И тотчас из-за сильного натяжения одна за другой стали рваться волокна и канальцы стебля. Он ощущал постоянное падение, и страшное головокружение, и тошноту. И одновременно что-то отчаянно сопротивлялось внутри Василия, доставляя все большую боль, которая не имела никакой привязки к телу, но вонзалась в центры ощущений. Из-за этого он закручинился, завыл, застонал, а взгляд его потемнел.
Вскоре в темноте осталась лишь одна мерцающая ниточка, кроме нее он ничего не различал.
Он двинулся по этой ниточке, становясь маленьким и незаметным. Боль закрасилась приятными, хотя и странными ощущениями. В конце концов он усох, стянулся в точку, он пришел туда, откуда когда-то явился, откуда пророс и выплыл, где не было ни времени, ни пространства, ни боли, ни мысли, ни привязанности, ни хорошего, ни плохого, ни «ты», ни "я"…
Освободившись от мрака, он понял, что лежит на одеяле, постеленном поверх еловых лап, рядом с небольшим костерком.
Боли не было, только сильная слабость. Над ним склонялось лицо Умай. Круглое и светлое как луна.
— Посторонняя душа свернулась в тебе до размеров пшеничного зерна и соскользнула к отверстию тазовой кости. Если ты ее не разбудишь, она таковой и останется. Более того, через три года ее втянет и поглотит душа твоей плоти, которая там живет.
Василий никогда не был любителем экзотики: африканок, вьетнамок, француженок… Ему всегда нравились тощие крашеные под блондинок девушки, что, конечно, было неоригинально и плоско. Но сейчас ему крепко пришлась по душе эта толстомясая азиатская ведьма.
Зарубка 4. (лето-осень 2001 г., Западная Сибирь — Москва) «От каждого по способностям, каждому — по ушам»
На следующий день после возвращения из тайги Василий снова отправился в медпункт. Сканер благополучно проработал всю неделю, пока пациент отсутствовал. То есть, проработал бы, кабы не сдох на неделю дизельгенератор.
Когда Василий снова встал перед прибором и повернул к себе экран компьютерного монитора, он еще не знал, чем завершится процедура, и приготовился сильно расстроиться.
Впрочем,перед зеркалом он уже убедился: красные прожилки исчезли с лица, спины, груди и живота. Вокруг самого Василия тоже было нормальное пространство, без всяких прожилок, каналов и незримых троп, а взамен симфонического пения окружающей среды вернулись прежние тоскливые звуки скрипящих дверей и лающих собак.
Василий провел сканером вдоль всего организма, пристально глядя на экран компьютера: и никаких тебе следов той самой ящерной структуры. Лишь довольно бодрая окраска в районе желудка — ну да это гастрит.
Василий увеличил разрешающую способность сканера — и опять ничего не засек. Подумал было о технической неисправности и прогнал тесты — сплошной окей. И только, когда запустил софт гиперсканирования, обнаружил небольшое зернышко между крестцом и отверстием тазовой кости — вот и все, что осталось от «ящерки». [3]
А следом подумалось, что это зернышко — возможно, вполне естественная врожденная деталь его тела, он же не доктор. И вообще, наверное, многое из того, что он «увидел» и «услышал», надо отнести на счет экстраморфина, водки, супчика из мухоморов и варева, которым угощала Умай. Дьявольское ведь получилось сочетание продуктов. Ну да, именно экстраморфин — исток всего это бреда, в котором теперь не разберешь, где правда, таинственное природное явление, а где наглый глюк. А красные прожилки — это просто дерматит, а всякие низкотемпературные структуры, сидящие внутри тела, — это просто неисправности сканера, или сбои программного обеспечения.
Развенчав все недавние ужасы, Василий утопил остатки экстраморфина в первом же туалетном очке. А потом был недельный запой, далее охота, рыбалка, и снова все повторилось, то есть, запой, охота, рыбалка. Так пролетел месяц в чисто мужских радостях. В конце концов прилетели то ли геологи, то ли зоологи в голубом вертолете. Эти люди уходили в тайгу, а обратно аппарат летел порожняком и пилот был согласен взять попутчика, развлекающего его пустопорожними разговорами.
И пришлось Василию вспомнить о том, что он хороший семьянин, и возвращаться домой, в Питер, где он ожидал получить большую взбучку от жены, сопровождаемую быстрым прикладыванием ладоней к его щекам. Но рукоприкладства не получилось. Жена, и папаша, и сынок, все отвалили по холодку за кордон на постоянное место жительства. Какая-то бумага, на которой Василий расписался, не глядя, где-то с полгода назад, оказалась документом об отсутствии имущественных претензий к супруге.
