обратно в рукав.
— Поешь! — велела она.
— Поем, — без энтузиазма согласилась Сталь, отвернувшись к экранам, мигавшим над телом новенького.
— Не ладится? — Раисмихална бросила на того подозрительный взгляд.
Сталь кивнула:
— Загадочный парень. Но мы разберёмся.
— «Мы»! — скептично хмыкнула Раисмихална.
— Сегодня Сага дежурит… — Сталь замолчала, будто взвешивая, стоит ли сказать то, что хотела, но собеседница поняла её с полуслова.
— Угу, — ухнула она за её плечом. — Пригляжу. Опять рассобачились?
Сталь покачала головой:
— Задела её раны.
— Ну-у!
— Вот не начинай.
— Извинилась бы. Самой же тошно. И не морозь меня своим лазером, я и похлеще тебя глядеть умею, да так, что стёкла очечные повылетают, — проворчала Раисмихална и, помолчав, вздохнула: — Вот вроде учёная ты, Сталь, а ума — как воробьём насрато…
Она развернулась и, чуть прихрамывая, пошла к выходу, угловато взмахивая острыми локтями.
— Парня прикрой, а то ж ведь срам, — взявшись за дверную ручку, добавила она.
— Я ещё с ним не закончила.
— И поешь! У тебя уж с голодухи мозги не шуруют. А рогалики сегодня удались.
— С маком? — Сталь обернулась на собеседницу.
— С цианидом, — беззлобно буркнула та, открывая дверь. — Специально ведь для тебя пекли.
Сталь усмехнулась себе под нос, проводив Раисмихалну неуловимо потеплевшим взглядом.
…Когда в смотровую пришли Профессор и Сага, Сталь едва сдерживала нервозность: почти весь день потратить на попытки выяснить о новеньком хоть что-то, и не продвинуться дальше физиологических характеристик! Узнать о нём больше, чем она смогла, невозможно по объективным причинам, но ощущение проваленной работы свербило на изнанке век, словно попавший в глаза песок. Да ещё Сага, не потрудившаяся даже подойти ближе, стояла, подперев плечом косяк, и смотрела враждебной чернотой своих полыне́й.
— Вы бы его, кстати, хоть прикрыли…
В голосе Профессора улавливался упрёк.
— Он без сознания. Ему всё равно, — отсекла Сталь.
Она рассказала о том, что удалось выяснить. Профессор с извечной своей вежливостью засомневался в очевиднейшем, и зыбь раздражения прокатилась под кожей Стали, поднимая иголочками прозрачные волоски на предплечьях.
— Я изучила его тело — каждый миллиметр — на остаточные следы чипирования. На случай, если вдруг чип был вшит куда-то ещё, а не в сгиб локтя. И ничего не нашла.
Сталь сделала многозначительную паузу. Да, она терпеть не может обследовать новеньких. Она терпеть не может самих новеньких — потому что Город опять кого-то забрал, а ей теперь смотреть на то, как он станет ломать их и корёжить, и на то, во что они в итоге превратятся, когда он размозжит их нутро. А он это сделает. А она — она будет ненавидеть их, потому что не выдержали и сдались. И ещё больше — потому что у неё на глазах.
Она бы предпочла ничего о них не знать. Вообще ничего. Но она продолжит обследовать новеньких и расшифровывать их чипы — их прошлую, навсегда утраченную жизнь, — ведь кто-то должен взять на себя эту работу и делать её как следует. А Сталь всегда работает на совесть. Поэтому не надо ей тут намекать, что она из-за халатности упустила нечто важное! Такого просто не может быть.
В разговор вмешалась Сага. Её наблюдения, как всегда, интересны, но они лишь повысили тревожный накал Стали, спрятанный за маской холодной собранности.
— Если есть вероятность того, что он опасен, лучше его изолировать. Не нужно так смотреть на меня, доктор Сага, сегодня ваше дежурство, и я беспокоюсь о вас так же, как о любом другом из моих людей.
— Ух ты! — Сага саркастично вскинула бровь. — Я справлюсь, доктор Сталь. Он не похож на мокрушника.
Переносицу Стали рассекла недовольная морщинка: «опять этот сленг!».
— А вы что думаете, Профессор? — спросила она.
— Кем бы он ни был, Город точно знает, кто этот парень, раз он ему зачем-то понадобился. Нам остаётся лишь подождать, когда всё встанет на свои места. Не волнуйтесь, Город не допустит, чтобы кто-то (или что-то) угрожало нашему благополучию.
— Да, в этом вопросе Город конкурентов не терпит, — хмыкнула Сага.
— Вы несправедливы. Город заботится о тех, кто ему служит, и вы знаете это на собственном опыте, Сага, — спокойно ответил ей Профессор. — А сейчас простите, меня ждут.
Он попрощался с обеими женщинами и вышел из смотровой.
— Видите, доктор Сталь, нет причин для беспокойства: Город обо мне позаботится!
Сага по-хозяйски уселась за письменный стол, отставила в сторону поднос с забытым чаем и рогаликом — как раз на раскрытую толстую тетрадь, испещрённую убористым почерком Стали.
Та поджала губы, вытащила из-под него свои записи. Убрав их в сумку, повесила её на плечо и холодно пожелала:
— Спокойного дежурства, Сага! — и, кивнув на поднос, добавила: — Рогалик — с цианидом. Угощайтесь.
Как только Сталь вышла из смотровой, Сага поднялась из-за стола, подошла к телу новенького. «Раз, — начала она мысленный отсчёт. — Два…»
Приборы мерно попискивали, все показатели были в норме.
«Пять. Шесть».
Сага помнила, как сама очнулась на этом же столе. И помнила, как её колотило от холода в первые сутки — Город словно морозил изнутри. Хотя в то время и Сталь ещё не пренебрегала одеялами, и на железном смотровом столе лежал тонкий матрасик — всё как для живых, а не как сейчас — будто для трупов.
«Восемь. Девять».
У новенького посинели губы: не очень-то ему тепло под халатом Профессора.
«Десять».
И ровно в этот момент за дверью по бетонному полу взвизгнули ножки стула, словно кто-то не слишком ловко на него уселся.
Сага выглянула в коридор:
— Раисмихална?
Пожилая женщина подняла недовольный взгляд от раскрытого сканворда, в одну из клеточек которого уже нацелила карандаш.
— Принесите мне плед, пожалуйста.
— Плед? — переспросила Раисмихална так, будто доктор у неё потребовала Кащееву смерть в яйце.
— Ну, у вас наверняка есть какое-нибудь одеяло.
— Я, по-твоему, чем на работе занимаюсь, чтобы держать под рукой «какое-нибудь одеяло»?!
— Выручаете бестолковых нас в сложных ситуациях, — улыбнулась Сага.
Улыбалась она теперь редко, гораздо чаще саркастично кривила губы или ухмылялась краешком рта. А зря, улыбка у неё была обезоруживающая и превращала её глаза — чёрный ром со льдом — в горячий тёмный шоколад. А шоколад Раисмихална любила. Хотя и против рома ничего не имела. Грозно пожевав губами, но так и не подобрав подходящего эпитета для этой чернобурой лисицы, она со вздохом поднялась со стула, отложила сканворд и пошаркала в сторону «завхозной». Спустя десять минут принесла старенькое плюшевое покрывало, хлопнула его на письменный стол перед Сагой и, окинув её победоносным взглядом, удалилась к своему сканворду.
Покрывало пахло, как старый игрушечный медведь, полвека провалявшийся в кладовке.
