— Помолчи, — бросил он. — Кто-то использует основной канал связи.
Пока она рассматривала белый молчаливый мир, в котором двигался только лед, его губы зашевелились, как будто он разговаривал с невидимым собеседником. Медленная улыбка протянулась через его лицо. Он сказал что-то еще, потом его пальцы прыгнули на зажигалку. Он медленно повернул прибор и его глаза вспыхнули.
— Прости. Есть кое-что, чем мне придется заняться попозже. — Он кивнул. — Что ты сказала?
— Об остальных — тех, кто застрял в сети Грааля.
— А, да. На самом деле я как раз собирался повидать Мартину и остальных. На этот раз я сам отправлюсь к ним. Ты права — я должен заключить с ними что-то вроде сделки. — Он на мгновение закрыл глаза. Когда он опять открыл их, в них пылал странный восторг, как уголь в огне. — Пошли — нам столько еще надо увидеть.
Она не успела даже открыть рот, как полярные льды растаяли и они оба оказались над огромной, ничем не нарушаемой поверхностью океана. Солнце спускалось к горизонту, его медные лучи играли на верхушках волн, но на многие мили вокруг не было видно ничего, даже морских птиц.
— Что это…? — начала было она, но он махнул рукой, призывая ее к молчанию.
Долгие минуты они висели над бесконечной зеленью, потом Дульси увидела, как прямо перед ними волны начали изменяться, регулярная сеть барашков сбилась, превратилась в что-то хаотическое. Она смотрела, раскрыв рот, и вода перед ними забурлила, волны стали в дюжины, быть может в сотни метров высотой, в воздух взлетели огромные клочья пены. Потом, как конус ракеты, выпущенной из гигантской подлодки, поверхность бушующего моря пронзила первая башня.
Прошло около часа. Большую часть времени Дульси не видела ничего, кроме грандиозного зрелища, развертывавшего перед ней. Из воды со страшным грохот поднимался город, как если бы сама земля в муках рождала его — сначала шпили самых высоких башен, оплетенных веревками водорослей, потом на солнце явились стены цитадели, на которых мокрыми кляксами сверкало оружие. Наконец цитадель появилась полностью, вода лилась с ее стен и крыш, низвергаясь в океан, на многие мили вокруг все покрылось белой пеной, и тут появилась гора и цеплявшийся за нее город, его затопленные улицы сверкали, возвращаясь под солнце.
Когда все закончилось и огромная пустая Атлантида вернулась из бездны, рука Дреда дружески обняла ее за дрожащие плечи и он наклонился к ее уху.
— Сделай правильную ставку, моя дорогая, — прошептал он, — и ты получишь все, что только захочешь. — Он протянул руки вниз и погладил ее ягодицы. — Для тебя я могу даже осушить океан. А сейчас, извини, у меня есть несколько пустых концов, которые я должен завязать. Держись подальше от неприятностей, и постарайся, чтобы мой чердак не сгорел в огне или с ним не стряслось чего-нибудь другого, хорошо? Будь.
Мгновением позже она опять лежала на диване в переделанном складе в Редферне, мышцы болели, кровь бешено стучала в ушах. У другой стены лежало неподвижное тело Дреда, похожее на труп, выставленный на всеобщее обозрение.
И только тогда, когда она приняла душ и выпила второй стакан вина, она сообразила, что это было первое свидание, быть может самое странное в истории.
— ЭЙ, дорогуша, — сказал Катур Рэмси маленькой девочке, — иди сюда и погляди на жирафов.
Она в сомнением поглядела на него, потом на отца, стоявшего около дальней стены комнаты. Соренсен кивнул, она подошла и свернулась клубочком на диване рядом с Рэмси. Он поднял путеводитель и коснулся картинки с курортом Тасмании; в то же мгновение картинка ожила. Рэмси приглушил звук. — Видишь, какие они высокие? — спросил он. — Они едят листья с самых верхушек деревьев.
Кристабель нахмурилась, ее большие серьезные глаза занавесились ресницами. Он видел, что она нервничает, но изо всех сил старается не показать этого. Катур Рэмси обнаружил, что впечатлен самообладанием совсем маленькой девочки. — Разве у них не болит шея, которую они так тянут?
— О, нет. Не больше чем у тебя, когда ты встаешь на цыпочки, чтобы достать что-нибудь с верхней полки. Они родились со способностью это делать.
Она прикусила себя губу, когда книга показала картину молодой счастливой семьи, обедающей на веранде дома, нависавшего над водопадом; антилопы импала и зебры изящно прыгали по омытому солнечным светом вельдту.
