тела и части тел, будто замысловатые рисунки на обоях: клешни, щупальца, фасетчатые глаза, заостренные крылья. Волна изменений ускорялась, изображения сливались в некий континуум, в бесконечный карнавал всех существ, когда-либо касавшихся этих вод, и, возможно, всех чудовищ и призраков, которых эти создания принесли в своих потаенных кошмарах и фобиях.
Не менее яростными волнами пошла и вода в лагуне. Нас швыряло из стороны в сторону, вверх и вниз. Лодка то появлялась, то исчезала среди бушующей стихии. На мгновение мне показалось, будто Пинки выбросило за борт, но в следующий миг я с облегчением увидел, что он прильнул к банке, стараясь как можно ниже опустить центр тяжести. Мне было страшно за него, но пока лодка оставалась на плаву, я считал, что у него есть шанс.
Сидра пыталась держаться рядом со мной, но стихия начала нас разделять. Стараясь не окунаться с головой в зеленые волны, я протянул руку. Мои пальцы сомкнулись на чем-то, но недостаточно прочно. Высморкав зеленую слизь, я рванулся вперед, но коснуться Сидры не сумел, а висящая в воздухе дымка мешала видеть. Все стало зеленым.
– Сидра! – задыхаясь, выкрикнул я. – Сидра!
И не получил ответа.
Какое-то время я продолжал сражаться за жизнь, хотя понимал, что самым разумным было бы сдаться, впустить зелень в легкие, утонуть, чтобы, возможно, возродиться снова. Но полмиллиарда лет эволюции на суше прошили в моем мозгу неодолимое отвращение к самой мысли о смерти в воде. Это не имело ничего общего с погружением в резервуар на «Косе», оснащенный лучшими достижениями цивилизации. Сейчас я был один, без снаряжения, совершенно голый – тонущий зверек, охваченный первобытным страхом.
Я боролся, но силы иссякали, и вот в мой рот, как в распахнувшиеся наконец перед осаждающим войском ворота цитадели, радостно хлынула зеленая волна. Микроорганизмы штурмовали горло, трахею, легкие; подобно лавовому потоку отыскивали любые щели и каналы. Они следовали по нервам и кровеносным сосудам; они проникли в мозг и установили связь со сгустком, внутри которого я находился, а оттуда со всеми остальными сгустками на Арарате. Меня охватил беспредельный ужас, который сменился покорностью, затем полной обреченностью. А после пришло блаженство растворения в теплом гостеприимном море. Я постепенно переставал ощущать себя как личность, превращаясь в очередной набор образов, готовый слиться с остальными.
Я вспомнил Сидру и Пинки; вспомнил, что явился сюда не просто так. Несмотря на мешанину новых стимулов и ощущений, я продолжал осознавать важность моей миссии; я цеплялся за эту мысль сверхчеловеческим усилием воли. Нужно было просеять всю массу обрушившихся на мой разум впечатлений, и отыскать среди них брата, и воззвать к нему со всем смирением и покорностью.
В мое сознание врывалось множество воспоминаний, которые мне не принадлежали. Не принадлежали они и тем, кого я мог бы назвать людьми. Я видел чужие небеса, чужие солнца, рождающиеся туманности, развеянный прах планет и звезд, картины столь же величественных разрушений. Время кружило мне голову. Я считал, что оно для меня постижимо, но теперь был потрясен собственным невежеством. Время оказалось куда более обширным, холодным и пустынным, чем я мог себе представить. Тяжелые океанические слои времени обрушивались в безмолвную черную бездну, на самом верху которой, освещенном солнцем, парило крошечной пушинкой мое сознание. В этом океане была увековечена история всей Галактики, и все приключения человечества оставили лишь едва заметный след на ее последней странице.
У меня еще сохранилось ощущение физического тела, размытого по краям, но пока не уничтоженного. Хотя я уже не плыл и не дышал, превратившись в уплотнение зеленой массы, имеющее человеческую форму, в сосредоточение живой материи, которое могло с одинаковым успехом раствориться или вновь стать единым целым.
«Помоги Сидре», – послал я мысль. И еще одну: «Не трогай Скорпа».
Волнение в лагуне сменилось яростной бурей. Я находился где-то посреди нее, привязанный к сгустку, будто марионетка, миллиардом нитей. Волны швыряли меня вверх и вниз. Каким-то образом я продолжал осознавать окружающее, пусть и не столь отчетливо. Окружавшие лагуну призраки пришли в неистовство, постоянно меняя облик. В этой кипящей массе вспыхивали огоньки. В воздухе носились спрайты. Сверху нависали пурпурные тучи. Между сгустком и небом то и дело просверкивали молнии, будто замыкая некий чудовищный контур.
Среди меняющегося фона на краю лагуны сформировался округлый зеленый выступ. Он продолжал расти, словно намереваясь связать берега арочным мостом.
Вот он прекратил вытягиваться и начал менять форму. По зеленой слизи побежали волны, и появились пять отростков, обретая вид пальцев.
С неба протянулась зеленая рука и выдернула меня из лагуны. Я увидел себя со стороны – нечто вроде всклокоченной морской звезды с обвисшими щупальцами.
Рука подняла меня выше. То место, где она выходила из берега лагуны, превращалось в грузное туловище, из которого выросла еще одна рука, затем подобная булыжнику голова. Внизу образовались две ноги, громадные, как колонны, поднимая туловище и голову еще выше.
Рука держала меня на уровне головы, похожей на грубое перекошенное изваяние. Когда-то у нее имелось лицо, но его полностью разрушило время, оставив лишь две глазницы, щель рта и очертания подбородка.
И тем не менее я его узнал.
Невил, послал я мысль.
Невил.
Невил.
И великан заговорил:
Как смеешь ты взывать ко мне? Как смеешь обращаться по этому имени?
Я почувствовал, как рука сжимает мое промокшее безвольное тело. И я, и рука состояли из одной и той же материи; мы перемешивались, проникали друг в друга.
Мое имя ты знаешь. Я Уоррен, твой брат.
Пальцы сжались сильнее.
Тебе не стоило возвращаться. Забыл, что я обещал? Разве я не дал ясно понять, что с тобой сделаю, если вернешься?
Лицо обретало глубину и симметрию, превращаясь в зеркальное отражение моего собственного. Под массивными нависающими бровями возникли лишенные возраста пустые зеленые глаза.
Мне нужна твоя помощь, Невил. Нам всем нужна твоя помощь.
Лицо презрительно усмехнулось.
Тебе мало, что я уже один раз умер ради тебя?
Здесь твои друзья. Они понимают, что не могут тебя ни о чем просить. Но есть то, о чем ты знаешь, есть информация, которую ты забрал с собой, и она могла бы нас выручить. Помоги нам, Невил. Помоги человечеству – всему, что от него осталось.
На губах возникла безрадостная улыбка.
И за этим… они послали тебя?
Я сделал два размеренных вдоха – как если бы внутри этой зеленой массы еще оставались грудная клетка, легкие и сердце.
Нет. Я сам себя послал.
Получается, ты забыл о нашей последней встрече. Когда я едва тебя не убил,
