Вечер начинался самым обычным образом: часть людей послали на близкий берег за дровами, оставшиеся ставили шатры, чтобы спасти себя и поклажу от начинающегося дождя. Был уже вечер, но солнце ярко светило: в эту пору лета оно светит чуть ли не за полночь, чтобы потом совсем ненадолго уступить место легкой полутьме перед новым рассветом. Хорошее время для дальних поездок – во всяком случае, всегда успеваешь при свете дня приготовиться к ночлегу.
Благодаря яркому свету приближающиеся корабли заметили еще издалека. Из Невы, со стороны моря, шло их не менее трех – больших, морских, заполненных людьми. Когда Воята рассмотрел их как следует, душу залила тревога. Это были не торговые корабли, а скорее боевые. Пока он не мог определить, сколько на них людей, больше или меньше, чем здесь, но сразу подумалось: хорошо, что они сегодня оказались в этом месте, собранные и готовые к бою, и смогут встретить врага, если это враг, в отдалении от Ладоги.
– Белый щит! – Стоявший рядом Гостята тоже вглядывался, прикрывая глаза от солнца.
Был он на полголовы выше Вояты, как и его рослый отец, но острыми чертами лица напоминал мать. Бесцветные волосы, как и у Остряны во время девичества, торчали во все стороны, будто перья, и никаким гребнем не удавалось их пригладить. Гостята уже успел облачиться в стегач и кольчугу, которые сделали его шире в плечах, и голова из-за этого казалась маленькой. Стоявший рядом отрок держал наготове варяжский шлем с полумаской, но Гостята отмахнулся.
Воята тоже разглядел белый щит на мачте первого из кораблей, но расслабляться не спешил. Уж кому, как не ладожанам, по опыту поколений, было известно: мирные либо враждебные намерения варяжских гостей зачастую зависят только от соотношения сил и быстро меняются вслед за ним.
– Все равно, пусть люди строятся. – Воята махнул рукой гридям, выжидательно смотревшим на вожаков. – Коли там люди мирные, то сами в драку не полезут, а пусть видят, что нас голыми руками не возьмешь.
– Он прав, – поддержал Вояту подошедший Хакон, тоже в шлеме.
Из них троих он был самым старшим и опытным, поскольку разделял со своим отцом походную жизнь с двенадцатилетнего возраста, а сейчас сам уже был отцом взрослой дочери, недавно выданной замуж. Его юный зять, Братила Гостиславич, стоял поблизости и тревожно хмурился. Это был весьма красивый парень, с открытым румяным лицом, приветливый и толковый.
– На торговых людей они не похожи, и даже если идут воевать не с нами, осторожность не помешает, – продолжал Хакон. – Воята, ты останься возле кораблей. я сам с ними поговорю.
Воята кивнул и отошел, на ходу махнув своим людям и показав в сторону трех ладожских кораблей, приближавшихся к берегу. По всей стоянке шло торопливое приготовление к битве: гриди натягивали стегачи, кольчуги – у кого были, прыгали на месте, чтобы те под собственной тяжестью сели ровнее, затягивали ремешки шлемов.
И не напрасно. Когда чужие корабли подошли ближе, стало видно, что они заполнены дружиной боевой, а не купеческой: вооруженные люди занимали все то место, которое на торговых кораблях отводится для товаров. Сами корабли Хакону и Гостяте были незнакомы; никакого стяга, по которому можно было бы узнать известного (лично или понаслышке) вождя, они тоже не приметили. А вот это уже было странно – человек, способный снарядить три таких корабля, непременно имеет собственный стяг. Да и где сам вождь? Сколько ладожане ни вглядывались, никого похожего на предводителя этого войска обнаружить не смогли.
Три чужих корабля были уже совсем близко, но оттуда не стреляли. Кто-то из стоящих на носу переднего дреки приветственно помахал рукой – дескать, разрешите нам пристать, мы никого не тронем. Хакон в ответ тоже махнул рукой: приставайте. Если и возникнет надобность в сражении, отчего же не узнать перед этим имя и цель своего противника?
– Приветствую богов и людей этой земли! – донеслось с носа переднего корабля, и по выговору Хакон определил выходца из племен Северного Пути, которых в Ладоге называли обычно урманами. – Что это за страна? Кто в ней правит?
– Похоже, вы в первый раз здесь! – крикнул в ответ Хакон. – Не случалось вам еще ходить по Восточному пути?
– Ты угадал, я здесь в первый раз, – подтвердил голос. – Ответь мне, знатный вождь, я уже нахожусь во владениях племени вендов?
– Можно сказать и так. Эту землю принято называть Гардами, здесь живут словены, которых северные люди называют вендами. А теперь я хочу узнать твое имя.
– Меня зовут Бьёрн сын Рагнара, иные знают меня как Бьёрна Высокого.