Сам Рэмси совсем не чувствовал себя счастливым. Он взглянул на свой блокнот, и ему очень захотелось кое-кому позвонить, но более низкий из этих двух людей в черном, которого звали Пилгер — да, пониже, но все равно выше шести футов и с мышцами профессионального борца — смотрел на него, его широкое лицо казалось обманчиво равнодушным. Рэмси злился на себя за то, что не захватил с собой разъем.
Отец Кристабель, майор Соренсен, пошел к пульту управления маленькой кухней и перебирал пальцами его кнопки. Большой человек по имени Дойл, еще один телохранитель генерала, или кто их там знает, оторвался от футбола из Европы, который он смотрел на большом настенном экране, и спросил: — Что вы там делаете?
— Хочу сделать дочке стакан какао, — хмуро сказал Соренсен, но Рэмси показалось, что язык его тела говорит о другом. Он даже не представлял себя, что майор может сделать, но надеялся, что человек в черном не обратит на это внимание. С другой стороны он надеялся, что это не будет что-то героическое — Дойл и Пилгер были вооружены до зубов, и даже друг Соренсена, капитан Паркинс, застывший в кресле и хмуро глядевший в пол, был вооружен. В конце концов именно Паркинс арестовал их, и теперь они торчали здесь, ожидая генерала Якобиана.
То есть три рослых человека против него и Соренсена, невооруженных, и еще маленькая девочка, у которой даже нет привычного двухколесного велосипеда.
— Папочка, — внезапно сказала Кристабель, которая больше не могла делать вид, что интересуется львицей, в пятый раз сидевшей в засаде и охотившейся на диких зверей вельдта, — когда мы поедем домой? Я хочу к маме.
— Скоро, дорогая.
Соренсен стоял спиной к ним, ожидая, когда вода вскипит, и по спине Рэмси пробежал холодок. Дойл и Пилгер могли выглядеть так, как будто выполняли свой профессиональный долг, но Рэмси уже встречал людей такого сорта: в молодости на военных базах, а став постарше — в полицейских барах. Даже не говоря об их мускулах, наверняка они прошли и метаболическую стимуляцию. У того, которого звали Дойл, было несколько желтых пятнышек на белках глаз, а это могло означать множество отталкивающих вещей. Например то, что он прошел через одну из военных биопрограмм, и даже если Соренсен обольет его кипящей водой, телохранитель сумеет сломать несколько шей, несмотря на боль и ожоги третье степени.
Эй, майор, мысленно взмолился Рэмси, не делай глупостей.
Он уже начал спрашивать себя, правильно ли он сделал, вмешавшись во все это. Якубиан точно знал что-то, что пугало Соренсена до смерти — вся кровь майора прилила к ногам, когда генерал заговорил о солнечных очках — и они точно не выйдут отсюда без разрешения генерала. Рэмси злился, что у него не было времени поговорить с Соренсеном и тем более увидеться с этим странным Селларсом, когда их арестовали; как если бы он, не подготовившись, оказался на суде по делу об убийстве.
Его невеселые мысли прервала Кристабель, которая протиснулась мимо него к отцу. Соренсен повернулся и отставил ее в сторону. — Кристабель, он еще горячий, — резко сказал он. — Я принесу тебе его, когда он будет готов.
Ее лицо скривилось и глаза наполнились слезами. Рэмси безнадежно посмотрел на капитана Паркинса, который глядел на синий ковер с таким видом, как будто тот оскорбил его. Рэмси вздохнул, встал, взял девочку за руку и привел обратно на диван. — А теперь, дорогуша, расскажи мне о твоей школе. Как зовут вашу учительницу?
В дальней комнате что-то громыхнуло. На мгновение Рэмси показалось, что он слышит гневный голос генерала. Телохранители обменялись взглядами, потом опять вернулись к футболу. Рэмси очень хотел бы знать, с кем совещался генерал, и почему это важнее, чем допрос Соренсена. Генерал приложил множество усилий, чтобы выйти на след отца девочки, и казалось очень странным, что он отложил расследование на полчаса или даже больше. Рэмси посмотрел на настенный экран. Почти час. Что же это означает?
Что-то ударилось о соединявшую обе комнаты дверь, как будто кто-то пытался выйти из нее. Рэмси успел только удивиться, почему в таком дорогом номере настолько тонкие двери, что вздрагивают от удара кулаком по столу во время телеконференции, а Дойл уже прыгнул на ноги. Он в два шага пересек номер, именно так быстро, как Рэмси и боялся, встал перед дверью в спальню генерала и прислушался. Потом дважды громко постучал.
— Генерал? С вами все в порядке? — Он бросил быстрый взгляд на Пилгера, который уже стоял на ногах, и постучал опять. — Генерал Якубиан? Не нужна ли вам помощь, сэр? — Он облокотился о дверь, стараясь услышать ответ. Ничего. Через секунду он опять ударил ладонью по двери. — Генерал! Откройте, сэр!