увидел при лунном свете, многократно всплывавшая из глубин его памяти за минувшие десять лет, теперь появилась на солнце.
– Неужели вы помните?! Да, каждый раз, бывая на горе Сиюнь, я собираю красивые камешки. Пойдемте, я вам покажу!
Она повела его в обсерваторию, где они впервые встретились. Войдя, он сразу увидел гигантский телескоп. Неизвестно, тот самый ли, что стоял тут десять лет назад, а вот компьютеры, которые его окружали, были явно новыми. Они-то не могли просуществовать так долго. На высокой изогнутой стене висели уже знакомые ему мозаики самых разных размеров, изображавшие волнистые кривые. Все они были разной длины. Некоторые были нежны, как море. Другие были, напротив, грубыми, как ряд высоких башен, беспорядочно соединенных вместе.
Переходя от картинки к картинке, она рассказывала, какие волны порождены какими звездами.
– Эти мерцания мы называем мерцаниями типа А. Они встречаются не так часто, как другие типы. Разница между мерцаниями типа А и другими типами не только в том, что их энергетические флуктуации на порядок, а то и несколько, более выражены, но и математика их кривых несравненно элегантнее.
Он растерянно покачал головой.
– Интересно: все ученые, занятые фундаментальными науками, всегда говорят об элегантности математики. Я думаю, это у вас, что называется, пунктик. Например, вы все уверены, что уравнения Максвелла невероятно элегантны. Когда-то я пытался разобраться в них, но так и не смог понять, в чем их элегантность…
Как и десять лет назад, она сразу сделалась серьезной.
– Их элегантность сродни элегантности кристалла – очень твердые, идеально чистые и совершенно прозрачные.
Неожиданно он узнал одну из мозаик.
– О, вы сделали ее копию! – И, увидев недоумение на ее лице, пояснил: – Это же тот самый график мерцания Солнца, который вы подарили мне десять лет назад.
– Но… вовсе нет. Это график мерцания типа А звезды Альфа Центавра А. Мы наблюдали ее… э-э… в прошлом октябре.
Он нисколько не сомневался в том, что она искренне озадачена его словами, но был совершенно уверен в том, что сказал. Слишком хорошо он знал этот график. Более того, он мог бы безошибочно назвать цвет и форму каждого камня, из которого состояла кривая. Он не хотел рассказывать ей, что, пока он не женился в прошлом году, эта мозаика всегда висела у него на стене. Каждый месяц обязательно выпадало несколько ночей, когда лунный свет падал в окно, и он мог разглядывать мозаику, лежа в постели. Он молча пересчитывал камешки, из которых слагалась кривая. Его взгляд ползал по ней, как жук. Обычно он засыпал, пройдя путь в одну сторону и дойдя до середины обратно. В сновидениях он продолжал гулять по этой кривой, порожденной Солнцем, как будто переступал с одного цветного камня на другой, иного цвета, чтобы пересечь реку, берегов которой никогда не увидит…
– Вы можете отыскать график мерцания Солнца десятилетней давности? Точнее 23 апреля.
– Конечно.
Она с легким недоумением посмотрела на него, явно удивленная тем, что он так точно назвал ту дату. Подойдя к компьютеру, она вывела на экран волновой график мерцания Солнца, а следом – Альфы Центавра, мозаичная копия которого висела на стене, ошеломленно уставилась на экран.
Графики совпали в точности.
Не выдержав ее долгого молчания, он предположил:
– Может быть, эти две звезды имеют одинаковую структуру и потому и мерцают одинаково? Вы ведь когда-то сказали мне, что мерцание типа А отражает глубинную структуру звезды.
– Они обе принадлежат к главной последовательности и относятся к спектральному классу G2, но их структуры определенно неидентичны. Но главное в том, что, даже если структуры звезд совершенно идентичны, мы все равно этого не увидим. Это как с баньяновыми деревьями. Вы когда-нибудь видели два абсолютно одинаковых дерева? Чтобы такие сложные графики действительно идеально перекрывались – это все равно что отыскать два больших баньяновых дерева, где даже самые дальние от ствола ветви будут совершенно одинаковыми.
– А что если это действительно два больших баньяновых дерева, оказавшихся совершенно одинаковыми? – попытался утешить ее он, зная, что несет чепуху.
Она чуть заметно покачала головой. Потом подумала еще о чем-то и замерла на месте. В ее взгляде почему-то удивление смешалось с испугом.
– Боже мой! – воскликнула она.
– В чем дело?
– Вы… вам не кажется, что это может быть связано со временем?
Он, как ни странно, стразу сообразил, что она имела в виду.
– Насколько мне известно, Альфа Центавра А – это ближайшая к нам звезда. До нее всего лишь… четыре световых года.
– 1,3 парсека, 4,25 световых года, – машинально поправила она. Видно было, что она все еще не отошла от изумления, и даже последняя фраза прозвучала так, будто ее устами говорил кто-то другой.
Теперь все было ясно: два идентичных мерцания произошли с разницей в восемь лет и 6 месяцев, как раз столько времени требуется свету, чтобы он мог совершить круговое путешествие между двумя звездами. Через 4,25 года, когда свет мерцающего Солнца достиг Альфы Центавра А, последняя стала мерцать точно таким же образом, и ровно через такое же время мы увидели мерцание Альфы Центавра.
Она присела к компьютеру и занялась вычислениями, приговаривая себе под нос:
– Даже если не делать поправку на ошибку регрессии, вводящую разброс в несколько лет, результат все равно удовлетворительный.
– Простите, что я встревожил вас необдуманными словами. Впрочем, это все равно невозможно проверить, поэтому не стоит так волноваться.
– Говорите, невозможно проверить? Я не стала бы так решительно это утверждать. Свет мерцающего Солнца распространяется в космосе. Что если через определенное время еще какая-нибудь звезда ответит ему таким же мерцанием?
– Следующая, после Альфы Центавра, ближайшая звезда?..
– Звезда Барнарда. 1,81 парсека, но она слишком тусклая. Мы просто не можем измерить ее. Следующая – Вольф-359, 2,35 парсека – тоже тусклая и тоже недоступна для измерения. Потом идет Лаланд-21185, 2,52 парсека – и она тусклая. И, наконец, Сириус.
– Ну, уж Сириус-то, насколько я понимаю, достаточно ярок для любых измерений. И каково расстояние до него?
– 2, 65 парсека, как раз 8,6 световых лет.
– Свет от того мерцания Солнца распространяется уже десять лет. Туда он уже добрался. Что если Сириус уже подмигнул в ответ?
– Но это мерцание мы увидим лишь еще через семь лет. – Она вдруг встрепенулась, будто очнулась от грез, и рассмеялась. – Помилуйте, о чем я думаю! Это же смешно!
– Значит, вы, как астроном, считаете эту идею смешной?
Она посмотрела ему в глаза.
– А что еще можно о ней сказать? Вот вы, нейрохирург, – как вы отреагируете, если кто-нибудь начнет доказывать, что мысли рождаются