Любимая семья укатила на Запад. Василий узнал об этом 25 июля 2001 года.
А 5 августа начались беспорядки в Нью-Йорке. С Куинса заваруха перекинулась на Бронкс и Бруклин. Буйная толпа, состоящая из представителей низов и боков общества, чистила подряд магазины, поджигала лимузины и била на улицах любого, кто ей не нравился. Наркоманы курочили больницы, вытаскивая все, что годится для ширяния. Гомики трахали сплошняком то, что движется. Некрофилы — то, что не движется. Бомжи валялись в будуарах за миллион долларов с грошовыми раскосыми шлюшками и гадили по примеру всех революционеров в вазы севрского фарфора. В первые часы бунта полиция еще силилась навести порядок, а потом, потеряв от огня неизвестных снайперов с десяток человек, уже не совалась в опасные районы. Зато неизвестная дотоле группировка, назвавшая себя «Черные львы ислама», через своего лидера, доктора Джафара Акбара, заявила, что ситуация у нее под контролем, все схвачено, и, в самом деле, разбой на улицах прекратился. Но зато начались обыски с побоями и захват заложников в домах. А кроме того, снайперы стали просачиваться на Манхэттэн и бить в лоб, кого ни попадя.
7 августа «Черные львы ислама» заняли одну из башен Международного центра торговли, и заодно растеклись по всем улицам восточнее Бродвея. Только после этого полиция признала, что не вполне владеет обстановкой. На момент такого стыдливого признания уже более трехсот человек переехало в морг за счет огнестрельной или ножевой дырки, а боевики-исламисты при помощи захваченных в плен финансистов уже пустили на свои нужды около десяти миллиардов долларов. В город были введены подразделения национальной гвардии — днем, чуть ли не торжественным маршем; оттого-то, наверное, и попали под плотный огонь снайперов с гранатометчиками, оказались отрезаны и почти полностью полегли. Брошенные на прорыв части морской пехоты и 101-й аэромобильной дивизии не смогли преодолеть под обстрелом минные заграждения и надолго завязли. Уже тогда отмечено было, что боевики пускают в ход чрезвычайно эффективное для городской войны оружие — преследующие кибермины «тараканы», вакуумно-вихревые боезаряды, «умные» ракеты и игольчатые пули. А также налегают на пропагандистскую работу. Редкая газета не писала о том, что правительство уничтожает собственный город, что с вооруженной оппозицией, представляющей обездоленные социальные слои и нацменьшинства, надо вести мирные переговоры.
К тому времени разразился мировой финансовый кризис — банкиры и фирмачи, попавшие в лапы «Черных львов ислама», пытались перевести на новые счета и обналичить огромные суммы, по их указаниям проводились авантюрные валютные спекуляции и перепродажи акций.
Первая попытка вызволить заложников в МЦТ обошлась дорого. Боевиков сбрасывали клерков, погибших под перекрестным огнем, к подножию небоскреба и вскоре там образовалось сплошное кровавое болото. Почти все политики, вся пресса требовали прекратить штурмовые операции и пойти на условия, выдвинутые «Черными львами» — в том числе снять арест со счетов тех воротил, которые были захвачены исламистами. Но президент Соломон Перлман понимал, что это приведет к мировому экономическому краху, и дал директиву на наступательные действия. Международный центр торговли заняла совместная американо-израильская антитеррористическая группа, которая предварительно залила небоскреб быстро твердеющим металлопластиком с помощью стратегических бомбардировщиков. Город Нью-Йорк был очищен от боевиков в результате месячных боев.
Погибло около 2000 военнослужащих и полицейских, а также 27 тысяч мирных жителей, в том числе, конечно, и участников бунта. Потери собственно боевиков — «Черных львов» никто так и не узнал. В ряде районов, где исламисты применили отравляющие вещества и патогенную микрофлору, были проведены успешные дегазации и дезинфекции. Тем не менее, президент Перлман заработал прозвище «нью-йоркский мясник».
Особенно вменялись ему действия проправительственных казачьих сотен, сформированных на Брайтон-Бич — в самом деле, казаки вешали да пороли бомжей и мусульман без особого разбора.
В ряде американских городов начались еврейские погромы, которые были пресечены с помощью израильских добровольцев, переодетых в индейские костюмы. Из-за этого слова «индеец» и «иудей» стали практически синонимами.