роботу нужны запчасти, чтобы победить в этих гонках, – Алан устало вздохнул. – Знаешь, Эрик, я думал, что ты наконец-то порадуешься за меня. Разве не ты хотел, чтобы я не растрачивал свой талант и шёл по стопам твоего отца? Не ты ли мне говорил не сдаваться, а?
Алан походил на грозную ночную фурию, тяжело дышащую и топчущуюся на одном месте, но тем не менее не теряющую грозного вида и эффекта внезапного нападения. Парень всегда с диким энтузиазмом подбирал выпавшие из проезжающей мимо телеги различные болтики и винтики, кропотливо сидел за очередным творением, вдыхая в него новую жизнь. Кто-то с изумлением переглядывался, задорно тормоша необычного цвета прядки, а кто-то нервно усмехался и уходил прочь от очередного безумного гения. Конечно, не все забыли печальную историю их разрушенного города, просто старались не вспоминать.
– Чему я должен радоваться? Тому, что ты опрометчиво кинулся в гущу событий и каким-то чудом спас свой зад? – Эрик не выдержал и приподнял парня за ворот рубашки. – Ты нарушил один из законов Рэйда!
– Да плевал я на закон. В нём нет ничего страшного, все мы можем через него переступить, но каждый по-своему боится последствий.
– Твои никчёмные творение не должны иметь столь высокую цену, пойми же ты это наконец, – эту фразу парень выдавил на одном дыхании и тут же чертыхнулся, виновато поднимая взгляд на друга. – Алан, я не это имел в виду…
– Так вот как ты считаешь. Никчёмные, да? – Алан уже не разбирал слов Эрика, только поспешно собирал металл и ловко отмахивался от рук парня. На сердце неприятно щемило, будто тысяча кошек проходились по слабому органу, а в уголках глаз предательски текли слёзы. Хотелось просто бежать, не разбирая дороги, и сжигать себя дотла под пустынными солнечными лучами, но не чувствовать эту тупую боль, гулко разбивающую рёбра. Последний раз взглянув на Эрика, Алан уверенно перешагнул через порог дома. В эту ночь Майеру снова снились кошмары, но на этот раз он медленно бродил по темноте в одиночестве, смахивая холодные капли слёз.
***
メ "С давних пор город был разделен на две абсолютно разные колонии, создатели Рэйда являлись изнеженными созданиями, их чистые ладони не знали грязной работы, а тела и души – голода и страха. Подобно прекрасной розе, они росли в цветнике своих творений, нежась под теплыми лучами солнца и наслаждаясь открывающимся шоу. Их улыбка пугала каждого участника из пятёрки лучших, которые всеми силами желали избежать участи "очищения". Разрушители, так их называли на территории Рэйда. Безгранично сильные в физическом труде, но слишком глупые в своем упрямстве снова свергнуть эру роботов. Их тяга к жизни, ловкость в умениях выживать и оставаться людьми в таких порой сумасшедших условиях поражает воображение. Чистые души всегда будут вечно пылающим сердцем этой планеты, Эрик. Я знаю, что тебе уготована судьба изменить будущее, как и твоему отцу"
Эрик прекрасно помнил этот рассказ матери, её улыбку и теплые ладони на своей макушке. Тогда многое, казалось, умело выдуманной сказкой, слишком лживой и пугающей, но с возрастом детские иллюзии с громкий треском рассыпались и обжигали россыпью болезненных шрамов. Охрана Рэйда никогда не упускала случая подстрелить очередного спятившего участника, желавшего попасть на выстроенный посреди пустыни кусочек рая, с питьевой водой и нормальным куском хлеба. Там его хватало вдоволь. Но самым зрелищным представлением были гонки механических роботов-псов, в которых парень участвовал вместе с Аланом уже три года. Лучшие умы Рэйда каждодневно сооружали стометровых роботов, вручая их очередному участнику смертельных гонок. После столкновений и различных препятствий многие роботы выходили из строя, хороня под собой юных пилотов, так отчаянно желавших изменить свою жизнь к лучшему. Слишком высока была цена за призрачную нить счастья. Роботы были напичканы всевозможными ловушками, которые ставили сами участники после вручения призов. Каждый из них был обязан чинить своего пса и координировать его во время гонки. Два напарника, один из которых являлся непосредственно пилотом, а второй – штурманом, отвечающим за повороты и все механизмы в целом. Единый организм. Горячий воздух осторожно ласкал жесткие коричневые пряди волос парня, лишь изредка проходясь по изрезанным рукам. На его лице не было ни намека на улыбку, под глазами залегли огромные чёрные круги, а сознание напрочь отказывалось его слушаться. Прошло почти две недели с того инцидента, как Алан сбежал из дома, кинув на прощание слова, что больше не желает видеть Эрика, но спустя пару часов вернулся с кучей хлама, выпытывая из парня прощение.
– Молодой человек, вы уже битый час выбираете вещь, – старушка искоса глядела на парня, всё также по обыкновению закусывая нижнюю губу. – Скоро закроется рынок, а мне надо продать все представленные вещи. Так что если вы не желаете ничего выбирать, то попрошу вас не задерживать очередь.
– Простите, дайте, пожалуйста, набор этих ножей, – Эрик попытался улыбнуться, ловко показывая на нужную вещь.
– Держите, с вам семь рэйдовских монет, – нервно поклонившись и пожелав хорошего дня, он быстрым шагом направился в сторону дома, но замер, увидев толпу кричащих людей. Они рьяно закидывали парня тяжёлыми камнями и пытались вытащить за худые лодыжки из-под старого деревянного стола. На нём практически не было одежды, только небольшой кусок ткани, оставшийся от больничного халата правительственной лаборатории. Он нервно просил о помощи и старался отползти от людей, пряча обеими руками сенсор на своей груди. Тонкий писк поломанного механизма давал ясно понять роботу, что его запасы истощены и их не хватит на создание ещё одного купола. Дыхание сбивалось, и тонкие пальцы болезненно впивались в землю. Народ, бросив едкие фразочки напоследок, оставил умирающего робота на земле, совсем не замечая оставшегося зрителя. Его тонкие пальцы дотронулись до мраморной щеки, скользя вниз к открывшемуся счётчику жизни.
Сейчас в городе нависло страшное время страданий и безысходности. Как бы странно это ни звучало, но люди даже не плакали. Они боялись. Боялись умереть, вот так вот посреди квартиры в печальном союзничестве с одиночеством. Ведь любимых людей уже давно не было рядом. Они не вернутся. Никогда. Они навсегда остались лишь плодом человеческого воображения, плёнкой, которую разум прокручивал раз за разом, забывая о кнопке "перемотки". В этом месте люди могли просто не понимать того, что они сошли с ума, потеряли себя в реальности, оставаясь лишь духом в тонком сосуде. В их груди оставалось место только для умиротворённости и счастья наконец-то сплести пальцы с любимым человеком. Эллиот любил эти сны, где он мог видеть маму и зарываться маленькими ладошками в непослушные
