Удержать небо - Лю Цысинь

– Независимая эволюция такого рода имела место лишь в доисторическую эпоху галактики, – ответил сенатор. – Если наши записи о тех временах верны, мои далекие предки жили в глубинах океана морской планеты. Они жили и умирали там во тьме, их правительства образовывались и сдавали полномочия, а затем в какой-то момент они почувствовали жажду приключений. Они запустили летательный аппарат – плавучий прозрачный шар, который медленно поднимался к поверхности океана. На поверхности они оказались глубокой ночью. Путешественники в этом корабле стали первыми из моих предков, кто увидел звезды. Вы способны представить себе их чувства? Способны представить, каким великолепным и таинственным было для них это зрелище?

– Эта эпоха была исполнена страстей и стремлений, – подхватил Верховный архонт. – Планеты земного типа были для наших предков завершенным безграничным миром. Из своего дома в зеленых водах планеты или на ее пурпурных лугах они с благоговением смотрели на звезды. Таких чувств мы не испытывали уже десятки миллионов лет.

– Я испытываю их сейчас! – сказал сенатор, указывая на голографическое изображение Земли – сияющий голубой шар, над поверхностью которого плыли, струясь и вздымаясь, белые облака. У сенатора было такое чувство, словно он нашел жемчужину в глубинах океанского дома своих предков. – Такая маленькая планета, населенная организмами, живущими своей жизнью, лелеющими свои мечты, совершенно ничего не ведающими о нас и о раздорах и разрушениях, происходящих в их галактике. Им Вселенная должна казаться бездонным колодцем надежд и мечтаний. Это похоже на древнюю песню.

И он запел. Ауры всех троих стали единым целым, покрывшись рябью розовых волн. Он пел старую песню, дошедшую от забытых истоков цивилизации. Она звучала непривычно, таинственно, одиноко, но, когда эти звуки разнеслись через гиперпространство к сотням миллиардов звезд в галактике, бесчисленные существа услышали их и ощутили первозданные мир и покой.

– Самое непостижимое в этом мире – то, что он постижим [4], – сказал Верховный архонт.

– Самое главное, что можно постичь, изучая Вселенную, – это ее непостижимость, – ответил сенатор.

* * *

К тому времени когда дети закончили рыть могилу, на востоке уже брезжил свет. Они отнесли туда тело своего учителя на двери, которую сорвали с классной комнаты, и опустили вместе с ним в могилу две коробки мела и потрепанный учебник. А на холмике они положили большой плоский камень и написали на нем мелом: «Могила господина Ли».

Корявые иероглифы смоет первым же дождем, и довольно скоро местные жители забудут и о могиле, и о том, кто лежит в ней.

Краешек солнца вылез из-за холмов, бросив золотой луч на спящую деревню. Заросшая густой травой долина все еще лежала в тени, но в росинках уже ярко играли отблески зари. Одна-две птицы начали робко пробовать голоса.

Дети возвращались в деревню по узкой дороге. Вскоре их не по росту длинные тени рассеялись и пропали в бледной утренней туманной дымке, поднявшейся над долиной.

Им предстояло жить на этой древней бесплодной земле, но даже неизменная скудость урожаев не сможет изгнать надежду из их сердец.

* * *

Посол уходил последним. Он стоял на пустой площадке перед огромным холодильником, в котором находилось 400 000 замороженных людей. Еще 200 таких же сооружений были разбросаны по всему миру. «С виду это больше всего походит на гробницу», – с содроганием подумал посол.

Хуа отказалась отправиться с ним. Она соответствовала всем требованиям к переселенцам и обладала вожделенной миграционной картой, но в отличие от тех, кто стремился к новой жизни в будущем, испытывала неразрывную привязанность к нынешнему, реальному миру. Она останется здесь, а посол в одиночку отправится в путешествие протяженностью в 120 лет.

Посол отбыл час спустя, утонув в жидком гелии, который заморозил его тело почти до абсолютного нуля, как и еще 80 миллионов людей, отправившихся под его руководством в перелет по трассе времени.

Мимо скользило недоступное для восприятия время, Солнце неслось по небу падающей звездой, рождения, любовь, смерти, радости, печали, потери, погони, борьба, неудачи и все прочее, что присуще внешнему миру, неслось мимо, как товарный поезд…

…10 лет… 20 лет… 40 лет… 60 лет… 80 лет… 100 лет… 120 лет.

На всем протяжении гиперсна при самой низкой температуре, какая только бывает в природе, сознание замерзало, как и тело, и потому само существование времени оставалось незаметным, пока посол не проснулся с ощущением, что система охлаждения вышла из строя и он оттаял, едва только его успели заморозить. Но гигантский плазменный дисплей атомных часов напротив сообщил ему, что прошло 120 лет, то есть полторы жизни, и что они сделались изгнанниками во времени.

Передовая группа из 100 человек проснулась на прошлой неделе, чтобы установить контакт. Ее капитан сейчас стоял перед послом, который еще не совсем пришел в себя и был не в состоянии говорить. Капитан же в ответ на вопрошающий взгляд лишь покачал головой и вымученно улыбнулся.

Глава правительства пришел прямо в зал управления морозильника, чтобы приветствовать прибывших. Он казался усталым и каким-то потрепанным (впрочем, точно так же выглядела и вся его свита), что немало изумило посла – тот никак не ожидал увидеть такое через 120 лет после своей прежней жизни. Посол вручил письменное обращение от правительства своего времени и передал приветствия своего народа. Глава государства был немногословен, но крепко пожал руку посла. Жест был таким же грубым, как и лицо правителя, и у посла возникло ощущение, что за прошедшее время положение изменилось не настолько сильно, как он себе представлял когда-то. Ему от этого стало теплее.

Но это тепло напрочь исчезло в