— Господи Иисусе! — прошептала она сдавленным голосом.
То ли Тик действительно не мог видеть неподвижные предметы, то ли он стоял слишком далеко от них и не заинтересовался ими, но он повернулся и отправился обратно к главной улице. Некоторые из его товарищей на него натолкнулись, другие переползли. Рени не могла сказать, то ли они общаются прикосновениями, то ли непроходимо глупы.
— Я не хочу здесь находиться, — сказала девочка.
— Я тоже, но мы здесь. Держи меня за руку и пойдем. Хочешь, я опять спою песню Шпрути?
Каменная девочка покачала головой.
Медленно-медленно, они шли все дальше в город, застывая на месте каждый раз, когда очередной Тик появлялся рядом, и прячась за укрытием там, где только возможно. Рени обнаружила, что благодарна приближающимся сумеркам: темнота может стать их другом, если твари действительно зависят от света. Тем не менее ей очень хотелось оказаться как можно дальше от этих ползающих чудовищ до того, как настанет непроглядная ночь.
Наконец они поравнялись с первым домом, коттеджем из зеленых листьев и извивающихся виноградных лоз. Рени успела бросить взгляд внутрь — даже мебель состояла из растений — и не смогла удержаться, чтобы шепотом не спросить:
— Кто жил в этом городе?
— Главным образом медведи, — сказала Каменная Девочка тихим испуганным голосом. — И немного кроликов. И еще большая семья ежей, Тинкли или Винкли, не по-о-омню… — Из глазных ямок хлынули слезы.
— Шшшшш. Не бойся. Мы…
Три Тика выскользнули из-за угла следующего дома и заскользили через заросшую ежевикой улицу прямо к ним. Каменная Девочка слабо вскрикнула от ужаса и начала падать. Рени успела подхватить ее и поставить прямо, хотя ее собственные ноги тряслись как в лихорадке.
Тики остановились и легли на растительный ковер в полудюжине метров от того места, где стояли Рени и Каменная Девочка. Благодаря своей продолговатой форме у них были и перед и зад, совершенно одинаковые, но Рени не сомневалась, что они находятся лицом к ней. Они что-то почувствовали и теперь ждали.
Один из Тиков пробежал немного вперед к дому. Другой последовал за ним и залез на него, потом они разделились и легли опять, параллельно друг другу. По их телам пробежала рябь из темных и светлых пятен. Глаза сбились к кучу у передних частей тел, три-четыре темных круга прижались к просвечивающей коже.
Каменная Девочка тихонько завыла от страха, и Рени почувствовала, как рука ребенка напряглась. В любое мгновение она могла не сдержаться и броситься бежать. Рени попыталась крепче ухватить ее за руку, но чувствовала, что и в ней быстро поднимается волна паники.
Внезапно, с громким свистом, от которого сердце Рени едва не остановилось, что-то выпрыгнуло из ежевичного ковра прямо перед Тиками — смазанное пятно с дикими сверкающими глазами и серым мехом — и понеслось через двор к свободной улице. Тики полетели вслед за ним, невероятно быстро; казалось, что они едва касаются ежевики. Кролик, размером с ребенка, в крошечном голубом костюме, вылетел на улицу, но был вынужден резко свернуть в сторону, чтобы не налететь на третьего Тика, вставшего на дыбы и раскрывшего пасть, полную неровных зубов. Внезапное изменение направления бросило несчастного беглеца прямо на преследователей. Кролик закричал от ужаса, совершенно по-человечески, и Тики набросились на него, шевелящейся мясистой массой.
Рени утащила Каменную Девочку за дом, подальше от улицы и влажных звуков разрываемого мяса. Им повезло, здесь их не ждал ни один Тик. Она провела спотыкающуюся девочку через улицу, заросшую травой по колено, и они нырнули в дверь следующего дома.
Свет, лившийся через маленькое окно, освещал обычные домашние предметы, сделанные из листьев и лоз — стулья, стол, тарелки, и даже подсвечник, но никого живого. Рени, испуганная и растерянная, стиснула кулаки. Через окно она ясно видела башню церкви, обвитую лозами как майское дерево, до нее было всего несколько дюжин метров, но могла быть и тысяча, с тем же успехом. На земле, между их временным убежищем и башней, расположились сотни бледных тварей.
— Я подумала кое о чем, — объявила Рени. — Не сдавайся. Я вытащу нас отсюда.
Маленькая Каменная Девочка глубоко всхлипнула.
— Правда, т-т-ты сможешь?
— Обещаю, — твердо сказала Рени, обнимая себя и пытаясь перестать дрожать. А что еще она могла сказать?
* * *
Три пустые пластиковые бутылки «Горной розы» лежали на полу перед ним, как отбеленные кости. Длинный Джозеф размышлял и чувствовал, что до отчаяния ему осталось совсем ничего.
