— Не знаю. — За тонким фасадом ее спокойствия скрывалось глубокое разочарование. Пол Джонас обрадовался, что не может видеть ее насквозь. — Я спрошу его.
Его разбудил мерцающий свет.
После длинного бесконечного вечера он наконец сумел заснуть, хотя ему мешало — или помогало — больше вина, чем обычно. Первая несвязная мысль — оконные шторы сломались, и мечутся как сумасшедшие вверх и вниз, сигналя ему, что пришел рассвет. Только немного придя в себя и сев на кровати, он сообразил, что это вспыхивает и гаснет стенной экран.
«Вызов…? с изумлением подумал он. Почему без звонка? Мгновенный приступ страха. Тревога. Сработала система безопасности. Башня горит».
Он соскочил с кровати, спотыкаясь бросился к окну и раздвинул шторы. Снаружи царила глубокая ночь, внизу темнел миниатюрный город, освещенный оранжевым светом нефтяных вышек, единственных соперников звезд. По блестяще-темным стенам башни не бежало никакое пламя, вообще не было ни малейшего следа какого-нибудь беспорядка. Наверно экран испортился.
«Пол Джонас».
Он резко повернулся, но в комнате не было никого.
«Пол Джонас». Голос, пришедший ниоткуда, негромкий и навязчивый, как жужжание мухи у подоконника.
— Кто… кто это? — Но он знал даже раньше, чем спросил. Последние следы бестолковой пьянки исчезли. — Ты… Ты друг Авы?
— Авиаль, — выдохнул голос. — Ангела… — Стенной экран опять замигал, потом расцвел. Его наполнила Ава — не такая, какой она была сейчас, но Ава, освещенная светом солнца, сидящая под деревом, в широко раскинутых руках крошки для птиц, которые окружают ее, как толпа восхищенных лилипутян.
— Кто ты? — спросил Пол. — Почему ты разговариваешь с Авой — с Авиталь? Что ты хочешь от нее?
— Хочу… хочу… безопасности. Безопасности Авиаль. — Голос говорил со странным выговором, как больной афазией. Пол был готов даже пожалеть его, но что-то в этом запинающемся нечеловеческом голосе пугало его до смерти.
— И кто ты такой?
— Потерявшийся. — Он застонал, шипящий шум, как помехи при связи. — Потерявшийся мальчик.
— Потерявшийся… где? Ты где?
Долгие мгновения молчания, потом образ Авы зарябил, исчез и сменился неровно мерцающими квадратами света. — Колодец, — наконец сказал он. — Внизу, в черном черном черном. — Он опять хрипло застонал. — Внизу, в черном колодце.
Все волоски на теле Пола встали дыбом. Он знал, что не спит — об этом кричал каждый трепещущийся нерв — но разговор скорее напоминал падение в ночной кошмар.
Он отчаянно поискал, за что можно зацепиться. — Ты сказал, что хочешь безопасности Авы, хочешьаид защитить ее, верно? От кого?
— Жонглер.
— Но он ее отец! Неужели он может что-то сделать ей…?
— Не отец! — простонал голос. — Не отец!
— О чем ты говоришь? — Семейное сходство налицо, хотя жестокие ястребиные черты лица Жонглера в его дочери стали более мягкими и нежными. — Я не понимаю…
— Пожирает детей, — опять простонал голос. Жонглер. Грааль. Помоги им. Слишком много боли. И… — Квадраты замигали быстрее, пока не превратились в почти осязаемую вспышку света. Пол беспомощно глядел на экран. — Всех детей…
Свет замигал еще быстрее, стал очень ярким и ему показалось, что стена комнаты исчезла. Каким-то образом он упал в этот свет, в бесконечное сияние, призрачный голос оказался везде, могучий и потерянный.
«Грааль. Пожирает детей. Так много!.. Делает им больно!»
Он горел, как в огне, но ничего не мог сделать, потому что свет пронизывал его, лился сквозь него и сжигал его глаза; мозг превратился в кусок чистого кристалла. Начали появляться лица, лица детей и это были не просто картинки: он знал каждого ребенка, знал их жизни и истории, даже если они проносились мимо него как стайка воробьев, схваченная ураганом. Сотни крошечных сознаний пролетели сквозь него, затем тысячи, каждая казалась узлом болезненной темноты в море сияющего света, каждая была драгоценна и обречена на смерть. Потом темные вихри стали складываться в новую форму — большой серебряный цилиндр, плавающий в черной пустоте.
— Грааль, — сказал голос, умоляюще и печально. — Для Жонглера. Пожирает их. Ad Aeternum[56]. Навсегда.
