купишь завтра курицу и большую бутылку кефира. И пришли кого-нибудь потолковей, и кто, Герду любит. Много грязной работы с ней будет, чтобы не брезговал.
– Сам приду, – отозвался парень.
– Ну, приходи, попытаемся выходить собаченцию.
– А Соня как же? – спросил он. И по нежности, которая прозвучала в его вопросе, и потому что он назвал девочку Соней, а не Якудзой, Паша понял, что не ошибся, предположив, что парень влюблен.
– Она у меня переночует. Ей надо хотя бы недели две полежать. Да разве заставишь, – задумчиво произнесла Хельга.
– Надо бы ее родителям сообщить, – встрял в разговор Павел.
– Кому там сообщать? После семи вечера оба в слюни, – отозвался с порога Влад.
Парень ушел, Соня и собака спали, Хельга устало поставила на плиту чайник, предложила Паше сесть.
– А ты кто ей? Родственник? – спросила она.
– Ага, дядя, – соврал Павел.
Хельга поводила рукой перед его лицом.
– Не здешний ты, дядя. А был бы здешний, я б с тобой разговаривать не стала. До чего ж девчонку довели. Стыд и позор. Я ведь отца ее с детства знаю. Нормальный был пацан, хулиганистый и драчливый, но здесь все такие. В девяностые заделался бандитом. Куда с добром! Малиновый пиджак, цепь золотая, мерседес. На Ирке женился, а была она, между прочим, мисс Южный Урал. Ну а потом все наперекосяк пошло. В услугах его надобность отпала, бизнес провалился, Ирка стала изменять, он попивать. Потом уж вместе пить стали. До Сони дела никому нет. А она, сколько ее помню, ни разу не плакала и не жаловалась. Обозлилась, и силу из зла своего черпает, но душа чистая, не подлая.
Она разлила чай по маленьким фарфоровым чашкам и продолжала:
– Если б мне ее до весны дотянуть, взяла бы с собой в леса, там бы она отмякла, ожила. Глядишь, и зрение бы вернулось.
– Слушай, а эти сволочи, что Герду хотели убить, не навредят вам?
– Побоятся. Они водку подпольно банчат, если вякнут, скажу, что донесу на них, а еще лучше, прокляну.
– А ты можешь?
Хельга хитро улыбнулась:
– Напугать могу сильно, – сказала она.
– А где ты в лесу живешь? – спросил мужчина.
– Да есть километрах в ста отсюда маленькое озеро Теренкуль, там у меня хижина. А хожу везде и на Слюдорудник, и на Киалим, иногда на Аркаим езжу.
Паша не стал говорить, что с Теренкулем у него много чего связано, а спросил почему-то:
– Ты вот в лесу, можно сказать, живешь, а Хозяйку видела когда-нибудь?
– Видела, – ответила знахарка, – один раз мне до зарезу трава была нужна, близкий человек умирал. Я все исходила, ну нет и все. Я уже отчаялась, сижу на поляне, реву, вдруг смотрю, женщина в вечернем платье идет. Нормальная такая женщина, только платье красивое зеленое, и на голове диадема. Расспросила меня обо всем, а я в такой тоске была, что даже не поняла, как все это странно. Она место назвала, куда идти, притом мне знакомое, была я там не один раз. Я пошла, и нашла, что искала. И только потом до меня дошло, с кем я поговорила.
– А про чудь белоглазую слышала?
– А чудь тебя сейчас и унесет, – сказала Хельга.
Глаза Павла начали смыкаться, уже сквозь сон он пробормотал:
– И собаку возьми.
– Возьму, если выживет, – ответила женщина.
Очнулся Паша у себя в машине. Чувствовал себя прекрасно, как – будто он хорошо выспался, а все произошедшее с ним – сон. Но на его запястье болталась металлическая цепочка с пластинкой, на которой было выгравировано «III группа крови». Его группа крови.
Павел ехал домой и думал о том, как причудливо трансформируется его судьба в разных реальностях. В одной, он – благополучный ученый, в другой – спившийся бандит, а Ольга есть и в той, и в другой, и Беня есть. И место действия ограничено Уралом, почему – то ни в Италию, ни в Африку он не попадал. Все Россия матушка, будь она неладна… Вот в мире из которого он сейчас возвращался у него есть дочь, а он, здешний хотел бы быть отцом такой девчонки? Она стала ему безумно дорога, но он понимал, что в своем мире он ни за что не допустил бы такой судьбы для Сони. А в других обстоятельствах она бы случилась совсем другой, может быть совсем неинтересной и далекой. Так рассуждая, он въехал в свой двор, поставил машину, и зашел в подворотню. Раздался выстрел. Угасающим сознанием Паша успел зацепить темный силуэт, заскочивший в подъезд. «Уйдет крышами», – подумал он и отключился. Очнулся он в приемном покое. Двое мужчин, должно быть врачи разговаривали между собой.
– Кирдык мужику. Большая кровопотеря, – говорил один.
– Так надо добавить, кровушки-то, – басил другой.
– Реактивов нет, группу не определить. Что лить-то?
– Да вон у него написано «III группа».
– А если это просто фенька? Мы зальем, а он окочурится. Потом затаскают.
– Да нет. Такие штуки себе экстремалы и вояки делают. Зачем ему чужую группу писать. Давай, под мою ответственность. Зина, готовь операционную, – крикнул он.
В это время Ольга, не дождавшись мужа, обрывала телефоны. Сначала обзвонила друзей, потом стала доставать полицию на предмет ДТП. Но тут в дверь позвонили, пришел следователь, и рассказал, что Павла нашли в подворотне, истекающим кровью и доставили в больницу. Ольга дернулась бежать в приемный покой, но у следователя были вопросы. Кое – как отвязавшись от полицейского, она оказалась у закрытых дверей реанимации. Если охранников и медсестер она подкупила, чтобы они пустили ее в больницу, то ни один врач не стал разговаривать с ней. «Мы не боги», – только и сказал ей реаниматолог, захлопнув дверь перед носом. Всю ночь она просидела на лестнице, молясь и приказывая Паше: «Живи!!!». Утром пришла женщина-врач, посмотрела на Ольгу, молча, выдала ей халат и бахилы, и проводила к мужу. Тот лежал весь утыканный трубками, но дышал довольно ровно, и на его лице Ольга не увидела той печати предрешенности, которую она иногда видела на лицах людей, которых в скором времени настигала смерть. Она взяла мужа за руку и долго-долго мысленно разговаривала с ним. Она говорила, что не выживет без него, что все друзья молятся за него (хотя никто еще не знал о произошедшей беде), вспоминала смешные случаи из их жизни. Ей нужно было удержать его любыми способами. Наконец, мужчина открыл глаза, и слабо улыбнулся. Врач подошла к ним: «Бог даст, выкарабкается, – сказала она, – а вы идите домой, вам
