Когда тех и этих зомби стало примерно поровну, Амака достала своё свидетельство с печатью. Она начала показывать это свидетельство всем подряд, и зомби радовались написанному. Девушки тоже смотрели на свидетельство, но улыбка почему-то не появлялась на их лицах. Вместо радости они показали Амаке такие же черепки с печатями, а зомби хлопали в ладоши.
Амака меж тем спружинила колени, оттопырила зад и надула щёки. Все знают, как опасны девушки с пружинными коленями и дутыми щеками. Да, Амака сейчас была очень-очень опасной.
– А ну пошли вон! Укус пираньи вам, а не мужа! – так выдохнула Амака и принялась танцевать танец войны.
Я втянул голову в плечи, а руки поглубже в дупло. Амака танцевала, а я торопливо искал её порчу на дне глубокого баобаба.
Когда обе мои руки и даже рука Ифа были по локоть в темноте, я услышал тихий всплеск. Потом я проник глубже, оказался в высокой сырой пещере и не видел там ничего. Впереди что-то шевельнулось и забулькало. Я протянул все три руки, потрогал это что-то и понял, что вокруг упругие стены. Эти стены сдвигались и раздвигались, а сверху свисали длинные водоросли. Когда этих водорослей стало больше, я догадался, что они тянутся ко мне. И вот, водоросли обвили мои руки, я запутался в них и не знал, зачем они извиваются всё сильней.
Тогда я начал свистеть. Я свистел как рыба, которой страшно. Мне и правда было страшно, ведь этих водорослей становилось всё больше и стягивались они всё туже – как те зомби вокруг баобаба.
– Это не водоросли тугие, а твои мозги, – произнёс кто-то знакомым скрипучим голосом.
Я хотел вежливо поздороваться, но не смог шевельнуть ни одним пальцем. Тогда я продолжил свистеть, будто рыба, заблудившаяся в беззвёздной пещере. Ещё я начал шлёпать хвостом и не сразу вспомнил, что хвоста у меня нет.
Стены задрожали сильней, а снаружи послышались крики и звуки какой-то возни.
– Вижу, ты уже нашёл всех своих жён? Или это они нашли тебя? – поинтересовался Убулембу-адс. – Знаешь, как мне надоело царапать свадебные черепки? Сначала все хотят за тебя замуж, а после требуют, чтобы я исполнил желание. И я исполняю всё, что просят, – ведь так я устроен! А когда я исполняю желание, приходят зомби. Их много, и все они чёрного цвета, потому что мысли женщины – сплошные потёмки.
После этих слов Убулембу-адс грустно рыкнул и безысходно взмахнул хвостом.
– Эта Амака ищет порчу не для того, чтобы избавиться от неё. Нет! Она хочет испортить и тебя тоже! Тогда ты станешь для неё бесценным полноценным мужем – так она считает.
Я не мог возразить, потому что водоросли держали крепко. Тогда я стал слушать дальше. А дальше Убулембу-адс уже почти закончил.
– Я бываю везде, но я не знаю всего, – сказал он. – Я не знаю, потому что не могу быть за пределами этого «везде» – в том месте, где зарождаются зомби. Я не могу, а ты можешь – ведь это тебя они искали по всем моим сетям! Так вот, иди и скажи той, кто это затеяла, что зомби рвут паутину, и если так пойдёт дальше, то скоро я не смогу колдовать!
Так закончил свою речь мудрый Убулембу-адс, а я кивнул и издал утвердительный свист. Потом я подумал, что уже слышал похожее от Игумби-сата, но додумать не успел, потому что память моя почти закончилась – так сильно давили водоросли.
– Знаешь, рука Ифа не для того, чтобы тыкать пальцем туда-сюда. Используй по назначению! – проскрипело у меня в голове.
И вот бывшая рука зомби явилась перед глазами. Водоросли почему-то обходили её стороной. Рука задумчиво сжимала и разжимала пальцы, а потом вдруг отвесила мне подзатыльник! Вокруг сразу же посветлело, я заморгал глазами и не мог узнать пещеру. Водоросли перестали извиваться, и я увидел, что они разных цветов. Попадались даже полосатые. Они свисали отовсюду, и я откуда-то знал, что с ними нужно делать теперь.
И вот я начал рукой Ифа распутывать и переставлять эти водоросли в правильном порядке. Сначала бело-оранжевые, потом оранжевые и все остальные за ними. Когда я закончил переставлять, то услышал бубен. Его звуки раздавались всё громче, и тогда я понял, что распутанные водоросли стремительно тянут меня вверх, к свету. Кроме света там был кто-то ещё, и этот кто-то делал своими пальцами странные штуки. Штуки ярко вспыхивали и дёргали за цветные водоросли.
Я оглянулся назад и не увидел дупла, через которое попал в пещеру-баобаб. Мне стало грустно, потому что Амака не успела показать мне свой танец войны и много других танцев тоже. А ещё где-то там остался Игумби-сата в своей клетке и задняя дверь Идиди-бэкдор.
