была основана. Судя по данным диагностики, оболочка скафандра обуглилась лишь на несколько миллиметров, и чем глубже погружался резак, тем меньше были повреждения. Это радовало. Внутренние слои, непосредственно граничившие с полостью для тела, имели обычную структуру. Скафандр леди Арэх никак не сопротивлялся моему вторжению.
Я прорезала узкую щель вдоль визора, через шейное сочленение и верхнюю часть груди. От поврежденных слоев скафандра исходил запах, такой едкий, что жгло в глазах. Все это время я ждала, что в нос ударит нечто ужасное – вонь жареной или разлагающейся плоти.
Пройдясь по животу леди Арэх, я остановилась на уровне ее бедер. Щель все так же выглядела черной линией, края почти соприкасались. Я выключила инструмент, вернула перчатку в исходное состояние. Оглядываясь на вход в помещение для скафандров, откуда мог вот-вот появиться Пинки, я просунула пальцы в щель над грудной клеткой. Потребовались немалые усилия, с которыми мои мышцы вряд ли справились бы в одиночку, но скафандр наконец поддался с шипением и треском. Щель расширилась, и вырвавшаяся из него вонь едва не заставила меня отшатнуться. Я закашлялась, отгоняя ладонью смрад от ноздрей, но это не был запах тела, пострадавшего от огня или гниения. Это были всего лишь последствия многодневного пребывания человека в скафандре с отказавшими системами фильтрации и переработки отходов.
Всего лишь естественный результат жизнедеятельности.
Я вытащила леди Арэх из скафандра. Покрытая склизкой массой, она была похожа на новорожденного. И никак не реагировала, но была жива, хотя и без сознания.
– Ах ты…
Я повернулась к Пинки:
– Ни слова, Скорп! Ни единого долбаного слова!
– Ты меня обманула, сволочь!
– Зато тебе не пришлось вскрывать скафандр. – Я отвела волосы леди Арэх со лба. – Я не знала, что́ мы найдем. Если бы все оказалось безнадежно, то мне не хотелось бы, чтобы ты ее увидел. Ты и так уже видел достаточно. И достаточно пережил.
Его злость отчасти угасла, но грудь продолжала тяжело вздыматься, а руки крепко сжимали превосходный набор режущих устройств, с которыми он вернулся.
– А если я сейчас разрежу тебя на куски?
– Можешь попробовать. – Я прижалась лбом ко лбу леди Арэх, обняв ее, как последнюю надежду и опору во Вселенной. – Есть! Ощущается деятельность мозга. Она жива.
Мои глаза были закрыты. Я чувствовала, как ее кожа липнет к моей. Амортизирующий гель, находившийся в ее скафандре, когда она вышла из «Косы», превратился в вязкую, комковатую, жирную грязь.
– Она жива.
– Хочу, чтобы она жила, – буркнул Пинки и выпустил из пальцев резаки, которые тут же поплыли прочь.
Леди Арэх вернулась к нам три дня спустя.
Мы с Пинки ждали, дежуря у ее койки. Наблюдали за ней часами, почти не разговаривая. После того как мы выловили скафандр, «Коса» постоянно ускорялась, и я рассчитывала, что на оставшемся пути до Харибды не возникнет никаких осложнений.
– Пинки, – произнесла леди Арэх, увидев свина. – Дорогой мой Пинки! Ты все-таки меня нашел. Или какая-то незарегистрированная часть моего мозга создает очень правдоподобную фантазию.
Пинки ущипнул себя:
– Кажется, я настоящий.
– Мне тоже так кажется. Сколько прошло времени?
– Двадцать шесть дней, – ответил он. – Ты летела сквозь систему со скоростью несколько сотен километров в секунду. Мы подобрали тебя три дня назад, и ты только сейчас очнулась. Сколько всего времени пробыла без сознания, мы не знаем.
– Камень был у меня?
– Да, вернулся в коллекцию.
– Хорошо. Неизвестно, на что мы можем рассчитывать с девятью, но с восемью вообще не было шансов.
– Вижу, талант повышать наш моральный дух не утрачен, твоя светлость.
– Ты тоже не утратил таланта напоминать о пределах моих возможностей, Пинки, – улыбнулась она. – За что я по-прежнему тебе благодарна. – Затем она обратилась ко мне: – Я тебя чувствовала, Клепсидра. Ты пыталась вытащить меня на свет. Спасибо.
– Ты слишком долго пробыла в скафандре, – сказала я.
– Наверняка ты видела, в каком он состоянии. Последнее, на что он был способен, – поддерживать во мне жизнь, и даже за нее в конце пришлось сражаться.
– Твой сигнал ослабевал.
– Я сама уменьшила его интенсивность, чтобы сберечь энергию. Рискнула, рассчитывая, что ты уже обнаружила сигнал, когда он был сильным. Надеялась, что твой корабль приближается к тому месту, где я нахожусь.
– В самом деле рискованно.
– Зато теперь ты можешь мной восхищаться. Пан или пропал, без вариантов. – Она чуть наклонила голову. – Да, это действительно ты, Клепсидра. Но что-то изменилось. – Внезапно ее взгляд встревоженно заметался. – Где Клавэйн? Я ожидала увидеть и его.
– На Арарате кое-что произошло, – сказал Пинки.
– Вы получили информацию?
– Да, – ответила я, слегка опешив от столь прямого вопроса. – И она вполне надежна. Мы знаем, где наша цель, и уже летим к ней. Как только корабль объявит, что ты достаточно здорова, мы погрузимся в криосон.
– Клавэйн поплыл?
Я кивнула:
– Клавэйн поплыл.
– И его встреча с братом состоялась?
– Состоялась моя встреча с братом, леди Арэх.
Нахмурившись, она смотрела на меня – сперва озадаченно, потом с сомнением, а затем будто начиная что-то понимать.
– Ох, Клепсидра…
– Вот уж действительно – ох.
– Кем ты стала?
– Тем, чего прежде не существовало. Чем-то новым во Вселенной.
– До чего же странные наступают времена…
– И это говорит женщина, которую выплюнула звезда, – проворчал Пинки.
Часть седьмая
Гнездостроитель
Харибда не представляла собой ничего особенного – еще один ледяной гигант с не слишком интересными погодными условиями и широко распространенной водородно-гелиевой химией, голубой шар диаметром пятьдесят тысяч километров, сопровождаемый гирляндой из тонких, как проволока, колец и выводком чахоточных лун, преимущественно грязных ледяных глыб. Ни в планете, ни в ее спутниках не было ничего достойного внимания. Подобные небесные тела возникали в Галактике с той же монотонной регулярностью, что и обкатанная волнами галька на пляже. Но именно потому, что этот ледяной гигант ничем не выделялся, он был идеальным укрытием. Ищущий убежища в лесу никогда не выбрал бы одиноко стоящее дерево.
Если бы Невил и Галиана прилетели сюда позже, уже занеся в каталог десяток похожих гигантов, они, возможно, не стали бы так тщательно его исследовать. В этом смысле нам повезло, поскольку в противном случае датчики «Сандры Вой» нипочем бы не обнаружили признаков аномалии, парящей глубоко под слоями окутывавших планеты облаков.
Ледяные гиганты не обладают четко определенной поверхностью, если не считать таковой их ядро. Они почти полностью состоят из атмосферы, газ в которой переходит в жидкое состояние, а затем превращается в ледяную мантию вокруг железного слитка величиной с Землю,
