Хор вздохнул, злые предчувствия отравляли сознание. Что должен чувствовать сейчас его брат, ведь он так привязан к Хорахте! Да и Хатхор не стеснялась слез. Ра ее единственная семья, а теперь он пропал, и даже Тот не мог его найти. Хор обнял ее, и Хатхор, словно маленькая девочка, прижалась к нему всем телом. Ее бил озноб, и тепло молодого фалконца успокаивало и согревало.
— Я найду его! — сказал Хор. — Или, по-крайней мере узнаю, что с ним случилось! Я полечу на луну…
В ответ ему Хатхор лишь всхлипнула.
— А как ты собираешься вернуться? Не думаю, что энергии хватит даже на полет в одну сторону! — огрызнулся Анубис. — Думаешь, я сидел бы здесь, если бы мой скарабей еще двигался?
— У меня есть Око! — сказал Хор, резко дернувшись, так, что Хатхор почти упала. Но он подхватил ее, и осторожно прижал к себе, словно самую большую драгоценность.
— И ты знаешь, как с его помощью запустить корабль? — ехидно спросил Анубис.
— Я знаю, — тихо прошептала Хатхор.
Но лететь им не пришлось. Скарабей Ра Хорахте нашелся на темной стороне Луны. Озабоченные собственными проблемами, Нетиру не обратили на него внимания, до тех пор, пока поиски Хорахте не приняли масштабного оборота. Только тогда уже кто-то заметил стоящий чуть поодаль всеобщей суеты одинокий корабль, неестественно завалившийся на бок.
Корабль перевезли на Та-Кемет. Он казался зловещим призраком. Его блеск помутнел из-за толстого слоя пепла, свисавшего клочьями, словно драные лохмотья. А глубокие вмятины исказили его внешний вид, превратив в груду гнилого заброшенного металлолома. Да и изнутри не проявлялось никаких признаков жизни. Неудивительно, что никто так долго не обращал на него внимания.
Хор, Анубис и Хатхор в нерешительности замерли перед закрытым люком. Призрачный корабль не вселял надежды увидеть Ра живым. Осознавая это, они боялись сделать последний шаг, боялись увидеть его безжизненное тело, боялись потерять его навсегда…
Хор взглянул на разбитых горем Анубиса и Хатхор и достал меч. Осторожно, кончиком лезвия он очертил вход, а затем легонько толкнул дверь внутрь. Дверь с шумом упала, и оттуда повеяло смрадом. Несколько долгих секунд Хор не решался ступить в темноту корабля, ясно осознавая, что за этим последует. Он хотел оттянуть страшный момент, как будто это могло хоть что-то изменить… Наконец, он решился и, вытянув руку с мечом, вошел внутрь. Блеклое мерцание сагала отразилось в десятке испуганных пар глаз.
— Где Ра! Где ваш господин? — спросил Хор нетерпеливо, но в ответ услышал лишь звуки падающих ниц тел.
Испугавшись, что ненароком их убил, Хор отступил назад, а в корабль вошли спасатели. Как только они вынесли оставшихся в живых истощенных хемуу, Хор, Анубис и Хатхор буквально запрыгнули в скарабей. Даже не замечая отвратительного запаха от гниющей еды, испражнений и разлагающихся трупов, они обыскали внутри все. Но тщетно. Ра там не было.
Неизвестность не принесла облегчения, а наоборот, лишь усугубила их чувства. Они молча стояли рядом с кораблем, боясь заглянуть друг другу в глаза.
— О, Хатхор! О, Прекрасный Лик в ладье миллионов лет, ты — обитель Мира, где обретает свет созидатель Правды?*56, - услышали они вдруг слабый протяжный голос. — Позволь передать мне послание от отца твоего и мужа, мудрого Творца Богов и смертных!
Хатхор вздрогнула и повернулась на звук. Это был один из приближенных слуг Ра. Он еле держался на ногах, и голос его был слаб, но говорил он не с боязливой покорностью, как подобает смертным, а с любовью, величием и обреченностью от того, что именно ему предназначалось принести это известие. Его слова, словно нити ткани, переплетаясь между собой, переходили в песнь, и каждое произнесенное им слово, как ни странно, приносило успокоение.
Ра — Возникший, мудрый творец, он, на престол воссев,
озаряет свод темного неба…
Сердце его исполнено безмятежной радости в час небесного восхожденья.
… Змей-изувер повержен: кинжалом острым
он расчленен и зла не свершает боле.
Ра у прекрасной Маат пребывает в неге.
Нежит его в объятьях богиня,
что воплощает Истины ровный свет.
… Ибо он — Первый Бог, что,
храня величье, мир озарил рождением доброй воли.