– Должно быть, ты большой человек, если носишь одно имя с Отцом Ратей!
– По крайней мере, я выше всех в нашей округе! – усмехнулся пришелец, не уточняя, выше он ростом или по положению. – Ты тоже, судя по всему, человек не маленький – уж не ты ли правишь в этой стране?
– Нет, здесь правит мой отец, Хрёрек сын Харальда.
– Ты позволишь нам высадиться?
– Это зависит от того, с какой целью вы пришли. На мирных торговых людей вы не похожи.
– Слыхали мы, что через Гарды и Восточный путь лежит дорога на юг, в страну ромеев.
Корабли уже подошли настолько близко, что можно было говорить, почти не напрягая голос. Стоявшие на берегу теперь могли разглядеть своего собеседника: это был рослый зрелый мужчина в хорошей кольчуге и шлеме с серебряным окладом, с рыжей бородой и с бродексом в руках – боевым топором на рукояти в человеческий рост.
– Это правда. А вы, значит, собираетесь попытать удачи в богатых южных странах?
– Мудрый правду без подсказки скажет!
Все три корабля подошли и встали на мелководье; Хакон отвел своих людей назад, и приезжие стали прыгать с бортов, выбираться на берег. В числе бижайших спутников Бьёрна Высокого Хакон приметил одного – среднего роста, тот бросался в глаза благодаря рубахе, сшитой из нескольких десятков разноцветных шерстяных лоскутов.
– Ну он и голытьбы набрал с собой! – хмыкнул рядом Гостята, тоже заметивший рубаху, обладатель которой, похоже, долго ходил по дворам, выпрашивая у хозяек лоскуты размером с ладонь или вроде того, ни на что больше не пригодные.
– Все деньги на снаряжение ушли, – тоже усмехнулся Хакон. На обладателе нищенской рубахи был тем не менее шлем с полумаской, в руках он держал копье, на правом плече у него висел щит, а на левом – перевязь с мечом. – Что это за края, где такие нищие!
А к тому же было похоже, что «нищий» был весьма знатного рода – судя по тому, что занял место сразу за плечом вождя и встал, правой рукой взявшись за древко копья выше своей головы, а левую положив на рукоять меча. Эта поза, отчасти небрежная, выражала такую неколебимую и привычную уверенность в себе, что даже лоскутная рубаха не казалась смешной, а приобретала весьма значительный вид. Хакон успел мельком подумать, что тут, видно, не в бедности дело – это какой-то вид обрядовой одежды, вроде накидок из медведины, дешевого меха, который тем не менее носят в Ладоге представители знатнейших старинных родов. Это тоже какой-то волхв… колдун? Покинув Северные страны почти ребенком, Хакон не мог вспомнить, могут ли тамошние мужчины быть знатными воинами – иной не имел бы права носить меч – и колдунами одновременно?
– А ты, если я правильно услышал, приходишься сыном правителю этой страны, Хрёреку сыну Харальда? – вдруг обратился к Хакону тот самый человек, о котором он размышлял. Голос у него был негромкий, довольно низкий, невозмутимый и уверенный; было невозможно представить, чтобы он вдруг принялся кричать.
– Да, можно сказать и так. – Хакон не стал уточнять, что его отец не носит титула конунга, а считается лишь вождем наемной дружины.
– А твое имя Хакон?
– Да. Вы слышали обо мне?
– Мне известно, что у Хрёрека сына Харальда было двое сыновей от его жены, королевы Сванрад, дочери Свейна из Халогаланда. Ведь это она – твоя мать?
– А ты неплохо осведомлен! – Хакон прищурился, всматриваясь в лицо собеседника, однако из-под шлема с полумаской мог разглядеть только небольшую рыжеватую бородку и лишь по голосу предположил, что тот, вероятно, еще довольно молод. – Да, это моя мать. Тебе что-то известно о ней? Кто ты?
Он даже разволновался: ведь именно ради встречи с матерью он и затеял это долгое путешествие, но в самом его начале, буквально на пороге своего дома, встретил человека, от которого услышал ее имя – чуть ли не впервые за пятнадцать лет!
– Мне известно, что королева Сванрад умерла в день праздника Гоиблот, – не отвечая на последний вопрос, огорошил его обладатель лоскутной рубахи. – Она погибла, пытаясь восстановить свою честь, которую опозорил ее муж, пренебрегая ею столько лет и даже задумав взять другую жену. Один из ее сыновей все эти годы предавал ее, не пытаясь защитить и способствуя всем делам отца. Но, к счастью, у нее остался еще один сын. И этот сын возле ее смертного ложа дал обет отомстить за нее. Его имя – Хельги сын Сванрад. Он отомстит всем, виновным в ее позоре и смерти. И первым станешь ты.