Из-за всех этих мыслей я уже почти собрался повернуть назад, но тут кто-то в моей голове сказал такие слова:
– Плыви, плыви, рыбка. Плыви сюда!
Так сказал чей-то голос, и это был не Убулембу-адс. На самом деле я догадался, кто это был, потому что вспомнил, о ком пел все свои песни. И тогда я поплыл вперёд, на свет.
Когда я приплыл, оказалось, что это подвал – почти такой же, как в моём доме. Я очень обрадовался и думал, что скоро увижу Игумби-сата. Но тут окно надо мной отворилось, и я увидел… её! Я сразу догадался, что это моя старшая жена. Про неё я пел песни и сонничал сны. Старшая жена смотрела на меня сквозь окно. Она смотрела и будто не видела. Тогда я растолкал все водоросли и хотел вылезти из подвала. Но я смог лишь просунуть голову и открыть рот. Так я впервые предстал перед своей старшей женой.
– Здравствуй, Ошун, вот я пришёл! – громко сказал я.
– Ты кто? – удивилась Ошун, а я не знал, какую песню выбрать теперь.
– Я – твой старший муж, – наконец ответил я, а Ошун зачем-то снова удивилась и спросила, откуда я прознал её ник.
– Я – старший муж, – повторил я, – мне положено знать о тебе всё.
Она удивлялась всё больше и больше, но потом, кажется, поняла, кто я. Она стала весёлой, протянула ко мне руки и начала ими делать танцующие движения. От этого ручного танца в голове родилась песня:
Когда пальцы любимой
Сорвут глиняную лепёшку с моих волос,
Я пойму, что умираю,
Но не разомкну объятий.
О, Ошун! Как ты прекрасна в своём танце!
О, Ошун! Шабанг, шаба-а-анг!
Пока я пел из подвала, моя старшая жена делала руками странные жесты и говорила неведомые слова.
– Прикольный алгоритм! А на первый взгляд – всего тридцать строчек… Та-а-ак, теперь пририсуем тебе модную причёску… – бормотала Ошун.
Наконец она закончила делать дела с моей головой, засмеялась и сказала вот что:
– Я, как бы, не художница… Так что теперь ты у нас панк!
Так заявила старшая жена, а я не знал, что такое панк, поэтому запел новую песню:
Сквозь окно мы вверх посмотрим,
А-а-ах-х – и это уже низ!
В мир Богов мы переходим,
Забывая, чей каприз
Нам позволил измениться –
В зеркалах переродиться,
Раствориться в сотне лиц.
Что-то в этой песне было не так. Я пел и не узнавал слов, потому что мысли теперь шевелились как-то по-новому и стояли торчком поверх головы. Тем временем Ошун схватила меня за руку, втащила в дом и закружила в танце. И тогда я понял, что нахожусь в мире Богов!
В этом мире всё было по-новому. Не скакали гну и другие звери, Игумби и прочие сата не крутились по своим клеткам, и уж, конечно, никакие зомби не здоровались направо и налево. Даже Убулембу-адс с паутиной остался позади, хотя я чувствовал, что он где-то близко. Я повертел головой в поисках его совета и вдруг увидел свой прежний мир! Через окно он казался совсем плоским и ненастоящим. Я пригляделся внимательней и понял, что это вовсе не окно в подвал, а что-то незнакомое, похожее не то на аквариум, не то на ящик с мусором. Мой мир помещался внутри этого незнакомого окна, и я мог видеть всё, что там происходит. А происходило там много разного. Зомби радостно плясали вокруг баобаба. Амака грозно потрясала всем, чем могла. Мейкна, Ези, Бахати и остальные красотки старались не отставать от Амаки в её потрясании. Это был самый страшный танец войны, от которого всё качалось и шаталось! Тут я сообразил, что если они продолжат раскачивать мир, то мне некуда будет возвращаться с моей старшей женой. И тогда я повернулся к ней, чтобы говорить речь.
Ошун сидела в кресле. На голове у любимой были странные штуки, похожие на маленькие бананы – ими она слушала мой мир. Ещё там были другие штуки, которыми Ошун дёргала за водоросли-нити – те самые, что притащили меня в мир Богов. Она опускала свой палец, рождала щелчок, и нити начинали трястись с новой силой. Эта тряска нитей чем-то была похожа на танец войны. Когда я понял, что нити танцуют тот же самый танец, который танцевала Амака вместе с остальными потрясными девушками, я хотел спросить у Ошун, с кем эти нити собрались воевать. Но она задала вопрос первой.
– Ты знаешь о пророчестве? – вот что спросила моя старшая жена, и я ответил, что знаю.
Тогда Ошун стала очень радостной и попросила немедленно рассказать всё, что я помнил. Она даже перестала дёргать за нити.
