотур. – Ее нельзя родительской волей отдать.
– Она почитает старших! – Ольг одобрительно улыбнулся. – Чтит весь свой род – и материнский, и отцовский. Вы двое – самые близкие ее родичи, и любой из вас обладает над ней правами отца. – Он многозначительно взглянул на Белотура, и тот отвел глаза. – Если вы одобрите сватовство Берислава, она даст согласие. И когда она будет обручена, моя дочь уедет с вами.
Велем и Белотур переглянулись. Они знали друг друга еще с тех пор, когда юной невестой, порученной их опеке, была мать Предславы, а теперь им приходилось разделить на двоих ответственность и за судьбу дочери. Еще с тех же давних пор Велему было известно, что Белотур хотел сам жениться на Дивляне и что с ее дочерью его связывает более тесное родство, чем покойника Аскольда, считающегося отцом Предславы…
– Поговорим с ней. – Велем пожал плечами. – Она хотела сперва мать повидать…
– Она слишком недавно вдовеет, – добавил Белотур. – Надо дать ей время…
– От вдовьей тоски нет лучшего средства, чем новое замужество. Разве вы оба хотите, чтобы эта молодая прекрасная женщина сохла в одиночестве? Не хотите внуков?
– Не важно, чего мы хотим, – ответил Белотур. – Важно, чего она хочет. я не стану ее неволить.
– Неволить никто не станет. – Велем покрутил головой. – Но я с ней поговорю. Отчего же ей за Берислава не выйти? Он мужик справный… а что в годах, так и она не девка.
– Он твой ровесник, – Ольг с намеком улыбнулся. – Ты ведь не скажешь, Велем, будто мужчина в таких годах староват для женитьбы?
Но пока Ольг не получил ответа, дело не могло иметь продолжения, и обручение Зарялы отложили до тех пор, пока будет решена участь Предславы. Сваты удалились, добившись успеха только наполовину; у Белотура вид был непривычно суровый, а у Велема – озадаченный. При разговоре в бане ему показалось, что Ольг готов отдать дочь без особых условий, кроме обычных подтверждений мира и торговли, но теперь стало ясно, что все не так. Выкупить невесту для сына ему придется не бобрами и куницами, а другой красной девицей. А он-то уже привык к мысли, что дело слажено и у него в дому будет Ольгова дочь… Тогда-то Вышеня словенский присмиреет… Но оказалось, что дело далеко еще не слажено, и успех его зависел теперь только от Предславы.
* * *
Велем действительно попытался поговорить с племянницей, но толку не добился: она не возражала прямо старшему брату матери, но мялась, бормотала о том, что еще слишком недавно потеряла прежнего мужа и ей рано искать второго.
– Да я бы не спешил тебя опять с рук сбывать – ты еще молодая, – отвечал ладожский воевода. – Только нам ждать некогда – надо восвояси собираться и решать, едет с нами девка или нет. Сбирать ей короба или погодить пока.