Радости песнь Исида, а с ней Нефтида, дарят ему, к ладье простирая руки.
Души Востока следуют за Великим; Запада души гимны ему слагают.
Сильный, он ежедневно парит над небом
и над земною твердью.
Его питает
Нут-богоматерь и наделяет мощью.
Дивный, он правит всеми богами мира.
Жизни великий бог и любви, сверкая, он вдохновляет смертных,
и над богами его золотой венец воспаряет гордо.
В ярком сиянье жизнь обретает радость,
ибо его огнем покаран был змей зловещий.
Да возликуют сердца ваши навеки![42]
И стал свет после того, как ты возник.
Озарил ты Та-Кемет лучами своими,
Когда диск твой засиял.
Прозрели люди, когда сверкнул твой правый глаз впервые,
Левый же твой глаз прогнал тьму ночную.[43]
Хор, внук Ра Хорахте и Тота Джехути стал властелином Та-Кемет, унаследовав от Ра и Тота их символы — Солнце и Луну. Он объединил оба царства и занялся восстановлением миропорядка. Планета была разрушена, да и людей спаслось не так много. Города и храмы отстраивали заново.
Та-Кемет разделили на новые септы, которыми, как и раньше, управляли выходцы из разных рас. Только теперь их число сильно уменьшилось.
Построили и новые пирамиды. Не в таком масштабе, как до катастрофы, но теперь хватало и этого. Их строили не по всей планете, а лишь для самых многочисленных септ. А новые Главные Пирамиды отныне охранял Величественный Сфинкс, чудом переживший катастрофу. Его тело залило грязью, и пострадала лишь голова, которую установили заново.
Богиня любви Хатхор стала женой Хора, и у них родился сын Айхи, точная копия матери. Мальчик, в отличие от воинственного отца увлекался искусством и музыкой. Но для Хора это не имело значения. Он дарил сыну всю свою отцовскую любовь, которой он, к сожалению, сам никогда не видел.
День за днем, год за годом Та-Кемет возрождалась. С помощью мудрого Тота Хор восстановил порядок Маат, добавив к законам новые правила. И эти правила включали в себя почитание и поклонение Нетиру: живым и вознесшимся.
Из каждого септа Хор выбрал по несколько хемуу, которые должны были стать его «воплощениями» или последователями. Он лично обучал их, чтобы после него они строго следили за выполнением закона Маат по всей Та-Кемет.
В своих же мечтах Хор не переставал грезить о Фалконе. Он много говорил об этом с дедом, уговаривая его на рискованное мероприятие.
— Я пришел в этот мир, чтобы восстановить справедливость и отомстить за отца. Думаю, я справился с этим. А теперь хочу идти за своей мечтой, но без твоей помощи, Тот, мне не справиться!
И вот по прошествии трехсот лет правления Хора, когда Та-Кемет залечила свои раны, и вновь наступили золотые времена, Тот, все-таки, решился отвезти внука в Империю.
Они собрали корабль, вместивший тех немногих, кто пожелал вернуться. Помимо Тота, Сешет, Хатхор и Айхи к Хору примкнули и его друзья: Анубис и Упаут. Разумеется, Исида и Нефтида, последовали за сыновьями. Кое-кто из семей Нетиру, потерявших своих близких в катастрофе, и несколько рептилоидов присоединились к рискованному предприятию, в том числе Иманхуэманх и Тритон. А Самаэль, сломленный катастрофами, остался, а с ним остался его сын Даган. Пожелал остаться и Джесертеп. Та-Кемет была его единственным домом, который он знал и любил, и другого ему не хотелось.
— Буду приглядывать тут за Сетом, да Яхмесом. Как бы не придумали эти двое снова каких-нибудь гадостей, — отшутился он.
— В этом нет необходимости, — сказал Хор. — Я хорошо обучил своих последователей. Они справятся, поверь мне!
— Не сомневаюсь! Ты возился с ними, как с собственными детьми!
Хор вздохнул.
— Надеюсь, они с честью послужат Та-Кемет. И кто знает, если мы когда-нибудь вернемся… — он глухо воркнул. — Хотелось бы, чтобы все не оказалось впустую.
Когда Хор присоединился к свите Ра в Ладье Вечности на земле стали царствовать его преемники и воплощения — фараоны. Правящий фараон поддерживает миропорядок, установленный богиней Маат. С тех пор, как он воссиял на египетском престоле, Солнце всходит, когда положено, и не сворачивает со своего пути, вовремя сменяются времена года, дают всходы зёрна, посеянные в землю, и в положенное время благодатно разливается Нил — ибо перед началом подъёма воды фараон бросает в Нил папирус с указом, повелевающим Реке разлиться.