Пол обнаружил, что у него есть голос, но нет легких, которые могли бы вдохнуть воздух, и горла, которое могло бы закричать.
— Прекрати! Я больше не хочу ничего видеть!
Но ничего не прекратилось и он потерялся в буре страданий.
Он проснулся на ковре, в окно лился настоящий утренний свет. Голова казалась гниющим кочном капусты, неуверенно качающейся где-то над шеей. Он был несчастен.
И испуган до смерти.
Ночью он испытал то, что никак мог объяснить. Он не стал оскорблять себя, утверждая, что видел плохой сон — детали врезались в память навсегда, само положение на ковре перед экраном говорило без слов. Простых путей для объяснения не было. Ясно как день, с ним говорил не какой-нибудь хакер. В призраков он не верил, особенно в таких, которые появляются на стенном экране. Так что же все это значит?
Пол сел у окна, руки тряслись. Внизу, прямо под ним, только что пришвартовался один из кораблей на воздушной подушке, весело выкрашенный в бело-голубой цвет; ему этот паром показался увеличенной версией лодки Харона, везущей своих пассажиров в Аид, в котором он сам уже давно жил.
Он встряхнулся. Ему страстно захотелось оказаться где-нибудь в другом месте, все равно где. Хватит. Он не может оставаться в этом черном здании. Он должен двигаться, ему нужно выйти наружу. Может быть тогда он сможет чего-нибудь придумать.
Одевшись, он почувствовал укоры совести. Ава. Если он просто исчезнет, хотя бы только на одно утро, она будет напугана. Опасаясь, что не сможет оторвать себя от нее, он решил не подниматься в ее дом и оставил сообщение у одного из многочисленных помощников Финни. «Мистер Джонас сообщает, что его мать умерла и он должен заняться ее похоронами. Его не будет весь день. Пожалуйста, попросите мисс Жонглер продолжить изучение геометрии и прочитать две главы Эммы. Занятия возобновятся завтра, в обычном порядке.» Тем не менее он чувствовал себя виноватым, так же, как и тогда, в детстве, когда прогуливал школу.
«Я должен проветриться, сказал он себе. Хотя бы ненадолго».
Выйдя из лифта в огромном вестибюле и идя к главной двери, Пол не смог побороть себя и обернулся, проверив, не идет ли кто-нибудь за ним.
«Но вроде бы, уходя из Ада, ты не должен оглядываться. Откуда это, из легенды об Орфее? То, что ты не должен глядеть назад?»
Как бы там ни было, за ним не шел ни плачущий призрак, ни одетый в черную форму охранник, хотя в огромном вестибюле было столько народу, что невозможно было сказать что-то наверняка. Волна смешивающихся голосов ударялась в мраморные стены зала и в кристаллический пирамидальный потолок, похожая на рев океана, как будто обрел голос поток детских лиц, ворвавшихся в его сон.
Он на мгновение задержался на площади перед главными дверями, и посмотрел вверх, на башню — высокий как гора палец из черного стекла, миллион черных просвечивающих панелей, соединенных между собой. Если это действительно ворота в нижний мир, неужели он, такой дурак, собирается вернуться назад? Он решил заняться кое-какими исследованиями, которые лучше делать подальше от огромной сети Джи Корпорэйшн, но что тянет его обратно? Обреченная девочка? Нужно иметь намного больше власти, чем есть у него, чтобы сломать ее золотую клетку. Что-то, что называется Грааль, угроза всем детям этого мира? Конечно он может намного больше сделать находясь снаружи — например сообщить эту тайну некоторым серьезным журналистам — чем внутри, под непрерывным наблюдением.
«А не должен ли я уехать? Просто взять и уехать? Черт побери, разве эта работа? Да это безумие, вид паранойи, вот и все».
— С вашим значком что-то не в порядке, — сказала женщина. Он видел трап парома по другую сторону закрытой стеклянной двери, но дверь не собиралась открываться.
— Что вы имеете в виду?
Юная женщина нахмурилась, глядя на символы, пляшущие на внутренней стороне ее очков.
— Я не вижу разрешения на выезд с острова, сэр. Боюсь, что вы не можете уехать.
— Что-то не в порядке с моим значком? — Он поглядел на нее, потом на трап, всего в нескольких метрах от него. — Тогда оставьте себе эту проклятую штуку.
— Вы не можете уехать, сэр. Служба безопасности не дала вам разрешения. Вы можете поговорить с моим начальником.
Прежде, чем полдюжины резких словечек успели сорваться с его языка, охранники — те самые, которых он наполовину ожидал увидеть в вестибюле башни — проводили его к спокойному офицеру для того, чтобы, как они уверяли, разрешить маленькое недоразумение.