«Знал, что это произойдет, выругал он сам себя. Пил бы по капле за раз, глядь и хватило бы надолго…»
Весь ад в том, что он ничего не мог сделать. Сейчас, когда ему так нужен этот теплый целебный напиток, когда в нескольких метрах над ним находятся люди, желающие убить и его, и его дочку, когда он уже несколько недель торчит в бетонной могиле под горой в компании сухаря Джереми Дако — он, можно сказать, своими руками добавил Дель Рея Чиуме в эту смесь, но лучше она не стала — и ему нечего пить.
Он грубо вытер рот рукой. Он знал пьяниц, видел их все время, людей, едва стоявших на ногах, слоняющихся за стенами кабака со старыми пятнами мочи на штанах, от которых пахло, как от разбавителя, с глазами, как у призраков. И это не он. Ни в коем случае. Но от также знал, что может заплатить дорогую цену за небольшое утешение от жизненных неприятностей. И, в конце концов, он не так чтобы любил вкус или даже слабое чувство удовлетворения, когда первые несколько глотков попадали в брюхо. Нет, но вот сейчас он чувствовал, что все тело стало пустым и больным, кости скелета не стоят на нужных местах, а кожа не того размера.
Джозеф проворчал и встал. И вообще, что за дела? Даже если Рени вернется, выйдет из своей электрической ванны, как этот, не-помню-его-имя, а, Лазарь, здоровая, счастливая и гордая своим папой, им все равно не выйти из горы живыми. Не с этой четверкой убийц наверху, которые раскапывают из убежище, как муравьед гнездо термитов.
Джозеф прошелся вдоль мониторов. Мужчины наверху еще не проветрили помещение от дыма, но воздух там явно стал чище. Скоро они опять возьмутся за работу и продырявят бетонный пол. И тогда что — гранаты? Или горящий бензин на их головы, чтобы они сгорели как крысы? Он сосчитал их в полутьме. Да, четверо. По меньшей мере одного они убили костром Селларса. Но это означает, что остальные будут еще более мерзкими, когда время придет.
«Мерзкими? Парень, да ты шуткуешь». Это будет не та из этих простых потасовок в Пайнтауне после пива, кулаки, столы, может быть нож прямо перед тем, как убежать, и даже не эти юнцы с пушками, которые стреляют с таким ужасным шумом, как будто колотят палками по изгороди, и люди останавливаются, с бледными лицами, зная, что случилось что-то плохое…. Нет, это наверняка будет что-нибудь намного худшее.
Внутри все зудело, хотелось немедленно бежать — и как можно быстрее! — под открытое небо. Быть может удастся найти какой-нибудь другой путь наверх, вроде той вентиляционной шахты, которую он нашел раньше. Можно было бы вынуть Рени и ее маленького человека из их ванн, этих обмотанных проволокой гробов, и, что бы они там не делали, жизнь в любом случае важнее.
«А что потом? Бегать вокруг горы, пока эти уроды бегают за тобой в своем грузовике, в котором оружия как в танке?»
Он ударил рукой по консоли и отвернулся. В конце концов он хочет только одного — что-нибудь влить в глотку. Неужели это так много для человека, обреченного на смерть? Даже в Уэствильской тюрьме бедному преступнику дают в последний раз выпить, прежде чем убить его, пиво или вино.
Джозеф остановился, разминая пальцы. В этом большом месте должно быть, нет, обязано быть что-то, что можно выпить — вроде бутылки, спрятанной, пока он выполнял свой долг. Он посмотрел на нишу, в которой Джереми обсуждал с Дель Реем их запасы, свет оттуда падал на бетонный пол, окружавший большую комнату. Джозеф им не нужен. Они совсем не такие как он, человек с руками, не бросающий слов на ветер и даже работавший на богачей буров. Если бы не дочка, он сказал бы им пару ласковых и нашел дорогу наверх.
Он опять потер обратной стороной ладони рот, и, даже не думая об этом — если бы подумал, то понял, насколько это безнадежно и глупо, потому что он уже не меньше полудюжины раз обыскал все место сверху до низу — отправился поискать, не спрятал ли какой-нибудь безликий солдат или техник бутылку с пивом, чтобы скоротать долгие часы дежурства.
«Нет — вина,— подумал он. Если уж мечтать о чем-нибудь неисполнимом, почему бы не о совершенном?— Большая бутылка, полная чего-нибудь хорошего, чего-нибудь ударяющего в голову. Не открытая. Он спрятал ее здесь, когда пришел приказ и они все должны были уйти.— Джозеф отдал честь анонимному благодетелю.— Ты не знаешь, но ты отложил ее в сторону для Джозефа Сулавейо. Как говорится, ты протянул ему руку помощи в трудную минуту».
